Закон гор

— Не, ты не понял, — Лось напрягся лицом из-за необходимости говорить так много. — Отец что: не стал отмазывать своего сына и жену перед этим вашим… ну, перед судом?

— А, вон ты про что! — Руслан криво ухмыльнулся. — Ну, вам это трудно понять… «Отмазывать»!!! Хм… Я вас для этого сюда и привез, чтобы посмотрели, какие у нас строгие порядки и высокая чистота нравов. Именно поэтому наш народ непобедим! — Руслан патетически вздернул бровь и важно скрестил руки на груди. — Именно поэтому мы победили Россию в тяжелейшей кровопролитной войне… — И, как нечто само собой разумеющееся, добавил:

— Отец сам и настоял, чтобы это дело вершил шариатский суд. Его, кстати, родственники сначала уговаривали, чтобы все это по-тихому обстряпать, в семейном кругу. Но он предпочел вытерпеть всенародный позор, как видите, но сделать все по нашим древним законам. И поступил совершенно правильно… — Последняя фраза прозвучала не совсем уверенно: дрогнул голос у Руслана, прозвучала в его тоне какая-то досадливая нотка.

— Так что — расстреляют их? — настырно повторился Джо. — За такую фуйню?

— Ну я же сказал — не расстреляют! — раздраженно воскликнул Руслан. — За такие штуки не расстреливают — не положено. Смотрите, сами все увидите.

В это время на помост шаркающей походкой поднялся местный мулла — Хафизатдин. Я его в прошлом году имел счастье мельком наблюдать в лагере Абдуллы Бекаева в процессе какого-то торжественного богослужения по случаю ратных успехов тутошнего отряда: небольшого росточка благообразный старец с солидной седой бородой, в здоровенной чалме и каком-то невообразимом черном балахоне. За год он не изменился — только, пожалуй, чуть располнел от благополучного жития.

Завидев муллу, Руслан проворно выбрался из машины, буркнув водиле: «Пошли!» — а нам показал кулак и посоветовал:

— Пока молитва будет — сидите тут как мыши. Если что — пристрелю!

Водила тоже покинул салон, не забыв выдернуть торчавший меж сидушек автомат и забросить его за спину. Мы остались без присмотра.

— Ну вот, можно и на рывок, — деланно улыбнулся Мент и кивнул на приборную панель. — Ключики-то — вот они! Раз! И погнали…

— Ага, и впятером будем рулить, — оборвал я соратника, так некстати взявшегося каламбурить в преддверии чего-то мерзкого. — Сиди уж лучше и помалкивай — посмотрим, чего они тут…

Мулла что-то говорил осужденным, прикасаясь пальцами к их опущенным лицам и изредка всплескивая руками, как коршун крыльями. Затем он встал боком к стенке, воздел ладони к небу и начал нараспев читать молитву — толпа вторила ему нестройным хором. Приговоренные тоже молились, отрешенно глядя перед собой и невысоко вздымая руки, — наручники ограничивали движения.

Не успели еще отзвучать последние слова молитвы, как мулла проворно спустился с помоста и юркнул в толпу, растворившись в плотной массе тел. Кто-то грозно крикнул, будто команду подал. Толпа в едином порыве подалась вперед, затем схлынула. Я еще раньше заметил большую кучу разнокалиберных булыжников, наваленную неподалеку от помоста, но не обратил на нее особого внимания, только мельком отметил, что, наверное, самосвал разгрузился для каких-то хозяйственных нужд…

Сейчас, когда толпа отхлынула назад, куча заметно поубавилась. Зато у многих сельчан в руках оказались камни.

— Не понял, они что ж… — растерянно бормотнул Джо.

