Заложница
Шрифт:
Я пытаюсь проглотить ком, вставший поперёк горла, а щека продолжает тереться о грубую ткань покрывала. Всю свою жизнь я совершала ошибку за ошибкой, не замечая этого. Сделала ли я что-то неправильно в этот раз? Я поворачиваю голову в попытке понять, что же пошло не так.
И я вижу Стоуна, стоящего на коленях, пока его грудная клетка вздымается от учащённого дыхания. В глазах мужчины, в которого я влюбилась всем сердцем, застыла боль. Он выглядит таким потерянным.
Спустя секунду Стоун прижимается всей своей толщиной к моим складочкам.
— Что произошло? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Стоун
— Разве я разрешил тебе поворачиваться? Мы так не договаривались. Ты будешь лежать лицом в покрывало и принимать меня так глубоко, как только возможно, — он шлёпает меня на этот раз сильнее раза в два.
— Ау! — вскрикиваю я.
— Ляг обратно на покрывало, или ты уже передумала?
Моё сердце бьётся как сумасшедшее. В голове снова и снова звучит голос, твердящий, что все это неправильно. Во время минета Стоун был груб, но вёл себя по-другому. Так, словно между нами был секрет, о котором знали лишь мы вдвоём.
— Почему ты до сих пор смотришь на меня?
Я пристально всматриваюсь в его лицо и теперь отчётливо вижу: в его взгляде нет боли, там застыло чувство одиночества.
Всеми своими движениями и действиями он пытается отгородиться от меня, отключив все свои чувства.
В мою грудь словно всадили нож, когда я осознаю, что, находясь рядом со мной, Стоун все равно остаётся самым одиноким человеком на планете. Почему же он так упорно продолжает отталкивать меня? Почему заставляет меня бороться с ним? Дело не в том, что ему нравится грубый секс, он просто пытается свести все к единственному, о чем он так хорошо знает. К боли.
— Нет, — говорю я.
— Уже наигралась? — усмехается он.
Я встаю на колени и поворачиваюсь к нему лицом, прикасаясь ладонями к его груди.
— Что ты делаешь? — выплёвывает он, хватая меня за запястья.
— Отпусти меня! — я чуть ли не кричу, отталкивая его руки от себя.
Стоун отпускает меня, удивлённый вспышкой злости.
Я медленно провожу пальцами по шрамам на его груди. Некоторые из них совсем старые, другие светло-розового оттенка, явно получены недавно. Я наклоняюсь к самому большому из них и целую его, злясь на весь мир за боль Стоуна. Он назвал их уродливыми, но это не так.
Стоун вздрагивает под моими губами:
— Какого черта?..
— Я люблю этот шрам, — говорю я, целуя его снова.
Наступает гробовая тишина, после чего Стоун шепчет:
— Не надо.
— И этот тоже люблю, — на этот раз прикасаюсь губами к светло-розовому шраму на рёбрах.
— Что ты…
— Но этот я люблю больше всего, — произношу я, прижимаясь к рубцу прямо напротив его сердца.
— Прекрати, — говорит Стоун, хватая меня за плечи.
Может, он и в состоянии заставить меня не прикасаться к нему, но он не в силах заставить меня замолчать.
— Я люблю тебя.
Стоун перестаёт двигаться, застыв передо мной.
— Что ты несёшь? Нет.
— Я люблю тебя, — слова вырываются из меня, и это правда. Я никогда никому не признавалась в любви, кроме своих родителей. И то не слишком часто, ведь они не любят ярких выражений чувств. — И я хочу, чтобы ты лишил меня девственности в такой позе, которую выберешь сам. Мне понравится все, что ты со мной сделаешь, потому что я люблю тебя.
— Ты не можешь, —
его голос звучит приглушённо, скорее всего, из-за шока. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.Вместо ответа я обнимаю его за талию и прижимаюсь к его губам. Любовь не должна быть сложной и нести в себе боль. Чувство внутри меня такое большое и светлое, что я ни секунды не сомневаюсь в своих словах.
И тут все снова резко меняется.
Словно оттаяв от долгих лет заморозки, Стоун притягивает меня ближе в свои объятия.
— Черт побери, — бормочет он мне в шею, — черт, черт, черт.
Он так сильно прижимает меня к себе, что я с трудом могу дышать, но я не делаю никаких попыток освободиться. Не хочу останавливать его.
— Почему ты не боишься меня? — в его голосе звучит отчаяние. Стоун хотел напугать меня, чтобы я сама убежала от него как можно дальше, и все между нами исчезло бы само по себе.
Я позволяю ему выплеснуть всю свою боль, обняв его так же крепко в ответ. Он напоминает мне дикого животного, боящегося приблизиться к людям. Стоун может причинить мне боль, но я знаю, когда любишь, нельзя просто так взять и уйти. Какой смысл бояться, если страх мешает нам жить?
Мы долго стоим так на коленях посреди кровати, хватаясь друг за друга как за спасательный круг. Из-за его захвата я с трудом поворачиваю голову и смотрю на него. В лунном свете грудь Стоуна выглядит еще хуже. Множество шрамов, складывающихся в сложный узор. Я могу щекой сквозь эти полосы ощутить все его одиночество, исходящее прямо из глубины души.
Я должна понять и помочь человеку, укравшему моё сердце. Его пытали и истязали, но Стоун смог пережить это и стал прекрасным мужчиной.
Сложно отстраниться от него сейчас, но все же мне удаётся отодвинуться на сантиметр для того, чтобы прикусить нежную кожу возле его правого соска. Я слышу вздох, но его тело ни на секунду не расслабляется. Наоборот, теперь я могу чувствовать исходящее от него желание того, что произойдёт дальше.
Никаких грубых слов и жестокости, но это, несомненно, будет лучшее, что происходило со мной в жизни.
— Я не собираюсь использовать тот презерватив, — говорит Стоун голосом, охрипшим от желания.
Он говорит серьёзно, и я понимаю, что хочу того же. Никаких преград.
— Мне дала его мама, — не знаю, зачем я это рассказала.
Стоун злится в ответ:
— Она видела того мудака, но все равно дала тебе презерватив и отпустила с ним на всю ночь?
О боже, он ревнует. Это так странно, кажется, будто мы обычная пара, а не заложница со своим похитителем.
— Лиам на самом деле милый парень.
Мне не стоило этого говорить или наоборот стоило, так как Стоун отстраняется от меня со странным блеском в глазах.
— Лиам милый, — повторяет он. — Милый?
— Да, милый, — отвечаю я, дразня его.
Я говорю все это для того, чтобы он начал, наконец, действовать. И он начинает. Стоун кладёт руки мне на предплечья и кидает на середину кровати, словно я совсем ничего не вешу. Его руки ложатся на мои ноги в районе щиколоток, после чего он рывком разводит их стороны. Именно так я все себе и представляла: Стоун, нависающий надо мной. Пусть это не имеет никакого смысла, но когда ты собираешься лишиться девственности, важна любая мелочь.