Зал ожидания

У всех — и у председателя, и у членов месткома, и у подруг — был такой вид, будто Анюта совершила что-то очень хорошее, от чего всем стало веселее жить. Все говорили, что Анюта молодец, одна вырастила брата и теперь они все твердо уверены, что так же успешно она воспитает и дочку. А бухгалтер Евдокимова сказала:

— Ты у нас, Анюта, герой.

И ее Анюта тоже поцеловала. Федор подумал, что напрасно. Ничего хорошего о Евдокимовой от сестры он не слыхивал. И пришла она без подарка, да еще велела Анюте расписаться в какой-то бумаге.

Анюта расписалась и сказала:

— Спасибо… — Голос ее дрогнул, и она еще раз поцеловала Евдокимову.

Когда все ушли, Федор долго сидел и чему-то посмеивался, но Анюта в это время кормила дочку и ничего не замечала. Это еще больше раззадорило Федора.

— С бухгалтершей целовалась. Ха-ха!

Убирая свою белую, налитую молоком грудь, Анюта проговорила:

— Вот тебе и «ха-ха». Евдокимова — добрая баба. И все они ко мне добрые.

— А раньше-то недобрые были?

— Раньше было раньше, а теперь — это теперь, — неопределенно ответила она, укладывая Светлану в новую коляску.

12

Потом она говорила Юлии Ивановне:

— Что-то все мне добрыми стали казаться. Это нехорошо.

— А ты не поддавайся. Так не бывает, чтобы все.

— Сама знаю, что не бывает…

Они гуляли по двору. Юлия Ивановна толкала коляску, Анюта шла рядом и, отчего-то вздыхая, обещала:

— Ничего. Вот пойду на работу, эта дурь с меня слетит.

Сидя на крыльце, Федор слышал этот разговор и никак не мог понять, отчего сестра так подобрела ко всем, кроме него. К нему-то она относилась по-прежнему. Он только что пришел из школы и ждал, когда сестра нагуляется сама и «нагуляет» Светлану и тогда, может быть, вспомнит о своем голодном брате. Обед-то она сготовила, наверное. Не все же только для этой… племянницы.

Так он ворчал про себя в ожидании обеда, но только для порядка, в самом-то деле он был доволен тем умиротворением, которое внесла Светлана одним только своим появлением на белом свете.

И это умиротворение пошатнулось в один ненастный весенний вечер, да так на место, кажется, и не встало…

13

Весь день бесновался ветер, он налетал неизвестно откуда, кидался из-за каждого угла, шумел и свистал в трубах, в проводах, гонял по темному небу разорванные в клочья тучи и наконец доигрался: к вечеру хлынул дождь.

Потом дождь приутих. Потом снова принимался стучать по крышам, шелестеть по намокшей земле. Все решили, что так и положено перед ледоходом.

Вечером Федор сидел в одиночестве — сестра ушла к Юлии Ивановне, и он еще не знал, чем бы ему заняться до ужина. Пока он раздумывал, явилась Катя.

— Дядя Федя, это я, — звонко выкрикнула она с порога.

— Заходи, тетя Катя. И сиди тихо.

— Спит? — спросила она шепотом, оглядываясь на коляску.

— Дремлет.

— Как ни придешь, все дремлет, все дремлет. Она у вас дремлюга. Да?

— Сама ты дремлюга.

— Нет, я уже большая.

— Большая, а слова всякие выдумываешь.

— Ну и выдумываю. Ну и что?

Так с ней можно говорить хоть до утра. Пробовал он не отвечать на ее вопросы, отмалчиваться, но и это не помогало. Катя умела разговаривать за двоих, и если ей не отвечали, то она сама отвечала на свой же вопрос.

— Вот что, — строго сказал он, хотя отлично знал, что Катю никакой строгостью не застращаешь. — Мне тут почитать надо. Так что давай без разговоров.

Катя с удовольствием согласилась и несколько секунд сидела молча, потом тихо и жалобно простонала:

— Ох, как скучно с тобой, Федюнечка…

А он уткнулся в книжку и будто не слышит ее постанываний. И вдруг она тоненько вскрикнула:

— Ой! Что это?.. Что это?..

Федор прислушался: до того отчаянно расшумелся ветер, что кажется, будто потрескивает под его напором старый дом. Всякие ужасные звуки прорываются сквозь этот шум и свист от реки. Там кто-то стонет, завывает, скрипит. Иногда раздаются выстрелы, раскатистые, как майский гром.

— Что это, Федюшечка, такое ужасное? — тоненько шептала и повизгивала Катя. Она еще не знала, надо ли ей бояться, или все это, что там творится, очень интересно, и надо бежать смотреть.

— Лед пошел! — выкрикнул Федор с таким радостным удивлением, что Катя решила: «Надо бежать».

Она кинулась к матери.

А Федор отодвинул занавеску на окне и припал к стеклу, совсем не надеясь хоть что-нибудь увидеть в кромешной тьме. И в самом деле, он только и разглядел, как перед окном неистово раскачиваются мокрые ветки. Потом, когда глаза привыкли, еще стали видны и выбеленные светом от окна заостренные планки ограды.

И еще ему показалось, будто там стоит человек в светлом плаще и смотрит на окна. Он пошире раздвинул занавеску. Да, стоит какой-то человек и держится за верхушки планок, а по его светлому плащу, тускло поблескивая, бегут дождевые струйки.

Заметив Федора в окне, человек снял шляпу и взмахнул ею над лохматой головой. При этом он улыбнулся очень приветливо и несколько раз кивнул Федору.

Федор в испуге отпрянул от окна. Он узнал этого человека. Под дождем стоял Куликов. Наверное, он уже давно там, в темноте. У Федора было только одно желание: как-нибудь скорее удалить его, пока не вошла Анюта. Потому что, когда она войдет и увидит Куликова, произойдет что-то непоправимое и нарушится только что восстановившееся спокойствие их жизни. Федор оглянулся: в комнате никого не было. Светлана не в счет.

А может быть, все ему только показалось и там никого нет? Он снова припал к черному стеклу. Куликов все еще стоял на том же месте и все еще, размахивая шляпой, кивал головой и улыбался как-то особенно нерешительно и приветливо, желая вызвать расположение Федора. Потом он почему-то очень заторопился, замахал рукой и выхватил из кармана что-то блестящее. Что-то желтое и красное. Неистово потрясая этим блестящим над головой, засмеялся так, что Федору показалось, будто он слышит этот смех сквозь шум и грохот ветра. Он увидел в руке Куликова обыкновенную пластмассовую погремушку: колечко и нанизанные на него разноцветные гремучие шарики.

14

Еще в сенях Катя начала выкрикивать:

— Лед пошел! Лед пошел! Лед пошел! А вы тут сидите и ничего еще не знаете!

— Ну я пойду, — проговорила Анюта, поднимаясь. — Как-то там доченька моя…

И она поспешила на свою половину. Здесь тихо, тепло, и Светлана спокойно спит в затененном углу. Слегка отодвинув занавеску, Федор припал к темному окну, как будто что-то можно увидеть в темноте неспокойной весенней ночи.

— Что ты там разглядываешь? — спросила Анюта, наклоняясь над коляской.