Законы войны

— Все, отбой. У нас тут…

Связь оборвалась. Аскер выругался, начал набирать заново — и вдруг его как будто обожгло холодом. Мерзкое ощущение, но описано точно — именно что обожгло холодом.

Он слишком долго разговаривал по этому сотовому. Слишком долго. Они его засекли. Он просто не привык опасаться своего же мобильника — те, кто засекал и раскалывал сигналы сотового, всегда был на их стороне.

А теперь — может быть, что и нет…

Твою мать!

Оружие придется оставить. Машину тоже. Иного выхода нет. Если эти предатели имеют доступ к компьютерной системе в Генеральном штабе — они запросто могут объявить его и в розыск. И тогда русские, такие же, как он, честные афганцы начнут искать его, думая, что он террорист.

Мерзость какая…

Автоматы он оставил в машине. Просто не пропустят с ними… у него и карточки-то нет, следак этот забрал, гнида. Но он русский — значит, пустят. Свой своему завсегда брат…

Казак на посту поднял автомат.

— Стой!

— Свой я… — отозвался Аскер, — свой, б…

— Мама не учила, что материться нехорошо? — участливо осведомился казак

— Нет у меня матери. Сирота я.

— А ну, подойди ближе…

Аскер послушно подошел. Видок у него, прямо скажем, был не из тех, что внушает доверие…

— Руки в гору.

Казак сноровисто обыскал подозрительного типа. Оружия нет, с виду — как псарней травили, расхристанный какой-то. И по башке ему недавно дали. Прилично дали, до сотрясения, вон синяки под глазами. И кровью от него пахнет… казак был опытный, пять лет в ПД [86] , потом по горячим точкам-то помотался.

86

Парашютный десант. ВДВ — здесь такого слова не знали.

Но он был свой.

— Тебе чего тут?

— Пожрать. На конвой попроситься.

— А бабки есть? Два рубля с пешего.

Деньги были. Трофейные.

— Афганями возьмешь?

— Да хоть рупиями…

Казак сноровисто отобрал нужные монеты.

— Проходи. В столовке спроси Кузьму, он с ребятами идти собрался…

Полиция появится минут через десять. Казак почешет затылок и скажет, что никого подозрительного не видел и пеших вообще не было. Насчет машины сказал, что не видел, как тут она оказалась и вообще — за то, что происходит за периметром, он не отвечает: поставили машину и поставили. Ему-то какое дело?

Внутри, за насыпным земляным валом, все было как и пять, и десять, и двадцать лет назад. Тяжело бронированные грузовики — они отсюда и пошли, кстати, с таким тяжелым бронированием, это потом армия начала опыт перенимать после Бейрута. Охрана, следящая, чтобы ничего не стянули, — афганцы в периметре тоже есть, а они те еще ухари. По территории разбросаны склады, дуканы, харчевни, где можно заказать борщ и тебе его подадут — тому, кто работает здесь долго, осточертела индийская и афганская экзотика. Это русское место, левых тут нет, в то время как каждому русскому здесь найдется место.

Он пошел в ближайшее место, где можно было поесть. Найти его было несложно — по музыке, громкой и русской. Рядом курили колоритные мужики, на ком-то была сетчатая майка, на ком-то бронежилет на голое тело, на ком-то — шорты, на ком-то домашние тапочки. На него они не обратили ни малейшего внимания — идет человек по своей надобности и идет. В этом, кстати, было отличие русских от англосаксов — те бы обязательно прикопались, даже к своему.

Пол в харчевне был засыпан местным гравием, какого в предгорьях много. Аскер подошел к столикам, где топились купленные на кабульском базаре русские самовары [87] еще конца позапрошлого века, спросил чаю и сушеного, но не соленого мяса. Расплатился теми же афганями.

87

Их реально находили на базарах и в дуканах еще солдаты ОКСВ. Хороший тезис к тому, что царская Россия ничего, кроме хлеба, не экспортировала.

— Кузьма где сидит? — спросил он человека за стойкой

— А вон — справа. В углу самом. Здоровый с усами — и есть Кузьма.

— Благодарствую.

Аскер и не подумал давать деньги за информацию, а халдей и не подумал их просить. Здесь было место, построенное русскими и для русских. Если бы халдей, а скорее всего — владелец этого места жил бы по-другому, по другим понятиям, — к нему перестали бы ходить, и он бы обанкротился и съехал. Урок всем остальным.

Забрав заказанное, Аскер подошел к двум сдвинутым столам, за которыми сидели водители. В основном армейские.

— Здравия желаю. Присесть позволите?

Водилы уставились на него.

— А ты кто такой будешь? — спросил усатый здоровяк. По виду — он мог согнуть лом руками.

— Человек божий, мимо прохожий.

— Ну, садись, человек божий…

Аскер пододвинул стул, сел. Сразу обращаться с просьбой или «грузить» было не принято, об этом можно было только в самом конце. Он знал, что его сейчас осматривают внимательные глаза, пытаясь понять, кто он такой и откуда.

А так водилы мирно трапезовали, набивали брюхо перед очередным долгим переходом. На Саланге таких постоялых дворов нет, а вот очереди есть, тоннель-то узкий. Вот и хрен знает, сколько стоять придется…

— Слышь, человек божий… — сказал один из водил, — а не ты ли в Кушке тренировался?

Понятно, знакомые все-таки нашлись. Армия, несмотря на свои размеры, — организация замкнутая, найти знакомого просто.

— Я.

— А в каком году?

Аскер назвал год. Водила — монголоидного вида, загорелый — кивнул, в основном для других. Правда.

— А щас чем занимаешься? — спросил старший, Кузьма, наверное.

— На частных хлебах.

— Контрактник, что ли? Э…

Контрактников не все любили.

— Хлеба тоже разные бывают, — сказал Аскер, — соображать надо. Араба знаете?

— Ну?

— Так вот он тоже на вольных. Сейчас.

Сказанное было серьезным.

— Араба-то я знаю… — сказал монголоид, — даже грешным делом учился у него. А вот ты его как знаешь, паря?

— Так и я — учусь. Метки у него — на руках. На обоих.

Монголоид хмыкнул.

— Верно. А чего от своих отбился? Дезертир, что ли?

— Дела лихие. Вот, попутный транспорт ищу.

— Попутный только ветер в ж… Куда надо?

Аскер не успел ответить — подошел халдей. Прошептал что-то Кузьме на ухо.

— Полиция здесь, парень. Кого-то ищут. Не знаешь — кого?

Аскер решил идти ва-банк:

— Меня. Предатели это.

Водилы замолчали. Почти все они были армейскими отставниками. Свой для них был завсегда свой, ну а чужак…