Заклятие Лусии де Реаль (сборник)

– Папа, – приблизившись к Анри вплотную и заглядывая ему в глаза, говорит Дэви, – а давай пройдёмся вместе. Пусть все увидят, что у меня есть ты.

Мальчик хватает Анри за палец своей крошечной грязной лапкой, осторожно сжимает его и тянет к себе.

– А-а… Ну, конечно… Давай пройдёмся… Пусть видят.

Анри встаёт, и они чинно, как бы прогуливаясь, идут вдоль ограждения детской площадки. У Дэви гордо поднята голова, и всем своим видом он будто предупреждает: «Посмотрите, кто у меня есть! Попробуйте теперь только тронуть!»

Поравнявшись с гурьбой удивлённо притихших ребятишек, Анри останавливается, прокашливается и, стараясь придать голосу суровый тон, говорит:

– Вы тут, ребятки, того… Чтобы больше не обижали моего… сынишку Дэви. Не то… Словом, смотрите у меня… Поняли?

Когда они отходят от детей, Дэви забегает наперёд и, благодарно заглядывая в глаза Анри, говорит:

– Папа, ты приходи ещё когда-нибудь сюда. Не приноси ничего, мне ничего не надо. Просто так приходи. Чтобы все видели, что навещаешь меня. Хорошо?

– Хорошо, Дэви, – Анри притягивает к себе мальчонку и неумело приглаживает его вихры. – Конечно, я буду приходить к тебе. А то как же? Даю слово… Ну, а теперь я пойду, наверное? До скорого, сынок, что ли?

Дэви неохотно отпускает палец Анри.

– До скорого, папа! Так смотри же, приходи!

Анри пятится, спотыкаясь, назад, машет рукой, затем поворачивается и решительно идёт. Но идёт не в сторону железной дороги, а назад, откуда пришёл. Мысль о самоубийстве, совсем недавно так крепко сидевшая в его голове, успела уже напрочь из неё вылететь. Теперь помыслы Анри заняты другим.

– Приходить буду, – бормочет он, широко вышагивая по тротуару. – Обязательно буду. И приносить что-нибудь буду. Это само собой. А кто же принесёт сироте? И не только буду приходить, но со временем и вовсе к себе заберу. Непременно заберу! Усыновлю – и дело с концом. Дай только срок. С выпивкой завязываю с сегодняшнего дня. Это решено и гербовой печатью заверено. Хватит! А там и работу найду. Вот всё и наладится. А как иначе? Раз надо, значит, надо. Если не я, то кто поможет мальчонке? Вишь какой шустрый воробышек! Это надо же додуматься – «будь моим папой!» Как же такому не помочь? Так что, друг Анри, придётся тебе ещё пожить малость…

Анри то хмурится, то улыбается своим мыслям, не обращая внимания на встречных прохожих. Впервые за многие месяцы он замечает, что небо над головой на редкость голубое, солнце ослепительно-яркое, птицы в кустах трещат весело и задорно. Да и мир кажется не таким уж и плохим.

…И умерли в один день Документальный рассказ

Такого наплыва публики, какой наблюдался в один из слякотных октябрьских дней 1717 года, парижский Дворец правосудия не видел давно. К парадному входу дворца то и дело подкатывали роскошные кареты. Из них выходили расфранченные господа в париках и богато разодетые дамы. Все они спешили в зал заседаний дворца. Несмотря на довольно внушительные размеры этого зала, в нём уже не было где яблоку упасть. Многие уважаемые господа и даже дамы вынуждены были стоять вдоль стен и в проходах, чего при иных обстоятельствах они никогда себе не позволили бы.

Столько же приблизительно народа, несмотря на моросящий с утра мелкий дождик, толпилось перед входом в Дворец правосудия. Правда, публика здесь была попроще: служанки, консьержки, швеи, зеленщицы, разносчики, мелкие лавочники, угольщики, бродяги и прочий, не пользующийся особыми привилегиями народ, которому в тот день во Дворец правосудия не было никакой возможности попасть. Толпа с каждым часом возрастала.

Проходивший мимо немолодой мужчина, по всей видимости, торговый клерк из провинции, остановился подле стоявшего несколько в сторонке от толпы такого же немолодого мужчины, судя по начисто выбритому лицу, актёра.

– Послушай, приятель, что здесь происходит? – поинтересовался прохожий. – Почему столько народа?

– Да ты что, с луны свалился? – удивлённо посмотрел на прохожего актёр. – Весь Париж об этом толкует, и только ты ничего не знаешь?

– Я не парижанин. Я только вчера вечером приехал в Париж.

– Издалека?

– Из Амьена.

– Ах, из Амьена… Знаю, бывал. Ну, раз приезжий, да ещё из Амьена, придётся рассказать. Так вот, слушай. Здесь происходит странный, если не сказать фантастический, судебный процесс. Некий богатый и почтенный парижанин – его фамилия де Буассо – требует, чтобы ему через суд вернули жену…

– …которая сбежала с молодым любовником? – заулыбался приезжий и снисходительно похлопал актёра по плечу. – Таких, брат, историй я наслушался у себя в Амьене предостаточно.

– Деревенщина, помолчи и не перебивай! – с наигранной свирепостью сверкнул глазами актёр. – …вернули жену, которая – можешь себе представить? – умерла шесть лет тому назад и была похоронена на кладбище аббатства Сен-Жермен-де-Пре.

– Я тебя серьёзно спрашиваю, а ты меня вроде как за дурачка принимаешь, – насупился амьенец.

– Но и это не всё, – пропустив мимо ушей замечание приезжего, продолжал актёр. – Эта самая жена господина де Буассо – её девичье имя как будто Клеменс де ла Файль, – которая умерла шесть лет тому назад и была похоронена на упомянутом кладбище аббатства Сен-Жермен-де-Пре, вызвана в суд и сейчас находится в зале заседаний Дворца правосудия.

– А это уже вообще чушь несусветная! Мёртвая женщина… вызвана в суд… Бред какой-то… – пожал плечами амьенец и внимательно посмотрел на актёра, пытаясь, вероятно, определить, шутит тот или у него не всё в порядке с головой.

– Вот именно: умершая женщина вызвана в суд. И сейчас она, должно быть, даёт показания. Да ты сам подумай, голова твоя садовая, если бы судили обычную, живую женщину, кто бы сюда пришёл? А так видишь, сколько народу? Да ещё в зале заседаний столько же. А теперь признайся, приятель, заинтриговал я тебя? Раз заинтриговал, тогда слушай дальше…

Будем надеяться, что читатель тоже заинтригован, и поэтому нам ничего не остаётся, как рассказать эту удивительную историю о настоящей любви и верности с начала и по порядку.

* * *

Детство и юные годы Клеменс прошли беззаботно и счастливо. Единственный ребёнок в почтенном семействе де ла Файлей, красивая, живая, не по годам сообразительная и отзывчивая девочка была предметом обожания родителей. Мало что изменилось в жизни Клеменс и после того, как в 1707 неожиданно умерла её мать, Сабина де ла Файль, и её отцу Морису де ла Файлю, человеку довольно известному и весьма занятому – он был председателем Высшей судебной палаты Франции, – пришлось отвезти шестнадцатилетнюю дочку в Тулузу к родителям жены. Дедушка и бабушка души не чаяли в единственной внучке и делали всё, чтобы она не знала грусти и забот, чтобы жилось ей весело и счастливо. Для этого они даже время от времени устраивали в своём доме вечеринки и небольшие балы, на которые приглашалась тулузская молодёжь.