Закон Шруделя (сборник)

Я взял ключ и, кивнув на прощание, пошел.

Несмотря на уязвленное самолюбие, через пару минут мне стало дико смешно. Вот уж воистину «сценарная банальщина» — взятый на пляж ключ от комнаты (хотя я никогда до этого не брал ключ на пляж), просьба положить его в сумку к Гале (хотя прекрасно мог бы оставить его с остальными вещами), внезапный уход без ключа, отсутствие дубликата и, наконец, возвращение на пляж именно в тот момент, когда они обнимаются самым трогательным образом.

Я даже написал Гале смс с просьбой разделить мой восторг по поводу забавной банальности ситуации. Она не ответила. Может, не посчитала ситуацию забавной. Или банальной. Фиг знает.

И все же один вопрос по-прежнему мучает меня — зачем она позвала меня на пляж? Из вежливости? Но ведь к тому времени мы уже не общались — я ни на чем не настаивал и ни на что не обижался. Неизменно улыбался, здороваясь с ней в баре. Может, я ей показался интересным собеседником (точнее, рассказчиком)? Наверное. Но на пляже требуются карты и анекдоты, а не размышления о смысле бытия или искусствоведческие дискуссии.

Самым вероятным мне представляется то, что она просто не знала, что «ее бригада» придет на пляж. А на момент выхода из дома просто решила пригласить меня, чтобы не было скучно вдвоем с подружкой (довольно молчаливой, кстати).

Но есть еще один вопрос, который меня мучает даже больше первого. Правда, направлен он совсем не к Гале.

Что все это значит? Или точнее, как все это понимать?

Это упрек мне за то, что я приехал сюда, полный решимости заниматься исключительно литературой и не заводить никаких романов, а вместо этого «сорвался»? Или наоборот, наказание за недостаток решимости в мимолетной интриге? А может, мне дали понять, что не надо быть слишком самоуверенным в самом начале романа, потому что начало еще не означает продолжения. Такой легкий щелчок по носу. А, возможно, мне намекнули, что не надо заводить отношений с официантками. Уж не знаю почему. Правда, этот вывод кажется мне наиболее глупым и легковесным. С таким же успехом можно было бы сказать, что мораль этой истории в том, что не надо забывать ключи на пляже. Как-то мелко. Стоило ли огород городить.

В общем, вопрос этот пока не имеет четкого ответа, и, если не забуду, обязательно спрошу. Потом, конечно.

* * *

Вечером я встретился с Антоном с Аленой — в три ночи они уезжали в Симферополь, чтобы успеть на утренний авиарейс в Москву. Вскоре, как водится, к нам присоединился саксофонист Андрей-Паша-Сережа. Он был трезвее и грустнее обычного. Видимо, еще не решил, что ему делать после отъезда любимой компании — то ли запить еще сильнее, то ли завязать. Выполняя некогда данное Алене обещание, он принес с собой саксофон. Ночной пляж огласился хриплыми звуками «Summertime». Андрей играл мелодию. Алена пела слова. Чуть тише, чем саксофон, но очень чисто. Я сидел поодаль и пил пиво, мысленно пытаясь подсчитать, на что я больше трачу денег — на само пиво или на платный туалет неподалеку, куда мне приходится бегать после пива. Пока побеждало пиво, но с очень незначительным отрывом. Туалет явно догонял.

Потом Алена требовала продолжения банкета, но время неумолимо подходило к трем ночи.

Мы расстались у их дома. Обнялись и расцеловались. И тут я понял, что впервые за все время в Коктебеле пьян. Я шел походкой астронавта, широко расставляя ноги и впечатывая ступни в асфальт, словно проверял прочность земной тверди. На секунду у меня возникло желание показаться в таком виде Гале (ибо она как-то изъявила желание посмотреть на меня пьяного), но я быстро передумал. Вдруг еще решит, что я собираюсь ей высказать накопившуюся обиду или еще что. Не надо делать из себя большего мудака, чем ты есть на самом деле.

