Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны
Шрифт:
И эти нормы уже кодифицированы — есть Европейская социальная хартия, где этот социальный консенсус даже отражен в юридическом документе.
На самом деле у нас из советской власти сделали чудовищную пародию. Из демократии и парламента — тоже. Первоначальная интенция Советов — это примерно то же самое, что сейчас рождается в Латинской Америке, это то же самое, чего требуют люди, которые собираются для того, чтобы не дать застроить гаражами свой двор, где играют их дети…
Для крестьян, трудящихся, солдат тогда это было попыткой самоорганизации, чтобы отстоять свои интересы. Эта модель рождается везде в мире. Кстати, сегодня мы тоже видим протесты, например в Германии, по поводу ввоза из Франции ядерных отходов. Это все та же работающая модель. То же самое происходило в условиях крайней нищеты и происходит в Латинской Америке, причем не только в Венесуэле, но и в Боливии, в Бразилии и во многих местах.
В наши дни люди из районов бедноты создают органы местного
Получается, что тот поворот, что был сто лет назад в Европе, сейчас докатился до Латинской Америки. Это катится с 1917 года по всему миру, но нелинейно — где-то всплески, где-то падения, где-то поражения.
Но при этом не стоит все революции подгонять под одно лекало. Не надо измерять русскую революцию революцией французской. Это разные явления, разные течения революции. Надо говорить об инициативах снизу, которые потом по-разному использовались политическими партиями и политической ситуацией.
Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:
Там, где стремление к совместному самостоятельному решению людьми разных вопросов натыкается на противодействие власти, возникает контрреволюция, которая губит этот социальный энтузиазм и рождает, как правило, очень тяжелые последствия. У революции есть одна закономерность — любая мощная революция, вызванная глубоким кризисом, всегда заходит дальше, чем она может объективно зайти. Поэтому некоторый откат объективно неизбежен — это закон общественного развития. Вопрос — какой откат, в какой форме он происходит и что из этого получается. На мой взгляд, сталинская эпоха была как раз таким откатом, только сделанным очень негативно, жестоко, с разрушением всего того, что было порождено позитивного. Я сейчас хочу ответить, может быть, тем, с кем я относительно редко спорю, тем, кто говорит «Сталин для вас — это ГУЛАГ и убийства, а для нас — это отсутствие безработицы, бесплатная медицина». Я бы сказал так — даже Сталин не смог сломать ту объективную необходимость решения социального вопроса, которая стала ключевой проблемой, ключевым вызовом и ключевой задачей ХХ и нынешнего XXI веков. Ее не может решить никто, ее не может остановить ни Сталин, который был вынужден сохранить эти блага, хотя и устраивал чудовищный террор. Ее не может остановить ни один президент — ни США, ни Великобритании — он уйдет. Буш казался непоколебимым с его политикой, но Обама победил «на ура». И победил не столько потому, что он афроамериканец, а потому что люди устали от того, что им не дают реализовывать свои элементарные жизненные интересы. Всем людям, самым разным. И еще один вызов, наверное очень важный, Октябрьской революции — она поставила перед всеми вопрос: на самом деле равны ли по большому счету рабочие с четырехклассным образованием, крестьяне вообще без образования, солдаты, которые четыре года гнили в окопах, и профессора, которые жили во время войны в хороших квартирах и нормально питались? Да, я за то, чтобы интеллигенция хорошо жила. Но когда этот человек четыре года кормил вшей, а потом приходит в город, и ему говорят — ты будешь чистить снег, а я буду ездить в коляске, — тут человек начинает звереть.
Безусловно, есть какие-то функции, которые все должны решать вместе. Профессор не должен быть равен крестьянину или солдату. Но важно понимать, что все люди как личности равноправны в государстве.
Одна простая история в качестве иллюстрации.
В городе Барнауле недавно произошли важные и серьезные социальные события: региональная власть приняла решение отменить социальный проездной. По московским меркам не такой дорогой, но для пенсионеров и льготников даже эти 150–250 рублей имеют ключевое значение в условиях дикой дороговизны.
В результате несколько тысяч людей в течение трех дней выходили на центральную площадь Барнаула и перекрывали центральные улицы города. И они добились частичных уступок, хотя и не до конца. Что в этой истории важно? Во-первых, важно, что людей довели до предела. Важно, что их пенсии, пособия, жизнь просто несопоставимы с ценами — платой за квартиру, общественный транспорт и продукты питания. И еще очень важно: был снят сюжет об этих митингах и акциях протеста, он был послан в Москву, на ВГТРК, но не пошел в эфир, потому что федеральные власти проводят политику, что в стране нет кризиса и все хорошо.
И важно, что люди вышли в защиту своих интересов.
