Залив Полумесяца

– Будет тебе, Антонио, – со снисхождением осадила его Сиера. Она несла себя гордо и с достоинством, что не оставляло сомнений в ее высоком положении, но в то же время в ней сквозило что-то темное и пугающее. Мрак таился в ее темных глазах – густой, заволакивающий в свои бесконечные глубины. – Мой покойный супруг был важным человеком при дворе дожа Венеции и считался его ближайшим другом.

– Что же привело вас в Геную, сеньора? В Венеции вы занимали высокое положение, но здесь… Здесь вас никто не знает.

– Это пока, – наградив старика пронзительным взглядом из-под вуали, многообещающе улыбнулась Сиера. Они как раз прошли в обшарпанную гостиную, где также царило запустение. Мельком оглядевшись, вдова, однако, осталась невозмутимой, словно бы ее все устраивало. – К слову, мой отец был родом из Генуи. Эти земли – моя родина. И я здесь, чтобы вернуть утраченное. То, чего мы были несправедливо лишены. Но в первую очередь мне нужно где-то обосноваться, не так ли? Этот замок привлек меня, едва я о нем услышала по прибытии в Геную. Море – моя страсть. Возможно ли было пройти мимо?

Какое-то обещание таилось в ее словах, отчего хозяин замка невольно поежился. Голос этой сеньоры был полон затаенной злобы и ледяной решимости, но она быстро замаскировала это под напускным дружелюбием и откровениями о своей страсти к морю. Она прибыла в Геную явно с дурными намерениями… Темные глаза ее так и полыхали, когда она говорила о том, что намеревается вернуть нечто, утраченное когда-то ее семьей.

– Надеюсь, вам все удастся, – из вежливости выдавил старик и поспешил позвать своего единственного слугу, чтобы тот принес чего-нибудь, дабы угостить уставших с дороги гостей.

Дворец санджак-бея в Трабзоне.

В это утро дворец Трабзона праздновал заключенные браки двух юных султанш, которые сейчас восседали вдвоем на одном сидении в шатре в окружении остальных женщин гарема. Увеселение шло полным ходом, устроенное Карахан Султан на золото, присланное в Трабзон Коркутом-пашой из столицы. В саду раздавалась музыка, наложницы в ярких платьях танцевали перед султаншами, а те беседовали между собой. На мужской же половине, за ширмой, соревновались борцы, за ходом чьего поединка с азартом следили собравшиеся в шатре мужчины.

Одна из невест, Ясмин Султан, с удрученным видом созерцала все это. Последним, чего она желала в это утро, это веселиться. Платье из алого шелка подчеркивало ее восточную красоту, черноту волос, струящихся по плечам, и красивые темные глаза. Ее смуглая кожа казалась позеленевшей, будто от болезни, а взгляд наполняла печаль, которую почему-то никто не замечал.

Или же все просто делали вид, что не замечают. В этой семье никого не волновали чувства юной девушки, поневоле выданной замуж за престарелого бея, союз с которым был попросту выгоден. Шехзаде Махмуд решил судьбу дочери, и никто не посмел противиться его воле. Даже Карахан Султан, столь заботящаяся о благе семьи. Но Ясмин Султан и не ждала от нее помощи. В число ее любимых внучек она никогда не входила…

Сидящая подле сестры Махфируз Султан, наоборот, выглядела радостно и взволнованно. Как более любимая семьей, она всегда чувствовала себя увереннее и не имела особых причин унывать. Отец любил ее пусть меньше старших сестер, но любил, а Карахан Султан всегда приглашала к себе на званые ужины и всячески демонстрировала свою расположенность.

Верно, потому ее и выдали за куда более молодого и перспективного Ферхата Бея, внука самого султана Мехмета. По словам семьи, он был хорош собой и весьма обеспечен. У Махфируз Султан не было причин грустить в это утро, и она в нетерпении ждала своего вступления в новую жизнь.

В шатре пребывали и матери юных султанш, Атике-хатун и Дилафруз-хатун, разместившиеся по обе стороны от невест – каждая подле своей дочери. Они с гордостью созерцали пышное празднество в саду и наслаждались долгожданным вниманием к ним и их детям.

Друг напротив друга за столиком сидели и другие три жены шехзаде Махмуда.

Элиф Султан находилась в окружении своего многочисленного потомства, которое создавало вокруг нее шум и суету. Она сияла, как всегда, щедро даря свои улыбки и то и дело заливаясь звонким смехом. Пританцовывая, султанша то целовала одного из своих детей, то с аппетитом угощалась лукумом и фруктами, то шепталась со своей старшей дочерью Мелек Султан, сидящей рядом с ней на подушке.

Пышнотелые, румяные, с улыбчивыми лицами они были словно благоухающие розы в летнем саду. Солнце золотило их светлые волосы с персиковым отливом, отчего казалось, что от этих женщин исходит необыкновенное сияние.

В отличие от них, Нуране Султан вела себя по сложившемуся обыкновению степенно и величаво. Если Элиф Султан знаменовала собой простоту, непосредственность и озорной нрав славянской селянки, то в Нуране Султан чувствовалось благородное происхождение. Никто не знал, в каком венецианском семействе она была рождена, но никто не сомневался, что непременно в богатом и знатном.

Все в ней – и то, с каким достоинством она себя преподносила, и ее плавная речь, и изящные манеры – говорили о превосходном воспитании и образованности. В бледно-голубом платье, подчеркивающим аристократическую белизну ее кожи и красивые голубые глаза, Нуране Султан в одиночестве восседала на подушке и, попивая шербет, созерцала осеннюю природу, словно бы о чем-то задумавшись.

Фатьма Султан неизбежно терялась на фоне других двух жен, каждая из которых представляла собой яркую индивидуальность. Незаметная со своими пепельно-русыми волосами и невыразительным хмурым лицом, она словно отбывала повинность и скучающе оглядывалась, даже не глядя в сторону ненавистной Элиф Султан. Она все также на дух ее не выносила, не забыв старых обид.

– Любопытно, где же бабушка? – вслух удивилась Мелек Султан.

– Султанша вскоре придет, не переживай, Мелек, – заверила ее с улыбкой Элиф Султан. – Она столько сил положила на организацию этого праздника, что вряд ли его пропустит. Вероятно, что-то ее задержало.

– Или кто-то, – с сухой иронией заметила Атике-хатун. Все повернулись к ней, ожидая объяснений. – Направляясь сюда, я видела, как в сторону ее покоев шла Бахарназ Султан со своими дочерьми.

Элиф Султан с ее старшей дочерью переглянулись с напряжением, не зная, чего от этого ожидать, а Нуране Султан никак не отреагировала, не считая нужным занимать себя мыслями о чем-то подобном.

Покои Карахан Султан.

– Я была так рада увидеть вас. После своих свадеб вы покинули нас на целые годы. И вот теперь, спустя всего несколько дней, уезжаете? Никто вас не торопит. Наконец, вся наша семья здесь, в Трабзоне, а не разбросана по санджакам. И я хочу подольше растянуть эти прекрасные мгновения.

– Султанша, мои дочери с удовольствием бы ост… – как можно более вежливо отозвалась Бахарназ Султан, но ее бесцеремонно перебили, будто и не услышав ее слов.

– Дильназ, Айше – неужели вы не хотите еще немного побыть с нами? – Карахан Султан подчеркнуто разговаривала лишь со своими внучками, расстроенная тем, что они так скоро намеревались отправиться с мужьями в провинции.