Закон Тьмы

Железная дверь отворилась, впуская сюда не только долгожданный свет с главного зала надсмотрщиков, но и пятерых людей, которых тут же громко поприветствовал дежурный часовой. Все лишенные свободы поплотнее прижались лицами к решеткам, чтобы не упустить ни одну деталь в образе незаурядного парнишки. Ведь без всякий сомнений они видели этого человека в первый и последний раз. Для такого по сути не требовался даже суд — десяток пожизненных заключений ему точно обеспечен. Повезло новоприбывшему с этим или нет, но смертную казнь во всех четырех странах уже давным-давно отменили.

Лязг кандалов на руках и ногах пленника эхом раздавался по всему примолкнувшему коридору. Хромающего почетного гостя неспешно вели аж целых четыре стражника. Бледно-желтый балахон со сдернутыми рукавами позволял осмотреть хотя бы его главные средства кровопускающего труда… Но ни шрамов, ни прижженного клейма, ни наколок, по которым бывалым заключенным можно было бы хоть что-нибудь сказать об убийце, на них не было. Лишь перевязанная бинтами левая ладонь. И та наверняка пострадала во время финальной борьбы с вечно побеждающим законом.

Кто-то наконец осмелился окликнуть Флэйда, и тут же был поддержан другими. Но надетый на голову пленника черный мешок даже не вздрогнул и не повернулся в стороны, лишь продолжал уверенно смотреть вперед. До тех пор, пока эта самоуверенность не обернулась против хозяина. Волоча закованные ноги по незнакомой и невидимой для него земле, он споткнулся о выступающий камень, который уже год никто не хотел выковыривать, и грохнулся на свои руки вперед.

Пленные загоготали, обрадовавшись хоть какому-то развлечению в этой унылой среде. И тут же устремили взгляд на сопровождающих, чтобы понаблюдать за их ответными действиями. Но вместо ожидаемого избиения, как это бы сделали с любым из них, убийцу просто подняли обратно на ноги и сказали идти дальше. То ли потому, что это был сын императора, который мог еще понадобиться целым и невредимым для выгодных переговоров с его отцом. То ли потому, что рядом находился не менее известный человек, который не позволил бы страже превысить ее полномочия. Ублюдок, собственноручно засунувший сюда немало присутствующих. Именно он впихивал свой любопытный кнут туда, куда не следовало. Когда все детективы бросали их дела, этот поганец продолжал докапываться до правды. И приходил к успеху. Долбаный Дайлер не удосужился даже повернуть морду и осмотреть лица старых врагов…

С меня наконец-то сдернули мешок и чуть ли не пинком закинули в какой-то тупик, где три каменные стены прямо норовили сжать и так уже ограниченное пространство. Ноги ощутили еще более холодный пол, чем в коридоре, а в нос ударил сырой и затхлый смрад почти не проветриваемой и не очищаемой подземной комнаты.

Пока сзади шевелились покидающие мое новое и, надеюсь, кратковременное пристанище стражники, я сделал два очередных болезненных шага от решетки и уже очутился в его центре. Голова медленно поднялась и встретилась взглядом с потолком в нескольких сантиметрах. Если вдруг захочется размозжить себе череп, а в таких условиях это было чуть ли не единственным способом самоубийства, то не нужны будут и стены с решетками. Попрыгать пару раз будет вполне достаточно.

Я осмотрелся внимательнее и уловил кое-что еще, не менее тревожное. Буквально каждый участок каменных поверхностей вымученно глядел на меня в ответ сквозь бесконечные царапины отчаяния на себе. Вряд ли тюремщикам захотелось бы поделиться чем-то острым для такого живописного убийства времени и выплескивания скорби, так что… Мои еще более отяжелевшие глаза опустились на замотанные лечебными повязками кончики пальцев левой руки.

Лязгнув так и не покинувшими меня кандалами на руках и ногах, я развернулся к решетке и тут же зажмурил глаза от света двух факелов у железной двери. Но перед этим успел заметить, что наблюдать за моим заключением остались не только два охранника по обе стороны от нее, но и вездесущий детектив. Он воцарился в метре от решетки, но тень жутко нависла над всем объемом моих покоев.

— А теперь привыкай к новой среде обитания, животное, — раздался его злорадный голос, когда я уже действительно начал привыкать, смотря на него через раскрывшиеся от яркости факелов глаза. — До самого суда, а впоследствии и полной сожалений старости ты не увидишь ничего, кроме этих стен. Больше никакого дневного света. Никаких удобств. Никаких убийств.

