Заколдованный замок
Шрифт:
Улыбнувшись, она кивнула детям и умчалась наверх.
— Скачет, прямо как молодая, — неодобрительно заметила Кэтлин.
— Она и так молодая, — возразила Мейбл. — Множество дам только в этом возрасте и выходят замуж. Да что там, я видела дюжину свадеб, где невеста была гораздо старее. А вы и не говорили мне, какая она красивая.
— Разве она красивая? — удивилась Кэтлин.
— Ну, конечно! И, кроме того, самая настоящая прелесть, потому что хочет купить кекс специально в мою честь, да еще называет меня сотрапезницей.
— Действительно, — отозвался Джеральд. — Ведь она получает совсем маленькое жалование, только-только прожить, а вот теперь тратится на нас.
— Захочет ли она играть с нами? — усомнилась Кэтлин. — Тетя Эмили говорит, что взрослые совсем не любят играть и делают это, только чтобы доставить нам удовольствие.
— Знали бы они, как часто мы играем с ними только для того, чтобы доставить удовольствие им, — вздохнул Джеральд.
— Мы все равно должны устроить представление с этим платьем принцессы — иначе выйдет, что мы наврали, — заметила Кэтлин. — Давайте вовлечем и ее в это.
— Лучше сделать это поближе к полднику, — намекнул Джимми. — Тогда поневоле придется устроить перерыв, и эта ваша дурацкая игра долго не затянется.
— Надеюсь, из вещей ничего не пропало? — осведомилась Мейбл.
— Все в порядке. Я ведь тебе говорила, куда спрятала платье. Пошли, Джимми — надо накрыть на стол. Я уговорю Лиз выставить нарядные блюдца.
С тем они и ушли.
— Хорошо еще, — внезапно спохватился Джеральд, — что разбойники не набрели на бриллианты в сокровищнице.
— Они ничего не знали о них, — шепнула Мейбл. — Я думаю, о них знаем только я и вы, но вы обещали молчать. (Если вы помните, ребята еще в самом начале этой книги поклялись соблюдать тайну). — Я точно знаю, что тетя и понятия не имеет о них. Я случайно наткнулась на потайную пружину. Лорд Ядлинг хорошо оберегал свои тайны.
— Будь у меня такая тайна, я бы тоже оберегал ее.
— Если бы грабители забрались туда, все дело выплыло бы наружу на суде, — продолжала Мейбл. — На суде тебя заставляют рассказывать все, да еще и приврать вдобавок.
— Никакого суда не будет, — пробормотал Джеральд, в задумчивости пиная ножку рояля.
— Почему?
— Как сказано в газете, — неторопливо процитировал Джеральд, — злодеи успели получить предупреждение от своего сообщника, и вся предусмотрительность полиции, намеревавшейся схватить их, как только они вернутся за своей воровской добычей, оказалась тщетной. Полиция идет по следу.
— Какая жалость! — воскликнула Мейбл.
— Нет у них никакого следа, — успокоил ее Джеральд, по-прежнему наказывая за что-то ножку рояля.
— Я не о следе! Я говорила об их сообщнике.
— Очень жаль, если тебе это не нравится — потому что на самом деле «сообщником» был я, — Джеральд наконец оставил в покое ножку рояля и выпрямился, глядя вперед, в пустоту, словно юнга на палубе горящего корабля.
— Я ничего не мог с собой поделать, — сказал он. — Можешь считать меня преступником, но я просто не мог. Не знаю, как сыщики справляются с этим, но я как-то был в тюрьме (папа водил меня), и знаешь… В общем, после того, как я навел Джонсона на след, я вспомнил эту тюрьму и… и просто не смог довести все до конца. Я знаю, что я негодяй и недостоин быть британским подданным!
— По-моему, так и надо было сделать, — утешила его Мейбл. — Расскажи, как ты предупредил их?
— Я подсунул бумажку под дверь дома, где живет один из этих людей, и велел им сидеть тихо.
— А что ты написал в записке? Расскажи слово в слово! — неотступно требовала Мейбл.
