Законы войны
Шрифт:
Сектор контроля — привычное свечение мониторов, приглушенный шум работающих компьютеров, шорох вентиляционной системы, которая не справляется со своими обязанностями. Это помещение я узнаю по запаху: воздух до невозможности сухой и как будто наэлектризованный. Машинный…
Я шлепнул телефон на стол.
— Быстро! Три минуты назад!
Никак объяснений больше не потребовалось — телефон мгновенно подключили к компьютеру через переходник.
— Откуда?
— Скорее всего, Кабул. Может быть, окрестности, но не дальше…
— Ясно.
Если изначально можно сократить площадь поисков — это помогает системе работать быстрее, вычисляя
— Строго на восток. Район университета.
Я уже понял, что дело пропало…
— Что у нас там есть?
— Беспилотник, принадлежность — ГРУ, позывной — Аметист-два, идет в режиме патрулирования.
— Подключайся.
— Уже…
У нас была аппаратура и пароли, позволяющие снимать информацию с любых каналов связи. Для нашей работы это было необходимо.
— Есть.
— Точка контакта?
— Основное здание. Правый угол.
— Внутри или снаружи? Мы можем послать туда группу?
— Снаружи…
— Есть наведение…
На экране появилась координатная сетка, на нее наложился сигнал от сотового, выложенный как синее пульсирующее свечение. Изображение начало быстро надвигаться…
— Есть…
— Давай на максимум…
— Делаю. Максимум.
— Вот… черт.
Беспилотник давал такую картинку, что мы смогли увидеть сам телефон — крохотный кусочек микросхем, пластика и жидкокристаллический экран. Он лежал на лавке, и его пока никто не украл. Просто не успел.
— Сукин сын…
Я устало выдохнул.
— Проверьте записи с беспилотника. Если он был над этим районом — может, что-то и будет. Докладывать мне.
— Есть. Вам нужен телефон…
— Господин адмирал!
Я резко повернулся на знакомый голос. В дверях стоял Араб, обе руки забинтованы — но стоял прямо.
— Полковник Тимофеев. Прибыл на базу, имею доклад.
Твою же мать… больше и сказать нечего.
Где-то в Афганистане
Точное время неизвестно
Сознание вернулось не сразу — повторный удар по голове дал о себе знать, обновлять раз за разом — скверное дело. Первой вернулась боль. Ослепительно-острая — и такая яркая, что слезы покатились из глаз…
В следующую секунду — а может, и не секунду — его вдруг накрыло волной, и он почувствовал, что тонет, судорожно закашлялся. Но волна отхлынула так же быстро, как и нахлынула, — и он понял, что его просто окатили ведром ледяной воды…
От холода и мокрой одежды он почувствовал себя жалким и уставшим. Это тоже метод подготовки к допросу — мокрая одежда создает дискомфорт.
Он проморгался. Руки были связаны.
Помещение. Что-то, подготовленное для допросов, — гладкие стены, не видно окна. Как тюремная камера, только размером намного больше. В разы больше.
Откуда-то сверху светит свет. Лампочка, обычная, накаливания, не световой кристалл, старая…
Руки закованы, точнее не закованы, а связаны одноразовыми пластиковыми наручниками. Пальцы затекли, но еще что-то чувствуют…
Он повернул голову, почувствовав, что справа кто-то есть.
Есть…
Двое. Один — в форме полицейского спецназа без знаков различия, в руках — автомат с прицелом «Кобра», устаревшим, но для полицейской работы приемлемым, передняя рукоятка — значит, учили совсем недавно, новая школа. В маске. Видна борода — это не скроешь. Короткая, окладистая.
Второй. Бритый наголо
здоровяк, прищуренные глаза, а может, и монголоидная кровь. Роста выше среднего, видно, что крепкий. Камуфляж «Серый волк», видна белая футболка — уставная, пехотная. Зато цепочка на шее и еще одна — вокруг запястья, совершенно неуставные. Похоже, на одной из них — личный жетон армейского образца. Черные очки — дужкой зацеплены за нагрудный карман. Справа утолщение — пистолет.Скорее всего, афганец. Возможно, с хазарейской кровью. Здесь не любят полукровок, полукровка всегда изгой, его не примет ни один, ни другой народ. Когда здесь был король — многие полукровки шли к нему на службу, превращаясь в настоящих палачей своего народа. Немало их на службе и сейчас — теперь уже на русской службе. Народ не переделать, по крайней мере — не за десять лет.
Маски нет. А это значит, что он наверняка не выйдет отсюда.
Твари…
Он вдруг вспомнил все. Все, до последнего. И то, как он уехал от Эммы, и то, как он выпутался из всей этой истории в первый раз. И то, как они поехали проверять квартиру Эммы вместе с Арабом, и огненный шар «Шмеля», врезающийся в стекло, и вспышку в квартире, рвущийся из окон огонь, и напавших на них полицейских во дворе…
Таков афганский народ. Они готовы кидать камни в тех, кто их спасает…
Эмма…
После «Шмеля» выживших не бывает…
Допрашивающий подошел ближе. Присел на край стола, чтобы допрашиваемый был вынужден смотреть вверх и вбок, тоже неудобная, некомфортная поза, вдобавок создающая подчиненность при доминировании следователя. У нас учился, с…а.
— Кто ты такой? — спросил следователь. — Ты говоришь по-русски?
— А-гр-х…
Аскер бросился на него прямо через стол, со связанными руками, намереваясь вцепиться зубами в эту проклятую шею, и грызть, грызть, пока соленая кровь не хлынет в рот. Следователь успел лишь повернуться, но и этого хватило. Он вцепился зубами во что-то, следователь вскочил — и он упал на стол, а со стола — на пол. Подскочивший боевик — а реакция-то у него хреновенькая — изо всей силы ударил его прикладом автомата, метил в голову, но попал в плечо. Потом начал со злобой пинать ногами…
— Даризим [74] ! — приказал опомнившийся следователь. — Даризим!
Боевик нехотя отошел.
— Ага коферда [75] ! — сказал он, и голос его буквально сочился ненавистью.
— Чап ша [76] !
Следователь обогнул стол. Аскер так и был привязан к стулу с помощью пластиковых наручников, это не дало ему возможности нормально напасть. Проявив недюжинную силу, следователь поставил стул на место.
74
Стоп, хватит (пушту).
75
Он неверный (пушту).
76
Заткнись! (пушту)