Закоренелый преступник

– Будешь доставлен в лучшем виде, не беспокойся!
– уверил его Грэйсон.
– А теперь вперед!

Они привязали Билли к его собственному седлу, и вскоре маленький отряд двинулся к югу, вдоль реки, по направлению к Эль-Оробо-ранчо. Было решено провести остаток ночи на мызе, где пленник мог находиться под хорошей охраной.

Когда они отъезжали от разрушенной хижины индейца, фигура старика обрисовалась в открытых дверях, освещенная сзади тусклым светом очага. Он кулаком погрозил вслед уезжавшему управляющему.

– Свинья!
– прошамкал он и вернулся в свою хижину.

* * *

В Эль-Оробо-ранчо Барбара ходила взад и вперед перед домом. В освещенном окне виднелся ее отец, который сидел за стадом и читал... Из помещения служащих доносились звуки гитары; иногда раздавались взрывы громкого хохота, доказывавшего, что Эдди Шортер занимал своих товарищей своими знаменитыми фермерскими рассказами из жизни Канзаса.

Барбара собиралась уже вернуться домой, когда ее внимание было привлечено приближением нескольких всадников. Они въехали во двор мызы и спешились перед зданием конторы. Удивившись немного позднему приезду, Барбара вошла в дом и рассказала об этом отцу.

Хозяин мызы, который постоянно опасался нападения, встал, чтобы разузнать, в чем дело, когда Грэйсон подъехал к веранде и спрыгнул с лошади.

– Хорошие вести!
– воскликнул он, подымаясь по ступенькам.
– Я поймал грабителя банка, а также этого самого Бразоса. Поймал негодяя у... у реки. Он чуть было не сказал "у хижины Хозе", но вовремя одумался.
– Кто-то перерезал проволоку на северном выгоне, и я поехал посмотреть, не смогу ли я словить кого-нибудь на месте, - объяснил он.

– Он американец?
– спросил хозяин.

– Похоже на то, но подлость в нем самая мексиканская, - ответил Грэйсон.
– Со мной приехало несколько вилластанцев. Они его завтра отвезут в Куиваку.

Ни Барбара, ни ее отец не выказали особого энтузиазма.

– Ведь он офицер Пезиты, - воскликнул Грэйсон, заметив впечатление, произведенное его словами.
– Подумайте, Пезита поклялся убивать всякого американца, который попадется ему в руки, а этот негодяй служит у него и помогает ему!

– Все же он - американец, - настаивала Барбара.
– Я, например, ни за что не способствовала бы его смерти от рук мексиканцев; а отвезти его в Куиваку - это ведь значит вести его на смерть.

– Ладно, мисс, - ответил Грэйсон, - вы и не будете в ответе за это. Всю ответственность я беру на себя, и с радостью. Я только думал, что вам будет интересно знать, что мы изловили преступника, - прибавил он, обращаясь к хозяину.

Тот молча кивнул головой, и Грэйсон вышел из комнаты. На дворе он насмешливо засмеялся и вскочил в седло.

Подъехав к помещению служащих, он натянул поводья и позвал Эдди. Шортер показался в дверях.

– Берите револьвер и винтовку и ступайте в контору. Вы мне нужны, сказал ему управляющий.

Эдди исполнил приказ. Когда он вошел в контору, он увидел четырех мексиканцев, попыхивавших пахитосами, и Грэйсона, стоявшего перед стулом, на котором сидел какой-то мужчина со скрученными за спиной руками. Грэйсон обратился к Эдди, указывая ему на пленного.

– Это ловкач, который ограбил банк и удрал на нашем Бразосе, которого ему дал наш мерзавец-бухгалтер. Сержант отвезет его утром в Куиваку. Вы должны его сторожить до полуночи. Тогда вас сменят. Солдаты пока заснут, а я пойду ужинать. Только не делайте глупостей, Эдди, - наставительно сказал ему Грэйсон.

Он собирался уже выйти из конторы, когда новая мысль пришла ему в голову.

– Послушайте, Шортер, - сказал он, - из той маленькой комнаты другого выхода нет, как только через эту. Окна там слишком малы, и крупный человек через них не пролезет. Вот что я вам скажу: мы запрем его в той комнате, и тогда ни у вас, ни у нас не будет никаких забот. Вы сможете спокойно разостлать одеяло у двери и лечь. Не нужно будет вас сменять ночью.

– Ладно, - ответил Эдди.
– Положитесь на меня: уж я его устерегу!

Удостоверившись, что пленник надежно заперт, вилластанцы и Грэйсон вышли из конторы.

При упоминании управляющим имен сторожа - "Эдди" и "Шортер", Билли пристально посмотрел на молодого американского ковбоя. Эти два имени вызвали в его памяти представление о чем-то страшно знакомом. Однако он никоим образом не мог связать их ни с кем из тех, кого он знал в прошлом, да и лицо молодого человека ничего не напоминало ему.

Сидя в темноте, Билли от нечего делать стал ломать себе голову: где это он слышал эти имена? Он прямо не мог ни о чем другом думать. Даже грозившая ему судьба казалась ничем по сравнению с важным вопросом: где он раньше слышал имя Эдди Шортера?

В то время, как он сидел, тщетно напрягая память, что-то шевельнулось на полу у его ног. Оказалось, что крыса начала грызть сапог на его ноге.

"Ну и местечко, нечего сказать!", подумал Билли: "Тут крысы могут сожрать человека живьем".

– Эй!
– и он повернул лицо к двери, - Эй, Эдди! Иди-ка сюда!

Эдди подошел к двери и прислушался.

– Что вам нужно?
– спросил он.
– Только бросьте ваши штуки, слышите? Я из Шоуни, в Канзасе, а там люди хитры, как нигде на свете. Вам меня не перехитрить!

Шоуни, Канзас! Эдди Шортер! Вся загадка в одну минуту стала ясной.

– Ты Эдди Шортер из Шоуни в Канзасе?
– воскликнул Билли.
– Ну, так я знаю твою мать, Эдди, и, если бы у меня была такая мать, как твоя, я не терял бы времени, работая на буржуя вместе с проклятыми мексиканцами. Но я тебя не из-за этого окликнул. Мне сюда нужен огонь. Проклятые крысы уж начали поедать мои ноги, а когда они покончат с ними, они слопают меня целиком. Старикашка Вилла с досады, пожалуй, повесится!

– Вы знаете мою мать?
– спросил Эдди, и в голосе его прозвучала грустная нотка.
– Ах, черт побери, все-то вы врете! Это просто одна из ваших хитрых штук. Вы хотите меня завлечь, а затем как-нибудь провести, чтобы я помог вам бежать. Шалишь, я сам, брат, хитер!

– Эдди, честное слово, я знаю твою мать, - уверял Билли.
– Я был у вас всего несколько недель тому назад. Помнишь небольшой диванчик между окон? Помнишь библию на маленьком мраморном столе? А? А Тигра? Тигр, бедняга, сдох, но мать и отец живы и очень хотят, чтобы их мальчик вернулся. Мне все едино - веришь ты мне или нет, но мать твоя была очень добра ко мне, и ты должен обещать, что напишешь ей вскорости, а затем вернешься домой. Не у каждого такая славная мать, как твоя; уж раз такую имеешь, свинство не быть с ней хорошим!