Законы границы
Шрифт:
— Он сказал, что Сарко завлек его в банду. То есть не только Гафитас принял решение присоединиться к Сарко, но тот и сам определенным образом поспособствовал этому. По словам Каньяса, им нужен был в банде такой человек — говоривший по-каталански, выглядевший примерным мальчиком и соответственно способный выступать для них в качестве ширмы.
— А вот это звучит странно. Нет, я не говорю, что хорошая ширма стала бы для Сарко лишней, но вряд ли это имело для него большое значение, чтобы специально заниматься ее поисками. Свои дела Сарко проворачивал в открытую, без какой-либо ширмы.
— Но дело не в том, что он ее искал: он просто нашел ее.
— Бесспорно то, что Гафитас был не таким, как остальные члены банды, это бросалось в глаза. Он сразу начал подражать остальным в одежде, прическе, походке и манере говорить, однако так и не стал похож на них, а остался тем, кем был.
— А кем он был? Подростком, попавшим в дурную компанию?
— В общем, да.
— Вы хотите сказать, что Гафитас никогда не принимал всерьез то, чем занимался в компании Сарко?
—
— Судя по тому, что говорите, вы воспринимали Гафитаса не так, как остальных.
— Мы воспринимали его таким, каким он был, и, повторяю, дело в том, что он был не таким, как остальные. А если вы имеете в виду, что мы относились к нему как-то по-другому, не так, как к остальным, то ничего подобного не было. Правда, нужно сделать одно уточнение. Когда Гафитас возник в китайском квартале с Сарко и его компанией, мы подумали, что это временное явление, одна из тех странностей, что иногда случались в тех местах. К нашему удивлению, все это затянулось, и вскоре Гафитас стал одним из них. Что же касается развязки, то вы правы: мы действительно воспринимали его не так, как остальных. Но о развязке поговорим позднее.
— Давайте вернемся к началу. В прошлый раз вы сказали, что банда Сарко окончательно сформировалась с присоединением к ней Гафитаса.
— Таково мое. мнение. Конечно, и до прихода Гафитаса банда уже была более-менее сформирована: они угоняли машины, обворовывали дома и вырывали сумки у прохожих. Но с появлением Гафитаса все стало по-другому. Не потому, что сам Гафитас что-то решал, просто таков закон жизни; подобное происходит всегда и везде: если в существующий порядок вещей случайно попадает что-либо новое, то весь механизм начинает функционировать по-иному. Именно это и произошло, когда Гафитас вступил в банду Сарко. Или когда Сарко затянул его туда, как говорит Каньяс.
— Тогда вы выяснили, что в городе орудует банда преступников?
— Нет, раньше. Я хорошо помню, как это произошло, потому что для меня история началась именно тогда. Однажды утром субкомиссар Мартинес собрал у себя в кабинете всех нас — шестнадцать инспекторов отдела. На встрече присутствовал также комиссар провинции. Это означало, что дело серьезное. Комиссар в основном молчал, говорил Мартинес. Мы узнали, что в последнее время на полицию обрушился шквал заявлений о кражах в городе и окрестностях. В те годы система идентификации подозреваемых была еще неразвитой, отсутствовала компьютерная дактилоскопическая база, как сейчас, и все нужно было делать вручную. Повторение характера этих преступлений, как сказал Мартинес, позволяло предположить, что мы имели дело с организованной бандой. Сумки каждый раз вырывались у прохожих одинаковым образом, почерк угона машин тоже был одинаковый, а в дома преступники всегда проникали в отсутствие хозяев, взламывая двери и разбивая окна. Кроме того, свидетели сообщали, что во всех этих кражах и ограблениях принимали участие подростки. Данное обстоятельство существенно осложняло дело, потому что в те времена молодежные банды не существовали или, во всяком случае, не существовали по-настоящему, в той форме, какую приняли позднее. В общем, тогда мы ни о чем подобном не знали, и Мартинес рассматривал в качестве версии не подростковую банду, а банду взрослых, которым помогали в совершении преступлений подростки. То есть поначалу никому даже в голову не могло прийти, что компания Сарко имела отношение к кражам. Во-первых, мы не воспринимали их как банду, а во-вторых, насколько нам было известно, у них не было никаких связей со взрослыми криминальными элементами. Мартинес велел нашему отделу работать в этом направлении, под руководством Вивеса. Наша группа занималась тогда несколькими делами, и Вивес принял решение, чтобы мы разделились, а мне поручил заняться этой таинственной бандой, совместно с Идальго и Мехией.
