Закон есть закон

Но мы с Кроликом были уверены, что уж нас-то никто не тронет. Мы были силовиками, умевшими обращаться с синевой, я мог попросту поднять волну и обрушить ее на любого врага (так я воображал во всяком случае), а уж Лоцман мог идеально направить мою волну к цели. Не говоря уже о кружевах, которые я умел создавать из пены. Комья этой дряни постоянно забивали наше оборудование, и его приходилось чистить раз в два или три дня. Я не выбрасывал белые сгустки, а, связав в моток, оставлял их валяться по углам и на полках. Наверное, я был не так наивен, раз держал смертоносное оружие под рукой. И еще – кристалл я спрятал на баркасе: на любой посудине полно мест, где можно укрыть совсем небольшой футлярчик.

Но нас скрутили не на баркасе, а на берегу. И кружев у меня под рукой как назло не оказалось. И тот, кто на нас с Кроликом напал, знал, как пленить силовиков, – нас сковали стальной цепью, надели поверх золотых титановые браслеты и избили до полусмерти. А потом привели к Бульдогу.

Эту встречу я не забуду до конца жизни.

Бульдог был среднего роста человечек с очень крупной головой. Высокие скулы, приплюснутый нос, выпуклые глаза, высокий лысеющий лоб. Не урод. Просто некрасив. Он был весь затянут в кожу, она поскрипывала при каждом его движении.

– Зачем вы их привели? – спросил он, не удостоив нас даже взгляда. – Я же сказал: отвести на баркас и заставить работать.

– А если не будут? – спросил квадратный парень с обмороженным шелушащимся лицом.

– Не будут? Кто не будет? – Он ткнул пальцем в меня. – Этот? Или этот? – Палец указал на Кролика.

– Любой…

– Тогда убей этого! – Палец по-прежнему указывал на Кролика. – Урод будет работать за двоих.

Приказ и жуткий, и дурацкий: за двоих прессовать синеву невозможно. Но тут дело было не в логике, а в страхе, ужасе даже, который внушил двум мальчишкам этот человек. Этот ужас пробил нас до самых костей – не хуже морозов Ледяного континента.

– Твоя задача – заставить людей работать и выполнять положенное, а как – меня не волнует, – продолжал отчитывать подчиненного Бульдог. – Совершенно не волнует, запомни, Снеговик.

Тот спешно кивнул. Я видел, как судорожно дернулся на его шее кадык: парень и сам боялся Бульдога до усеру.

В тот же вечер мы вновь очутились на нашем баркасе, скованные цепью и в холодной каюте. Насос уже работал, и рыжий здоровяк в пушистой и толстой парке приказал:

– Работать!

– А пошел ты в синь… – Я сплюнул. И тут же лезвие ножа, острое как бритва, вспороло мою щеку.

Я не заметил стоявшего у меня за спиной невысокого и юркого человечка.

– Работай! – повторил рыжий. – Или в следующий раз лишишься яиц.

Голос был равнодушно-спокойный. Я вспомнил о приказе Бульдога и испугался. Они же могли убить Кролика – всего лишь за мой нелепый возглас, и я бы остался один здесь, на баркасе. Кажется, я ни разу потом так никогда не пугался, как в тот миг. Меня аж заколотило от ужаса. Кажется, Кролик перетрусил не меньше моего.

Так мы превратились в рабов и продолжили прессовать синеву.

Цепь оставляла нам с Лоцманом ровно столько свободы действий, чтобы мы могли создавать концентрат. Чтобы позволить мне очистить агрегаты, когда их забивало пеной, с меня снимали оковы. Я всегда чистил агрегат в присутствии надсмотрщика – того шустрого человека с ножом. Он отлично обращался с острыми предметами, в чем я убедился на своей шкуре, но ум его явно не отличался остротой. Иначе бы он заметил, что белые черви, которых я извлекаю из прессовального агрегата и якобы кидаю в гальюн, наш баркас не покидают, а так и остаются здесь, прирастая прозрачными сосочками к обшивке.

Постепенно страх, внушенный Бульдогом, истаивал и притуплялся. И по мере его ослабления мою голову все чаще посещали мысли о побеге.