— Они то самое, — глухо процедил сквозь зубы Братский. — Смотри и запоминай, с кем дело имеешь…

Где-то неподалеку от помоста опять раздался грозный окрик-команда. Толпа на секунду притихла, затем вдруг заколыхалась, заплескалась, как вода в корыте, которое раскачивает малолетний шалопай. Шум голосов начал нарастать, явственно провоцируемый кем-то изнутри, из плотного скопления людей. Раздались несколько поощрительных криков, один за другим, как будто кто-то хотел задать определенный темп. Эти крики подхватили еще несколько мощных глоток, затем еще, еще… Вскоре вся толпа на площади, зараженная неведомым искусным провокатором, бесновалась в пароксизме невостребованной жажды справедливой кары за попрание устоев, за нарушение… да нет, уже было совершенно без разницы — за что, лишь бы найти выход сконцентрированной над колыхающимся морем голов энергии ненависти.

— А-а-а-а-а-аррррр!!! — дико заверещал кто-то тонким фальцетом, перекрывшим на секунду общий рев, — и как будто лавина прорвалась от этого нечеловеческого крика. На прикованных у стены обрушился смертоносный каменный град. Толпа орала что-то неразборчивое, заходясь в едином порыве ненависти и злобы, ритмично двигаясь: к куче — обратно, на пару шагов всего, — снова к куче… Тела приговоренных жутко дергались от ударов. Парень свалился быстро — кто-то метко угодил в голову, положив конец страданиям несчастного. Женщина держалась гораздо дольше — женщины вообще гораздо более живучи, нежели мужики, — она, повинуясь природному инстинкту, успела упасть ничком при первых же ударах и закрыла голову свободной рукой. Булыжники довольно долго терзали ее молодое сильное тело, никак не желавшее умирать: оно конвульсивно дергалось, пытаясь сжаться в комок, спрятаться (не верило, что забивают насмерть), оно хотело жить…

Толпа перестала откатываться назад — некая стихийная ударная группа приблизилась вплотную к помосту и несколькими точными бросками, в упор, добила молодую жену опозоренного воина.

— Уроды… Господи, какие же уроды… — трясущимися губами бормотал Джо, в глазах его стояли слезы. — Да их, бля, только атомной бомбой… — Остальные мои соратники мрачно отводили взгляды, хмуря брови и избегая смотреть в сторону помоста. Лишь фээсбэшник тяжелым взглядом сверлил кровавое месиво из тряпок и камней, будто хотел непременно что-то понять. Обнаружить какую-то логику, что ли…

Вскоре все кончилось. Гвардейцы Салаутдина начали вежливо разгонять сельчан по домам. «Основные» благопристойно ушествовали куда-то по главной улице. Откуда-то вынырнул шустрый мужичонка в белом халате — местный коновал. Вприпрыжку подсеменил к помосту, разгреб булыжники и принялся щупать пульс у трупов. Какой там, в задницу, пульс!

— Вот… наше правосудие, — возбужденно пробормотал Руслан, возвращаясь в машину. — У нас очень строго — ни шагу от закона. Ну и как вам?

Ему никто не ответил. Язык не поворачивался сказать что-либо нейтральное после ТАКОГО. Мрачно ухмыльнувшись, Руслан не стал настаивать — дал команду водило начать движение и отвернулся от нас, видимо, проникся теми ощущениями, которые мы испытывали в тот момент…

Как ни странно, Братский, казавшийся мне самым стойким из нашей компании, переживал случившееся гораздо тяжелее других. Он на сутки впал в глухую прострацию: ничего не ел, лежал на своем топчане и ни с кем не разговаривал. К вечеру следующего дня он слегка ожил и поделился со мной своими впечатлениями.

— Странный народ… Очень странный, — неожиданно изрек фээсбэшник, когда мы остались в доме одни, соратники организованно вышли покурить на воздух. — Сколько с ними общаюсь, никак не могу понять.

— Это ты насчет чего? — удивился я.

— Да все насчет того же, — Братский свесил ноги с топчана и потянулся. — Понимаешь, никак не укладывается в схему их поведение… Ну, стереотип составить никак нельзя — совершенно… Может, помнишь, было дело — когда какие-то придурки в Халашах миссию Красного Креста расстреляли?