Таким образом началось мое преследование Сарко, хотя в тот момент я не знал, что преследую именно его. Помимо всяких бюрократических дел, моя работа тогда состояла прежде всего в том, чтобы опрашивать жертв и подозреваемых, собирать улики и обходить днем и вечером бары китайского квартала, проверяя подозрительных личностей и выясняя все, что происходило вокруг, держа глаза широко открытыми и навострив уши. С того момента моя работа осталась прежней, с той разницей, что главной целью стало задержание банды, на поимку которой нас всех отрядили. Именно в это время в китайском квартале появился Гафитас, но я на тот момент совсем недавно взялся за дело и не установил связь между разыскиваемой нами бандой и компанией Сарко.
— Когда вам это удалось?
— Некоторое время спустя. В первые недели мои действия были хаотичными. Единственное, в чем мне удалось убедиться, — все кражи и ограбления являлись делом рук одной банды, а не нескольких и преступники были не одиночками, хотя поначалу я не исключал подобной возможности. Также я стал склоняться к мысли, что банда не имела никакого отношения ни к Жироне, ни к китайскому кварталу. Основным местом их обитания была Барселона или какой-нибудь городок на побережье, а в наш город они являлись только для совершения своих преступных вылазок, после чего сразу уезжали. Это была абсурдная
идея, однако отсутствие информации всегда порождает такие. Во всяком случае, я пытался строить какие-то версии, пока однажды не начал подозревать, что Сарко и его компания связаны с данными преступлениями.— Как вы пришли к данному заключению?
— Благодаря Ведет.
— Вы имеете в виду хозяйку публичного дома?
— Вы знаете про нее?
— Слышал.
— Многие слышали о ней, в китайском квартале она была настоящей легендой. Заметная личность, привлекавшая к себе внимание. Когда мы познакомились, она была уже в возрасте, но сохранила свои фальшивые манеры важной дамы, вела себя с надменностью женщины, прежде славившейся своей красотой, и твердой рукой вела бизнес. Ведет являлась хозяйкой двух публичных домов — «Ла-Ведет» и «Эль-Эден». Более популярным из них был первый, считавшийся к тому же лучшим борделем китайского квартала. Небольшое заведение с залом в виде буквы L, где не было ни одного стола и стояли лишь табуреты, выстроенные вдоль стен и барной стойки, которая начиналась у самого входа и потом, поворачивая налево, тянулась в глубину, где открывались две двери — одна в кухню, а другая на лестницу, ведшую в номера. Стены в помещении, без единого окна, были обшиты деревом, от стойки поднимались несколько колонн, упиравшихся в лепнину потолка. Разливавшийся от ламп красноватый свет придавал нереальность предметам и лицам, и в зале постоянно звучала музыка типа «Лос Чунчигос» и «Лос Чичос». В те времена там бывало много посетителей, особенно по субботам и воскресеньям, и в эти дни мы, как правило, воздерживались от посещения китайского квартала, чтобы не разрушать бизнес хозяевам местных заведений и не распугивать клиентуру.