На следующий день я проснулся в чудовищном состоянии. Меня мутило от одного вида красного вина, бутылка которого стояла на тумбочке. Я вспомнил, что ее вчера не допил саксофонист и в итоге отдал мне. Но я тоже не допил. Теперь она стояла на тумбочке и всем своим недопитым видом о чем-то говорила: то ли упрекала, что я ее не допил, то ли просто напоминала о вчерашнем. В голове плавал туман. Во рту стояла какая-то щелочная кислота. Такая же кислота была и на душе. Вспомнилась вся ситуация с Галей. Вспомнилось, что в Коктебеле мне торчать еще четыре дня, а встретиться уже не с кем. В довершение ко всему мне приснилась та, которую я люблю больше жизни, но которая никогда не будет моей. Это, что называется, на десерт. И я с ужасом подумал, что сейчас мне надо сказать «спасибо».

Тут требуется легкое пояснение. Дело в том, что с самого начала моего пребывания в Коктебеле я взял за привычку говорить «спасибо». Обязательно вслух, хотя и негромко. По нескольку раз в день. Независимо ни от чего. Ни от настроения, ни от состояния. Просто так. Как молитву. Спасибо, и все.

Так вот, если и был момент в моей крымской жизни, когда задача сия представлялась мне не просто сложной, а почти невыполнимой, это было то утро. Мне было настолько хреново, что я просто не знал, за что мне говорить «спасибо». Но какой-то еще не до конца атрофированной областью мозга я вспомнил, что человек слеп. Он благодарит Бога за то, что не опоздал на самолет, и чертыхается, если опоздал. А самолет взлетает, загорается и падает. И кто знает, на какой самолет я вечно опаздываю. Может быть, на падающий.

Я почти зажмурился от напряжения и выдавил «спасибо». Я очень старался не вложить в свою короткую молитву невольный подтекст: иронию, злобу или, не дай бог, отчаяние. Просто «спасибо». Вышло так себе. На троечку. Но большего от меня в тот момент было бы наивно ожидать.

С трудом управляя вестибулярным аппаратом, я встал. Собрал в пластиковый пакет накопившийся за последние дни мусор, накинул полотенце и вышел на улицу. Там я выкинул пакет в мусорное ведро. Однако липкий комок белой жвачки, зацепившись, упрямо повис у меня на пальце.

«Если попаду им в ведро, все будет хорошо», — подумал я и, помяв в пальцах комок, бросил.

Он описал красивую дугу и точно приземлился в мусорное ведро. Однако там стукнулся об пустой пластиковый стакан, и, повинуясь законам физики, упруго выпрыгнул обратно, приземлившись на асфальт.

Таким образом, теоретически я попал, но практически бросок был абсолютно нерезультативен.

Я отказываюсь расшифровывать этот ответ. Точнее, думаю, он означает, что не надо заниматься херней и вкладывать в комок сжеванной жвачки свою судьбу.

Здесь я мог бы поставить точку, тем более что это был бы красивый финал, но не хочу соревноваться с реальной жизнью. В реальной жизни был еще самый последний вечер в Коктебеле.

Эпилог № 1

Я встретил Галю после работы. Предложение, впрочем, исходило от нее, но я не стал возражать. Тем более что за день до этого я наприсылал ей кучу каких-то глупых смс. Не оскорбительных, а просто бодро-суицидальных. Я уже понял, что никакого романа между Галей и тем мальчиком не было, а был просто легкий флирт. Но чего я тогда не знал, так это того, что в то время, пока я посылал весь этот бред, Галя таскалась по ночному Коктебелю со своей пьяной в сосиску коллегой-официанткой и работала, как говорят в таких случаях, жилеткой. Незадолго до этого коллега поссорилась со своим бойфрендом и была на грани нервного срыва — принималась то кататься по земле, то выть, то рыдать, то приставать к проходящим мимо парням. В общем, до девяти утра Галя утешала, а точнее говоря, спасала знакомую, иначе бы ту наверняка изнасиловали. Можно только предположить, как мысленно чертыхалась Галя, выслушивая пьяные монологи коллеги-официантки и одновременно получая мои идиотские смс. Но что сделано, то сделано. Сегодня я временно подменяю истеричную коллегу.

Мы встретились, затоварились бутылкой вина с шоколадкой и пошли на волнорезы встречать рассвет. Сидели на бетонном выступе, пили, курили и говорили о какой-то ерунде.

— Хочешь, я останусь? — спросил я ни с того ни с сего.

— Как это?

— Порву билет и останусь. Иногда приятно совершить что-то такое ради другого человека. Раньше я ничего не делал ради кого-то. Понимаешь? Сначала не делал, а потом стало не для кого. Закон жизни.

— Нет, — покачала головой Галя. — Не надо рвать билет. Лучше вернись потом.