Закон сохранения
Шрифт:
Вадим включил автопилот. Машина крутанулась и пошла вглубь материка, в сторону гайки. Обратный путь всегда кажется короче, вот и теперь, не успели они оглянуться, как флаер опустился на белесое, каменистое плато. Рядом тихо шуршал лес. На горизонте игриво перемигивались искрящимися снежными шапками вершины далеких гор. Серая туша гайки с зияющей дырой тоннеля в боку на этот раз выглядела здесь особенно неуместно.
Внутри артефакта все было по-прежнему – испещренные слюдяными прожилками стены, устойчивый сквознячок, пахнущий сыростью колодец и, конечно, центральный купол с неизменным красноватым свечением.
Расположились прямо на каменном полу рядом с колодцем. Японец говорил, что «так
Стали ждать.
– Как ты думаешь, мы что-нибудь почувствуем? – спросила Глен.
– В прошлый раз, когда нас выперли с Теллуры, лично я ничего не почувствовал, – недовольно ответил Вадим.
– Я тоже.
Вадим покосился на Келли.
– Интересно, а она заметила момент своего превращения в амебу? – спросил он.
– Она не амеба, – возразила Глен. – Просто у нее иссякли эмоции…
– Угу, и мозги запотели…
– Не забывай – мы ей кое-чем обязаны!
– Я помню… пока еще, а вот что будет через пару часов…
– Если прохождение через гайку настолько опасно, Хосимото предупредил бы нас, – неуверенно предположила Глен.
Вадим бросил на нее снисходительный взгляд.
– Тогда зачем была нужна вся эта возня с инъекторами? – озабочено поинтересовался он. – Хосимото и его помощники стремились заполучить нас минуя гайку. Почему?
– Не хотели ждать очередного импульса коррекции. Я так поняла, что переход возможен только с его подачи.
– Гадать без толку, – угрюмо сказал Вадим. – Ты лучше втолкуй своей молчаливой подруге, что в поселке нас могут встретить весьма недружелюбно. Пусть особо не дергается, а то всем накостыляют…
– Мне кажется, она все прекрасно осознает.
– Ну-ну…
– А вот осознаешь ли ты?
– О как! – Вадим подозрительно уставился на девушку. – Что ты еще натворила?
– Я – ничего, но, чтобы вовремя убраться с планеты, нам предстоит действовать очень жестко. Не исключено, что возникнут проблемы с охраной космопорта. Ты готов побороть сомнения, жалость, брезгливость, страх?
– Опять ты за свое, – поморщился он. – Смогу ли я убить человека? Ты уже спрашивала…
– Да. Но в ответ получила лишь дурацкую историю инфантильного юноши периода раннего полового созревания.
– А что ты рассчитывала услышать? Клятву профессионального киллера? Так я вашим ритуалам не обучен, и вообще все будет зависеть от конкретных обстоятельств.
– Я хочу, чтобы ты уяснил простую вещь – этим людям осталось жить всего трое суток…
– Не факт!
– Если мы сейчас все-таки окажемся на Теллуре, полагаю, что факт. Ты хочешь исчезнуть вместе с ними?
– Не хочу. Но почему ты решила, будто мы какие-то особенные, что непременно должны выжить и имеем право идти к спасению любой ценой?
– Мы все особенные, каждый по-своему. Борьба за существование – один из важнейших инстинктов, благодаря которому человечество до сих пор худо-бедно обретается во Вселенной. И не тебе обвинять меня в эгоизме! Укажи мне цель, ради которой мне надо пожертвовать собой, и если она мне понравится – я пожертвую, не сомневайся, а сейчас моя цель – выжить!
