Закон сохранения вранья

«Буква С в записке, которую Татьяна Семенова унесла из номера Нелли Шульговской, скорее всего, означает именно „Стас“, – отстраненно подумала Вероника. – И ботинки, которые видела Инна Головатова, принадлежали ему же. Никакой несостыковки». Возможно, деловые партнеры ездили в командировку за рубеж и отоваривались в одном магазине. Или же им сделала презент какая-нибудь заинтересованная в сотрудничестве торговая фирма. Неважно. Важно, что существовало две пары ботинок.

Когда Паша познакомился с Вероникой, она показалась ему тихой и какой-то потухшей. Стас, однако, ничего не замечал. Как всякий нормальный мужчина, он был поглощен новизной собственных чувств и откровенно упивался ими.

– Куда тебя подвезти? – спросил он, распахивая перед Вероникой дверцу своего автомобиля.

Та невольно отступила.

– Никуда не надо, – через силу улыбнулась она. – Я прогуляюсь, тут недалеко. Ты же в центре живешь, забыл?

– Ладно, – Стас обнял ее за шею и прижался носом к носу. – Вот тебе моя визитка, там все-все телефоны. Но лучше звони на мобильный.

Вероника сглотнула, испугавшись, что это получилось у нее очень громко и нервно. Интересно, называла она ему вчера салон, в котором работает? Сможет он ее найти? Впрочем, что это она? Если именно Стас убил Нелли Шульговскую, он знает про нее все.

Она смотрела, как он отъезжает, и думала, похож ли он на человека в маске, который душил ее в подъезде? Или не душил, а просто хотел напугать? Конечно, если бы не записка, Вероника записала бы в главные подозреваемые Тараса Шульговского, а не Стаса. Не Стаса, от воспоминания о котором у нее кружилась голова. Однако буква С, которой подписался неизвестный, Тарасу совсем не подходила.

* * *

Рыськин действительно ждал ее в машине около подъезда.

– Ну, мать, ты и выкинула фортель! – воскликнул он после коротких судорожных объятий. – Хороший придумала планчик. Я готовился получить по носу от одного Марягина, а получил по зубам, по шее и два раза по почкам от парочки датых ментов. Им не нравилось, что нужно вернуть мне пистолет и еще – как я произношу слово «лицензия».

– Ося, не ной, это твоя работа! – строго сказала Вероника.

– Пожалуй, с тобой я заработаю не гонорар, а инфаркт, – пробурчал тот. – Кстати, где ты провела ночь?

– У подруги, – соврала Вероника. – Да, и еще: мне удалось познакомиться с Марягиным.

Рыськин присвистнул.

– Расскажешь?

– Да там нечего особо рассказывать. Опять появился тот «Москвич», за рулем – женщина в зеленом. Поскольку я шла за Марягиным, он оказался ко мне ближе всех. И вытащил из-под колес.

– Ну, ты даешь – нитку тебе в шпульку!

– Ось, скажи честно: ты умеешь добывать сплетни? – Они поднялись в квартиру Вероники, и теперь она ходила по комнате, поправляя картины.

– Что ты еще придумала?

– Хочу знать, чем занялся Тарас Шульговский после смерти жены.

– Это я тебе и сам могу сказать – похоронами.

– Плохой повод для шуток, – одернула его Вероника. – Можешь покрутиться среди людей, поспрашивать, а?

– Среди каких людей? – искренне возмутился Рыськин. – Для того чтобы крутиться среди бизнесменов, я рожей не вышел. И денег у меня нет на крутеж.

– Потолкайся среди служащих «Супервтора». Придумай что-нибудь!

– Хочешь, чтобы я оставил тебя без надзора?

– Я буду дома, клянусь.

– Хорошо, я поеду, – проговорил Рыськин, всплеснув руками. – Что остается делать бедному слуге, когда у барыни приступ деспотизма?

– Бедному слуге остается подчиниться. Ось, только поезжай прямо сейчас.

Рыськин вздохнул и сказал:

– Ладно, поехал. Туда – не знаю куда.

Он еще поворчал в коридоре, пока завязывал шнурки на ботинках.

– Если хочешь, – крикнула из комнаты Вероника, – я подарю тебе одну из своих картин!

– Спасибо, не надо! – быстро ответил Ося и, помолчав, добавил: – Это слишком щедрый подарок.

Вероника вышла в коридор и увидела, что Рыськин стоит, завороженно уставившись на длинную стену, плотно увешанную обрамленными холстами.

– Скажи честно, что ты думаешь, когда смотришь на мои работы? – спросила она.

Ося открыл дверь на лестничную площадку и ответил:

– Что ты долго болела.

Быстро выскочил и захлопнул за собой дверь.

Как только он исчез, с лица Вероники мгновенно сползло оживленное выражение. Она легла на диван и потухшим взглядом уставилась в потолок.

– Вот это я влипла так влипла, – тихо пробормотала она.

Ей не хотелось думать или двигаться, и она не думала и не двигалась до тех пор, пока не зазвонил телефон.

– Это я, – сообщила трубка бодрым голосом Рыськина. – Узнать удалось очень немного. После смерти жены Тарас Шульговский сильно страдает. Его скорбь не демонстративна, но видна невооруженным глазом. И вот такой еще удивительный факт. Каждую ночь, как стемнеет, Тарас приезжает в редакцию журнала «Женский досуг» и по нескольку часов проводит в свежеотремонтированном кабинете жены. Что он там делает, никому не известно. Женщины считают, что скорбит. А мужчины – что он там прячет какие-то ценности или важные бумаги.

– Интересно, – пробормотала Вероника. – Бумаги... Может быть, он прячет какие-то бумаги от своего партнера по бизнесу? А? Надо бы посмотреть, Ося, чем он там занимается по ночам!

– Это я, что ли, должен поглядеть?

– Не ты, а я. Вернее, мы. Ты ведь все равно постоянно рядом.

– Мне за это заплатили, – проворчал Рыськин. – И как ты собираешься попасть в редакцию? Ну, допустим, те типы, которые проверяют документы на этажах, ночью не несут службы. А вот внизу, на входе, круглосуточная охрана, уж поверь моему опыту. Как ты просочишься внутрь?

– Это же элементарно! Мы придем в редакцию вечером, как в прошлый раз, помнишь? И где-нибудь спрячемся. Ты должен быть знаком с этим приемом благодаря мировому кинематографу.

– А потом придет Тарас, а мы ка-ак выскочим! – дурашливо подхватил Ося.

– Мы не выскочим, а подсмотрим, что он будет делать. Вдруг он оттуда звонит кому-нибудь? Или с кем-то там встречается? Тайно?

Рыськин закатил глаза:

– Женское детективное расследование! Может быть, ты откроешь собственное частное бюро? Народ к тебе так и повалит. Особенно если ты повесишь в холле парочку своих буратин с отрубленными головами.

– Я никогда не рисовала отрубленные головы! – вознегодовала Вероника.

– Да? А что тогда висит возле зеркала: красное, с растрепанными жилами, торчащими пучком из розовой трубы?

– Эта картина называется «Огненный танец». Надо же такое придумать – отрубленная голова!

– Тебе надо сходить к психоаналитику.

– Сам туда сходи.

Вероника бросила трубку и пошла обуваться.

– А ты в курсе, во сколько редакция заканчивает работу? – спросил Рыськин, встретив ее на лестничной площадке. Каждый раз он обследовал подъезд, начиная с верхнего этажа.