Без всяких сомнений, все это звучало и выглядело чрезвычайно устрашающе, мягко выражаясь. Переход от наслаждения завтраком к затратному сражению и в итоге к безнадежной точке в виде заключения. Без каких-либо предпосылок или моральной подготовки. И даже не знаю, как бы я себя повел. Если бы не одна обнадеживающая мысль, пришедшая ко мне после долгих размышлений еще во время транспортировки в эту крысиную дыру.

«Я нужен Тьме живым. Никто не найдет спрятанные с ценным грузом мешки без меня. Но более того, она не оставит подыхать цель, за которой был выслан аж целый отряд, в самой глубокой и отдаленной заднице мира. Вдалеке от своей ярости».

И хоть зловещая репутация лидера синдиката и неизбежные пытки от его солдат — ненамного более заманчивая перспектива, это был мой единственный шанс расставить все на прежние места. Но посидеть в заключении пару дней впервые в жизни придется в любом случае. Вряд ли фиолетовые успели все организовать и реализовать за те два дня, что мы с кнутом и его сопровождающей колонной перемещались сюда. Остается выдержать этот холод и не подкинуть ненароком главному детективу навязчивую идею, что меня скоро заберут. Мало ли, какая очередная тактическая идея может взбрести в эту смышленую и упрямую голову.

Но вот самозапрет на забаву и отстаивание правоты был вовсе не обязательным. Как и запрет на попытку завладеть тем, что я с трудом, но все же разглядел на его экипировке. Сделав шаг к решетке и вглядевшись в скрытое тенью лицо Дайлера, я наконец ответил все тем же несгибаемым голосом Изувера, поддержав вброшенный им уровень патетики:

— Я справлюсь, благодарю за предупреждение. Но вот тебе, мой друг, я не завидую. Лучше бы заканчивал с самодовольным злорадством и подготовился бы сам. К прежней, тошнотворной среде общества. Без моего надзора все блудницы, совратители, изменщицы, богатые смердяи и другие ублюдки вернутся к истокам. До самой смерти ты не увидишь должного завтрашнего дня для человечества. А все из-за того, что закопал последнего их проводника туда. Но слушай, ты ведь всего лишь делал свою законную работу, не так ли? Это оправдывает любые действия, как заверяет книга, и неважно насколько неправильным все логически обернется в итоге.

— Уох. Вот это ответственная у тебя там должность, — незамедлительно парировал он спокойным голосом. — И что это за должный завтрашний день такой, путь к которому уложен изувеченными трупами невинных людей, пусть даже и не самых порядочных?

Я улыбнулся, ведь Дайлер не только был расположен на обещающий быть долгим разговор, что непременно развеет тоску от времени ожидания Тьмы, но и оказался неплохим собеседником. Ситуация пока что в его власти, и будет он разговорчивее, чем тот захлебывающийся укором мужлан на противоположной башне. Самое время сесть на холодный, но все же пол, и дать отдых ногам, которые плелись сюда мелкими шажками по бесчисленным лестницам, напомнив еще и о колотой ране на бедре. Детектив в вычищенном обмундировании не последовал моему примеру, но мне это как раз было и не нужно. Опустив предплечья на колени, я продолжил:

— Будущее, в котором не существует таких развратных персон. И все остальные даже не задумываются сделать то, что приведет к любому из этих блевотных путей. Пусть страхом, пусть убийствами, но я добьюсь этой цели. Если, конечно, выберусь отсюда.

Последнее я промямлил с нарочитой неуверенностью и тут же поднял глаза, чтобы словить реакцию. Дайлер положил руки на пояс и даже встал полубоком, наконец подставив часть лица под прямой свет факелов. Но зловещей самоуверенной улыбки на нем не было. Вместо нее я разглядел задумчивость. И судя по следующим словам, проговоренным с явным недоумением, она была посвящена вовсе не моему скорому побегу:

— Мир живет без природных катаклизмов, войн, эпидемий и голода вот уже несколько сотен лет. И ты действительно считаешь такие вещи как разврат его нынешней основной проблемой? А как же преступники? Монстры в человеческом обличье, проявляющие губительную активность здесь с самого мироздания. Хотя кого это я вообще спрашиваю.

— А, — довольно протянул я, — так вот в чем дело. У каждого свои монстры, и ты, к счастью, не исключение… Ну, будь моя девушка преступницей, а не исчадием разврата и лжи, я занимался бы сейчас скорпионоподобными не на полставки. Но даже в этом случае уж точно не твоим детским способом. Не ставил бы непослушных закону сорванцов в темный угол.