– Мы убежим, – сказал я как-то ночью Кролику, когда мы лежали в нашей тесной и грязной каюте, прямо в одежде, по-прежнему скованные. – Не боишься рискнуть?

– Не боюсь, – ответил Кролик.

– Но тебя обещали убить.

– Во-первых, я не уверен, что они запомнили, кого именно грозились прикончить. А во-вторых… тому, кто останется в живых, придется куда как хуже.

– Мы просто должны сделать так, чтобы все получилось, – ответил я.

Не знаю, были ли мы так уж ловки или наш надсмотрщик оказался глуп… Во всяком случае, он не заметил, как белый червяк – пусть и не с первой попытки – обвил нашу цепь. И там, где белая нить оплела стальные звенья, металл стал темнеть и на ощупь как будто становился рыхлым – концентрированная синева медленно разъедает любую сталь, поэтому ее и хранят в титановых баллонах. Вообще говоря, титановая цепь приковала бы нас навечно, но то ли наш хозяин не знал об этом, то ли пожадился, решив, что самые обычные оковы удержат двоих голодных, перепуганных и до смерти уставших мальчишек. Спустя неделю цепь благополучно лопнула. В тот же день вечером я бросил в лицо нашему надсмотрщику комок белых червей, и они изгрызли его минут за пять, превратив плоть в алый ноздреватый «сыр». Жаль, что нашего хозяина не было на баркасе, так что кружева-черви расправились только с охраной – парнем с ножом и тремя сонными и поддатыми, а потому неуклюжими бандитами. А потом мы завели движок – благо концентрата было на баркасе вдоволь – и ушли в Океан. Мы дотянули до ближайшего острова – герцогства Бальтиони. Здесь продали по дешевке баркас и обзавелись поддельными дешевыми браслетами личности.

Мы были в счастье.

Об одном я тогда жалел – что так и не удалось посчитаться с человеком, который сделал нас рабами и которого все называли Бульдогом. Я все эти годы мечтал прикончить гада. Сколько людей батрачили на него, как бессловесный скот. Скольких он убил! Но даже не это, нет… я не мог простить ему свой страх, свое парализованное подчинение. Свое бессилие. Оно тянулось за мной годы и годы. Оно было увечьем пострашнее сожженного лица.

Глава 7

Я очнулся на полу камеры. Было темно, башка болела. Я с трудом поднялся и сел, пол навалился и опрокинулся… Я тут же растянулся снова…

– Мэй, сука… – Кажется, я прошептал это, еще не успев ни о чем подумать.

Я не сразу вспомнил, что произошло, а когда вспомнил, готов был грызть камень и железную койку в камере. Не говоря уже о решетке! Ну что ж, Мэй сдержала свою клятву. Она обещала посадить меня на минус седьмой уровень, и она таки меня посадила.

Вот же синь! Значит, она с самого начала работала на Архитектора. И эта перестрелка на моей заправке – всего лишь дешевый спектакль. Возможно даже, тот парень, которого я сжег, был нанят тем же Архитектором или стражами. Никто не предполагал, что я вмешаюсь так резво. Я мнился им пешкой в руках, я должен был создать команду и выбыть из игры. Меня не сочли достойным. Меня и Макса – теперь я был уверен, что исчезновение Макса – дело рук Мэй и ее сообщников. Лейтенант с самого начала была против Макса. Значит, она держала на примете другого Разрушителя.

Ловко… Я собирал команду, а тем временем Архитектор сидел в тюрьме, и все считали его погибшим. Якобы погибшего никто не принимал в расчет…

Синь! Вечная синь! Да чтоб им туда провалиться и не всплыть! Как же я в тот миг их ненавидел. Кажется, даже больше, чем Бульдога. Но еще больше я ненавидел себя – за свою глупость и тупость. Как я не понял все сразу! Не разглядел! Не раскусил!

Ада… Она у них? Или с ними? Скорее всего, с ними – ведь ее привела Мэй.

А я… О боги синевы! Мой кристалл… Я оставил его у Охранника. То есть у Ады… Ха-ха… Я оскалился и даже попытался рассмеяться. Уже не мой кристалл…