– Я никого не обвиняю, – помотал головой Вадим. – Но согласись, мотивировать убийство человека тем, что он и так скоро умрет – противоестественно. И потом – как скоро? Три дня, значит – можно! А неделя? А месяц? Год? Знаешь, как-то услышав очередное печальное сообщение о смерти еще одного великого представителя земной науки и культуры, я подумал: сто лет – не такой уж большой срок, а по космическим меркам и вовсе – мелочь, но через сто лет на Земле не останется ни одного живущего
сейчас человека! Ну, грубо говоря, десяток долгожителей – не в счет. Ты вдумайся, практически ни единого! Нет, не надо иронических ухмылок, ты сосредоточься, прочувствуй ситуацию! Все мы – ходячие трупы, категорически отказывающиеся в это поверить. А теперь прикинь, как это выглядит со стороны: чего они там копошатся-то, все равно уже не жильцы… Бац – и готово, и не фиг мучиться…– А ты оптимист…
– Я уже пустое место – фантом, впрочем, как и ты… Похоже, гадалка была права, объективная реальность отторгает нас, мы здесь лишние…
– Слушай сюда, фантом безнадежности, в данный момент для нас нет ничего реальнее, чем перспектива окончательно подохнуть в ближайшие дни! – Глен говорила негромко, отрывисто, словно гвозди заколачивала. – И если ты вместо отчаянной борьбы за жизнь будешь разводить свою гнилую философию, то загнешься не через сто лет, а меньше чем через сто часов!
– Хватит лирики, – отмахнулся Вадим. – Не боись. Я сделаю все как надо, вдруг мне понравится… Короче, побарахтаемся еще. Это даже забавно…
– Забавно?
– Ну, если предположить, что Страшного Суда не будет…
– Скотина ты двуличная, – с чувством резюмировала Глен.
– Ты тоже не ангел.
Обменявшись любезностями, они надолго замолчали.
Потом Глен неожиданно попросила его рассказать о Земле. Она ее почти не помнила. Он добросовестно рассказал. Получилось страшненько. Из рассказа следовало, что дышащий на ладан животный и растительный мир планеты ведет неравную борьбу за существование с неконтролируемо плодящейся и мечтающей о бессмертии, полуразумной и продолжающей деградировать, всепоглощающей и ненасытной биологической массой.
Потом Вадим попросил Глен рассказать о Хорке. Она сделала краткий обзор. Получилось еще страшнее. Та же самая биологическая масса из-за полного отсутствия животного и растительного мира в припадке деградации и ненасытности грызла и душила саму себя.
Потом воздух содрогнулся (будто испугался услышанного), черная тень промелькнула перед лицом, заставив непроизвольно моргнуть, стены едва качнулись, а успокоившись, слегка изменили очертания. Сейчас это было хорошо заметно. Но главное – на центральном колодце опять появилась тяжелая металлическая решетка.
Свершилось! Добро пожаловать на Теллуру!
Келли вскочила и, затравленно озираясь, обошла вокруг колодца. Вадим и Глен поднялись не сразу, силы и желание бороться дальше как бы оставили их на минуту-другую. Они мрачно переглянулись. Вот она Теллура – надежда на спасение и немой упрек, символ процветания и предвестник смерти. Да, колонисты обречены, теперь в этом не было никаких сомнений.
Первой взяла себя в руки Глен.
– Вариантов нет, – сурово сказала она. – Действуем как задумали: ты ничего не помнишь, я свихнулась и нуждаюсь в длительном лечении… Когда будешь договариваться насчет корабля, поинтересуйся, нет ли на орбите какого-нибудь транспортника, может быть, удастся вывезти еще хоть кого-нибудь. Жаль что у нас всего трое суток!
– А она откуда взялась? – Вадим указал на Келли.
– Ты ничего не помнишь, – с нажимом повторила Глен. – Надеюсь, она станет моей соседкой по палате… Идем!
Выход из тоннеля слепил полуденным солнцем. Несколько часов, проведенных в полумраке гайки, обострили зрение до предела. В настоящий момент это сильно мешало. Прикрывая глаза рукой и почти ничего не видя, Вадим спрыгнул на болезненно-белую равнину. Рядом бухнулись Глен и Келли.
Равнина вдруг ожила! Она вздыбилась, зашевелилась, повисла на руках, схватила за горло. Вадим захрипел, вывернутые запястья намертво сковало чем-то скользким и горячим. Он не сопротивлялся, он покорно ждал окончания экзекуции.