Закон вечности

– И что же было дальше?

– А ничего. Велел я ему нарисовать детишек - мальчика и девочку, голеньких, со стаканами в руках. Зеленый луг. Цветы. Много пестрых цветов. На лугу корова. И детишки со стаканами в ручонках просят корову дать им молока. Вот и все.

– А что корова?
– спросил со смехом Бачана.

– Принесите мне травки, и я дам вам молочка, - говорит корова! ответил тоже со смехом Хута.
– А рисунок получился прекрасный. Знаете, иной раз я специально иду полюбоваться им. Ведь сумел же нарисовать, сукин сын! А то - Леонардо да Винчи!.. Ты рисуй, как тебе хочется, но нарисуй то, что хочется мне! Разве я не прав, уважаемый Бачана?

– Правы, наверно... Но, согласитесь, у художника могут быть свои соображения... Искусство - дело сложное...

– Об этом-то и речь, об искусстве... А то нарисовать корову - это, конечно, легче легкого! Этому меня еще во втором классе научил Антон Гугунава. Был у нас такой преподаватель рисования... И сам он рисовал коров ну просто как живых, так и хотелось подоить их!.. А этот... Роланд... Зарядил свое - человека с ружьем! Да если б я хотел человека с ружьем, поставил бы живого мужика и дал бы ему в руки настоящее ружье! Мало на селе бездельников, что ли!
– Хута задымил сигаретой, закурил и Бачана.

Видно, Роланду надоело стоять в коридоре или прошла обида - он вошел в купе и молча уселся на свое место.

– Ты что это, сынок, обиделся? Я ведь ничего такого тебе не сказал! Хута мозолистой рукой погладил Роланда но голове и продолжал, обращаясь к Бачане: - Наша молодежь любит жить на всем готовом! Мой сын, окончив школу, женился на женщине с двумя детьми! Даже в этом деле он не пожелал потрудиться сам!.. У вас сколько детей, уважаемый Бачана?

– Я не женат.

– О-о-о, это непростительно, уважаемый Бачана!

– А у вас?

– Один, тот самый, о котором я говорил... Но я не виноват. Жена, бедная, скончалась рано. Вернувшись с фронта, я ее уже не застал... А этот, мой... Парень он неплохой, но в данном вопросе не разделяет моего мнения. "Эти двое, говорю, твои, да не собственные, заимей, говорю, хоть одного своего ребенка! Скотина, говорю, и та лучше тебя! Вон, говорю, наша коза родила тройню!" - "А у козы, говорит, забот мало: жрет она одну траву, а в одежде и вовсе не нуждается, - рожает детей в сапожках и дубленках. А как, говорит, мне одевать-обувать своих детей, когда джинсы у спекулянтов стоят не меньше двухсот рублей!"

– Правильно сказал!
– вмешался в беседу Роланд.

– А у тебя-то самого сколько детей, защитник?
– обернулся к нему Хута.

– Мне, уважаемый Хута, тридцать лет, имею троих детей, и жена моя ждет четвертого!
– ответил Роланд со злорадством и отвернулся к окну.

– Молодец!
– Хута ударил в ладоши.
– Вот это я понимаю! Отец-герой! Я немного обидел тебя, прошу прощения!

– Да что там...
– махнул Роланд рукой.

– Извини меня, сынок, извини!
– повторил Хута.

– Ну что вы...
– смутился Роланд и, чтобы переменить тему, спросил Бачану: - Вы куда направляетесь, уважаемый Бачана?

– В Сухуми, в командировку.

– Повезло вам... В море будете купаться...

Бачана улыбнулся и кивнул головой.

– А как же с нашим делом, дорогой Роланд?
– начал Хута.

– С каким делом?
– притворно удивился тот.

– А с памятником.

– Решил я, решил, уважаемый Хута! Только решил по-своему, а не по-вашему!
– произнес в сердцах Роланд и опять отвернулся к окну.

– То есть как это?
– насторожился Хута.

– А вот так! Стоит солдат! В каске и с ружьем! К нему прильнула молодая женщина, мать! Босоногая! А женщину окружают четверо голеньких, испуганных ребятишек! Вот так!
– Побагровевший Роланд положил на столик сжатые в кулак руки, словно готовился к драке.

– Ну а что я тебе говорил?!
– Обрадованный Хута вскочил с места и поцеловал Роланда в лоб.
– Говорил ведь я, уважаемый Бачана! Лень думать нашей молодежи! На всем готовом она хочет жить! А чуть шевельни мозгами, она ведь горы свернет! Убедились?!

Бачану срочно отозвали из командировки по делам редакции.

Инструктор Центрального Комитета позвонил в гостиницу:

– Передаю указание секретаря: завтра в десять утра вы должны быть у секретаря!

– По какому вопросу?
– спросил Бачана, но в трубке уже раздавались частые гудки.

Беседа с секретарем ЦК была краткой. Собственно, это была даже не беседа - говорил секретарь, Бачана слушал. Да и говорить ему было не о чем. Худшего положения он не мог даже представить себе: средь бела дня, в здании редакции его сотрудник был застигнут при получении взятки!

В два часа дня Бачана созвал экстренное партийное собрание. Кроме членов редколлегии и сотрудников редакции, на собрании присутствовали инструктор ЦК и работник Министерства внутренних дел, проводивший операцию. Собрание открыл секретарь парткома:

– Прежде чем начать обсуждение вопроса, я хочу попросить товарища Шалву Хелая рассказать нам, как, при каких обстоятельствах произошло дело со взяткой.

Хелая кашлянул, поправил черный галстук и начал:

– Два месяца тому назад в наш отдел поступил сигнал о том, что сотрудник вашей редакции Шота Цуладзе вымогает деньги у гражданина Калояна, на которого в редакцию поступило разоблачительное письмо...

– Товарищ Хелая, сигнал вы получили два месяца тому назад, а мне об этом говорите только сейчас?
– воскликнул пораженный Бачана.

Хелая, немного помявшись, ответил:

– Видите ли, уважаемый Бачана, мы проверяли достоверность поступившего сигнала и потому решили не сообщать вам о нем, чтобы не беспокоить преждевременно, а может, и без основания коллектив редакции и самого подозреваемого.

– А теперь этот "подозреваемый" сидит в тюрьме и вся редакция опозорена. Это, по-вашему, лучше?
– спросил Бачана.

– Мда... Так получилось... Но факт остается фактом: Цуладзе был схвачен с поличным...

– В чем вы больше заинтересованы, товарищ Хелая, в предотвращении получения взятки или в аресте виновного?
– Бачана еле сдерживал себя.

– Товарищ редактор, я очень вас уважаю, но непонятно, почему вы защищаете вашего сотрудника-взяточника?
– ответил Хелая.

– А кто же его защитит, кроме меня?
– удивился Бачана.

– Защищать следует невиновных!

– Как бы ни был виновен Цуладзе, вы поступили неправильно!