— Я написал так: «Полиции известно все, за исключением ваших имен. Вернитесь на путь добродетели, и вы в безопасности. Но еще одно ограбление, и я все
расскажу полиции, уж можете положиться на мое слово. Друг». Я сам знаю, что поступил неправильно, но я действительно не мог иначе. Не надо говорить об этом Джимми и Кэт. Они не поймут, зачем я это сделал. Я и сам этого не понимаю.— Зато я очень хорошо понимаю, — торжественно объявила Мейбл. — Просто у тебя благородное и великодушное сердце!
— Чушь, дитя мое! — взвыл Джеральд, забыв о страдальческой позе юнги на горящей палубе и наконец-то приходя в себя. — Марш отсюда! Да, и вымой хорошенько руки, а то они у тебя все в чернилах!
— Это у тебя руки в чернилах, а у меня вовсе нет, — огрызнулась Мейбл. — Это краска — я помогала утром тете покрасить блузку. В «Домашнем хозяйстве» рассказано, как это надо делать, но только тетя тоже вся стала черная, а блузка все равно пошла пятнами. Жалко, что кольцо не может превратить только часть меня в невидимку — например, руки, если они грязные.
— Может быть, в следующий раз оно даже всю тебя не сумеет сделать невидимой, — зловеще предупредил Джеральд.
— Почему?! — обеспокоилась Мейбл. — Что за фокусы ты проделывал с моим кольцом?
— Никаких фокусов, но посчитай сама: ты оставалась невидимкой двадцать один час; я — четырнадцать, а Лиз — только семь. Значит, каждый раз на семь часов меньше. А теперь…
— Как ты хорошо считаешь! — в ужасе перебила его Мейбл.
— Сама видишь, каждый раз оно действует на семь часов меньше, а семь минус семь будет ноль, значит, на этот раз все будет по-другому, а в следующий раз — право, не знаю, как оно может действовать минус семь часов, разве что сделает тебя более видимой — толще, например.
— Перестань! — возопила Мейбл. — У меня уже голова идет кругом.
— И еще одна штука с этим кольцом, — продолжал Джеральд. — Когда ты надеваешь его, твои родные перестают тебя любить. Вспомни, как вела себя твоя тетка, и Кэтлин ничуть не встревожилась, когда я ушел ночью искать воров. С этим кольцом еще надо будет как следует разобраться. Ага! Вот и мадемуазель с кексами. Вперед, отважные разбойники — мойте руки, если вам дорога жизнь!
К обеду они получили не только кекс, но и сливы, виноград, тартинки с джемом, содовую воду с сиропом, шоколад в нарядной коробочке и «настоящие густые сливки» в особом горшочке. Еще мадемуазель купила большой букет роз, очень украсивший стол. Для «училки» мадемуазель развеселилась невероятно — она щедро выкладывала на стол кексы с тартинками и плела детям венки. Сама она ела мало, но выпила за здоровье гостьи тот прекрасный розовый напиток, который получается, когда содовую воду смешивают с малиновым сиропом. Она даже Джимми уговорила надеть венок — под тем предлогом, что греческие боги и богини всегда увенчивали свои головы цветами, когда садились за праздничный стол.
Ни одна «француженка» от начала времен не устраивала своим подопечным подобного пира. Они шутили, рассказывали друг другу чудесные истории и много смеялись. Джимми показывал фокусы с вилками, пробками, спичками и яблоками — старые, добрые, заслуженно любимые трюки. Мадемуазель рассказала им пару историй из своей школьной жизни, когда она была еще тихой маленькой девочкой с парой тугих «тресе» — а поскольку они не поняли, что такое «тресе», она взяла карандаш и бумагу и нарисовала им прелестную девчушку с двумя короткими и толстыми косичками, которые торчали у нее прямо из головы, словно две спицы, воткнутые в клубок темной шерсти. Она нарисовала им еще множество картинок — она вообще могла нарисовать все, что бы они ни попросили, — но Мейбл вовремя потянула Джеральда за рукав и шепнула ему: «Спектакль!»