То, о чем я хочу вам рассказать, произошло в понедельник или во вторник, потому что в баре тогда было мало людей. Войдя в «Ла-Ведет», мы с Идальго прошли вглубь зала, откуда можно было обозревать все заведение. Ведет или ее муж нажали кнопку, зажигавшую красный свет в номерах, а девушки, находившиеся внизу, отошли подальше, поглядывая на нас с противоположной стороны бара, с привычной смесью опасливости и равнодушия. Мы поговорили с Ведет, после чего я оставил ее с Идальго, а сам отправился побеседовать с тремя девушками, сидевшими без клиентов за барной стойкой. Две из них не сказали мне ничего особенного, но через пару минут третья сообщила, что ночью в субботу Сарко и его компания прокутили у них в заведении целое состояние. Тогда я снова обратился к первым двум девушкам, и те неохотно подтвердили ее слова, а одна из них добавила, что один из парней упоминал, будто в тот день кто-то из них или вся компания побывали в Льорете. Я вернулся к хозяйке заведения и пересказал ей то, что узнал от девиц. По лицу Ведет скользнуло выражение досады, выдавшее ее с головой. Она всегда старалась поддерживать с нами хорошие отношения, поскольку ей это было выгодно, но при этом, будучи очень умной женщиной, понимала, что владение информацией дает определенную власть. Ведет нравилось держать все в своих руках и дозировать выдаваемые сведения по своему усмотрению. Она сообразила, что ей не следует опровергать слова своих подопечных. Правда, Ведет постаралась подретушировать картину субботнего кутежа, заверив, что Сарко с компанией потратил вовсе не так много денег, как показалось девушкам, и про Льорет она ничего не слышала.
Явившись утром в комиссариат, я стал спрашивать, не было ли в выходные в городе или окрестностях какой-нибудь кражи, насчет которой до нас еще не дошли сведения. Никто не знал ни о чем таком, но мы с Идальго и Мехией принялись выяснять и вскоре услышали, что накануне в полицию Льорета поступило заявление о том, что в поселке Ла-Монтгода обворовали дом. Таким образом мы и связали одно с другим. И так у меня появились первые подозрения, что бандой, какую мы разыскивали, была компания Сарко. Ну, как вам история?
— Это произошло в начале августа, вскоре после того, как я переспал с Тере на пляже в Монтго, после дискотеки «Марокко», и это стало для нас резким поворотом — во многом потому, что с того момента наша банда уменьшилась почти наполовину. Я имею в виду смерть Гилье и задержание Чино, Тио и Дракулы.
Это случилось в то время, когда мои родители уехали отдыхать. Прежде я всегда ездил вместе с ними, но в тот раз весь июль твердил матери, что останусь в Жироне с сестрой, и в конце концов родители смирились. Их отъезд намного все упростил, избавив меня от необходимости вести двойную жизнь — уличного подростка из банды Сарко и обычного домашнего мальчика. Я получил свободу. Вряд ли мои родители уехали без меня со спокойным сердцем, но у них просто не было выбора. Им уже не удалось бы заставить меня отправиться вместе с ними, к тому же они были сыты по горло скандалами с моим вызывающим поведением, дерзкими выходками и враждебным молчанием, и, вероятно, у них теплилась надежда, что месяц, проведенный отдельно, пойдет мне на пользу. Однако родители предприняли попытку в свое отсутствие продолжать контролировать меня через сестру, но у них ничего не получилось. Как только мне стало ясно, что они поручили ей следить за мной и держать их в курсе, я припугнул сестру, заявив, что кое-что знаю о ней и, если она будет доносить на меня родителям, тоже многое о ней могу рассказать. Это был блеф: я не имел ни малейшего понятия о жизни сестры, и у меня не возникало желания совать туда свой нос. Но она об этом не знала, зато видела, что шутить со мной не следует. В эти полтора летних месяца я изменился и уже не был тем забитым подростком, робким младшим братом, как раньше. Сестра начала если не уважать, то, во всяком случае, побаиваться меня. У нее не оставалось выхода, кроме как помалкивать, поддавшись моему шантажу.