В связи с этим возникает вопрос. Десятки стран выучили уроки Октября в том смысле, что в них введены хотя бы элементарные социальные гарантии — социальное страхование, медицинское, пенсионное обеспечение, пособия по безработице. В Европе уже давно введен стандарт, что пенсия не должна быть меньше, чем 40 % от средней заработной платы. Но вот в России она сегодня около 20 % по отношению к заработной плате. Получается, что сама Россия не выучила уроки своего же Октября? Получается, мы опять пошли по дурному пути?
Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:
Россия — не знаю, а вот власти России точно не извлекли этих уроков. Позволю себе одну маленькую параллель. Как в начале ХХ века власти пытались решать проблемы социальных противоречий при помощи геополитических имперских игр, ввязываясь то в японскую, то в Первую мировую войну, так и сейчас в России — наша власть пытается играть несуществующими внешнеполитическими мускулами для того, чтобы уйти от глубоких социальных проблем. Мы иногда даже не вдумываемся в то, что реально происходит. Как-то мельком проскочила цифра — больше 100 миллиардов долларов уйдет на поддержку финансовых спекулянтов, которым будут давать деньги под 5 % годовых. Это же в два раза меньше инфляции. А старики выходят на площадь, потому что они не в состоянии существовать на выделяемые им деньги. Образованию, медицине, пенсионерам в рамках нацпроектов дают в лучшем случае 10 миллиардов на несколько лет. И эти противоречия даже не осознаются до конца, и при этом президент с большой трибуны красивого дворца вещает, что у нас будет приоритет науки, образования, культуры и решения социальных вопросов. Вот эти двойные стандарты, мягко говоря, и создают предпосылки для того, чтобы люди начали приходить в состояние озлобления, клинча и возможности социального взрыва.
В том же Барнауле, когда люди стояли на холоде 5–6 часов, никто от власти не выходил с ними общаться. Более того, в тот день шла сессия Алтайского краевого совета, и поставили вопрос о социальных проездных, как будто издеваясь над людьми, на последний пункт повестки дня. Озлобление людей было чрезвычайным. Эта группа людей — не толпа, а масса людей, масса стариков — стояла на холодной площади, брошенная властью и оцепленная со всех сторон милицией и ОМОНом.
А ведь и в столетие революции 1905 года, в 2005 году, люди тоже перекрывали дороги из-за социальных проблем. Тогда была осуществлена так называемая монетизация льгот. На самом деле эта подспудная глубокая энергия протеста — она есть, она нарастает в нашем обществе, и если эти противоречия не разрешать, то ситуация может быть очень жестокой. Власть и олигархи будут драться за свои капиталы, за свои полномочия, за свою монополию на все это. И люди в условиях этой жестокой драки тоже ожесточатся. И вот этого нельзя допускать.
Всякая революция сугубо противоречива. Она несет в себе разрушение, но она же несет в себе и созидание. Поскольку она несет в себе разрушение, в ней всегда есть радикалы, которые в этом разрушении хотят идти дальше, чем это необходимо для решения объективных задач и того, что действительно нужно людям. Это неизбежно. Вопрос другой. Те общественные политические силы, которые действительно ведут революцию, они пойдут на поводу у этих радикалов, или они начнут с ними бороться? Они их ограничат и победят как контрреволюцию, или они окажутся у них в плену?
Революция — это объективный процесс, ее не совершает кучка заговорщиков. В этом общественном процессе может и должен возникнуть сознательный субъект, который берет на себя ответственность и предотвращает крайности террора и возможность контрреволюции.
Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:
Вернусь к октябрю 1917 года и позволю себе одну тезу. На самом деле революция делалась в расчете на относительно мирное развитие событий. Не случайно из «Петропавловки» отпустили белых генералов, не случайно стремились отменить смертную казнь, не случайно жестоко выступали против любого бандитизма. Может быть, чрезвычайно жестоко — у меня есть интересные свидетельства и цитаты. Но вот во что это в конце концов выродилось, что был красный и белый террор, — это второй вопрос. Вот одна цитата американского генерала Гревса по поводу Колчака: «На одного расстрелянного красными приходилось сто расстрелянных белыми». Так что не все так однозначно с тем, что только радикалы-левые все уничтожали в революции. Ответственность за террор несут те, кто не хочет признать право народа на революцию, не в меньшей, а в большей степени, чем революционеры. Революция — это сложный объективный процесс. Когда из народа делают хама на протяжении столетий, надеяться на то, что в революции этот хам вдруг станет красивым, умным и тонким интеллигентом, извините, просто глупо.
Большевики в народе видели и хама, и революционера. И интеллигенция иной раз озверевала и превращалась в такого кровавого хама, что никакому крестьянину и не снилось.
А теперь вернемся в наши дни. Волна революций, которая прокатилась по Европе на исходе Первой мировой войны, действительно преобразила немецкое общество, а также австрийское, венгерское, польское, французское… Поменялся общественный консенсус, поменялся компромисс между классами, слоями населения. Действительно, стали нормой и восьмичасовой рабочий день, и пятидневка, и профсоюзы резко усилили свою роль. И в этом огромную роль сыграли левые партии, прежде всего европейские социал-демократы.