Заложница в академии
Шрифт:
Рейв встаёт с места и отправляет в картотеку свои графики.
— Закрой кабинет, когда закончишь представление, — он кидает ключи Листану и тот чуть теряется.
— Уходишь?
— Я закончил. Остальные, как я понимаю — тоже. Собрание во вторник. И сотри это дерьмо с доски, когда будешь уходить. То что касается Теран, касается и тебя, не заставляй повторять.
Он разворачивается на каблуках и удаляется.
Листан — придурок, непонятно только перед кем он красуется на этот раз. Вариантов — масса.
Рейву нужно на отработку, но хочется немного проветрить голову. Он останавливается перед панорамными окнами, что выходят
Девочки Шеннен сидят на пледе, чинно сложив ножки, и безэмоционально что-то обсуждают.
Рейв не видел Брайт Масон с самого утра, а Шеннен Блан крутилась рядом последние несколько часов.
“Шеннен Блан!” — произносит он про себя, отстукивая пульс по стеклу костяшкой указательного пальца. Тук-тук-тук. Шен-нен-бла-н.
“Брайт Масон” — не выходит отстучать.
Тук-туктук-тук-тук-туктуктук.
“Значит вот оно что…” — усмехается он, обращаясь к глупому сердцу.
“Нельзя. Ты же знаешь. Это худшая твоя идея. Ты — охотник. Она — … даже не жертва. Она заложница-смертница. Вам двоим ничего никогда не светит даже в самой фантастической теории. Если война, которая грядёт совсем скоро, закончится победой Ордена — ты станешь первым после главного, и Брайт Масон принесут в жертву раньше, чем ты подумаешь, что хотел бы коснуться её руки. Если Орден проиграет… ты станешь изгнанником хуже прокажённого и сгниёшь в тюрьме вместе со своей семьёй. Она должна отсюда выбраться живой, верно?”
Пальцы сжимаются.
В груди разливается счастье — её счастье, Рейв оборачивается, будто девчонка стоит за его спиной, но там никого нет.
Она где-то далеко и счастлива. От этой мысли всё внутри сводит, будто Рейв хлебнул кислоты, даже челюсти сами собой сжимаются.
“Хорошо же. Если это Хардин… может, он ей поможет. Не ты. Не сын Хейза! А может декан?” — Рейв изгибает губы, пока в глазах сгущается чёрно-изумрудный туман. — “Ещё лучше. Давай, Масон. Выбери кого-то из них… не приближайся ко мне. И мне не позволяй!”
Он отталкивается от пола носками и лёгкой походкой идёт в сторону библиотеки, на миг замерев, прежде чем сжать ручку.
Глава двадцать третья. Опьянение
|ОПЬЯНЕНИЕ , -ия, мн. нет, ср.
1. Состояние пьянеющего или опьяневшего. |
Картина чертовски умилительная. Пьяненькая Масон сидит на грязном полу, рядом пьяненький Энграм Хардин. Они слушают рок-н-ролл самого паршивого сорта. В уголке ворчат книги по этикету, в воздухе носится пара музыкальных справочников, выпуская снопы разноцветных искр.
Брайт Масон хохочет и хрипло подпевает. Не по-сиреньи, обычно, как пела бы любая другая девчонка. Энграм Хардин смотрит на неё щенячье-влюблённо и тоже пытается подпевать, но или не знает слов, или слишком пьян, или слишком свихнулся на сидящей рядом девчонке.
Эти двое смотрятся со стороны практически поэтично. Он восхищён ей, она восхищена музыкой.
Она счастлива, в груди Рейва неистово печёт её невероятное умиротворение. Он даже наслаждается её музыкой, будто сам настраивал приёмник.
Вид
влюблённого Хардина вызывает противоречивые чувства и пугает то, что есть там что-то от банального облегчения. Он рад, что Энг, возможно, спасёт Масон, не позволит наломать дров, может, даже избавит от чар Фаима.Но Рейв бы отдал очень-очень многое, чтобы, ни о чём не думая, вот так же сидеть сейчас рядом с Брайт Масон и пить вино.
Эта мечта настолько желанна, что разъедает вены, кожу жжёт.
Выбросить Хардина и занять его место.
Да с чего бы? Ну что принципиально изменилось? Она — просто дикая необычная картинка, которой не место в его жизни. Блаж. Это интерес, возникший из-за чар, её дерзости, сопротивления и одного сорванного на самом интересном месте секса. Масон теперь просто связана в его голове с мыслью о недотрахе, какая досада. Пройдёт!
Трек сменяется, а Масон хватается за сердце.
— Громче! Гром-че! — вопит она, вскакивает на ноги. — Это моя любимая песня!
— Ты говорила так про каждую, — хохочет Энграм.
Теперь он что-то знает о Масон. А если Рейв что-то узнает, его будет уже не спасти. Ему чертовски интересно, но это что-то запрещённое, не для его ушей и глаз. Масон должна оставаться для него пустой болотной книгой.
Исполнитель скрипит*, как несмазанная телега, ритм затяжной, тягучий, текст не знаком, язык чужой, но Брайт Масон знает слова, танцует и пинает кучи золы, горелые полки. Она вся грязная и, когда вытирает испарину со лба, пачкает лицо сильнее.
— У-у-у, — тянет она, вторя певцу.
А два зеленоглазых истинных смотрят на неё, закрывшую глаза.
Платок, что утром был намотан на голову Масон теперь украшает высокий хвост. Очки висят на самом кончике носа. На Брайт футболка с принтом, совершенно непристойно для академии. Неслыханно! Футболка заправлена в бордовую юбку и всё равно это смотрится вопиюще. Поверх юбки на талии завязана клетчатая красная рубашка. Масон саботирует дресс-код так, что впору её исключить. Жаль, нельзя.
А ещё нельзя плясать под запрещённую в приличном обществе альтернативу, сжимая в руке горлышко бутылки с чёрным вином.
— Что здесь происходит? — усталая злость.
— Мне пора, — обречённая печаль.
Рейв и Энграм говорят одновременно.
Песня заканчивается. Новая чуть бодрее*, но Масон больше не танцует. Она смотрит на Рейва широко распахнутыми глазами поверх очков, и её счастье в его груди стремительно стухает, вместо него привычная мешанина, из которой невозможно вычленить хоть что-то определённое.
— Спасибо, Энг, — тихо произносит Брайт, Рейв дёргает пальцами, услышав её покорный голос. Их взгляды всё ещё соединены, будто склеены накрепко.
Брайт смотрит пьяно, медленно делает глоток из бутылки и облизывает губы. Капелька вина чертит дорожку по её подбородку-шее-груди, прячется в ворот футболки, а Рейв сдерживает прерывистый вдох.
Он узнал очередную тайну. Брайт Масон любит альтернативу, рок-н-ролл и рок-баллады, а ещё чертовски красиво пьёт вино.