Заметь меня в толпе
Шрифт:
Пропал Настин плащ и уличные туфли.
Я был в ярости и недоумении. Как ей это удалось?
Настя билась в истерике. Опять несла околесицу про своего давно умершего брата. Слушать ее сил не было. Я оставил мать и пошел на выход.
Мной овладело тупое безразличие. Я так хотел все исправить. Хотел, чтобы эта чертова кража не висела гильотиной над нами обоими. Думал начать все сначала. А она только и выжидала, чтобы сбежать от всех... и от меня.
Я ей больше не нужен?
Зазвонил телефон.
— Ты еще в больнице? — голос Шоно и шум улицы из трубки.
— Да.
—
— Теперь не важно.
— Бери Надю в охапку и прыгайте в такси.
— Ее здесь нет.
— В смысле?
— Она ушла.
— Тимыч, я не знаю, что у вас происходит, но тебе надо делать ноги! Слышишь?
— Да.
— Бери такси и езжай в отель Глобус. Это недалеко. Я оставил на парковке джип. В багажнике кое-какие вещи. Твои паспорта в бардачке. Номер тачки скину смской. Ключи возьмешь на рецепции. Машина чистая, проблем не будет. Немедленно уезжай из страны. Лучше на юг. А оттуда лети… не знаю… в Азию… Таиланд, Камбоджи, Вьетнам, да куда угодно, хоть к папуасам. Только мне не говори. Слышишь?
— Шон, я не поеду.
— Да какого хера! Ты знаешь, что с тобой за Семена сделают?! Это еще про кодекс не знают.
— Мне все равно.
— А мне нет! — ревел Шоно в трубку. — Ты задрал! Нянчиться с тобой!
— И не надо, Шон. Все отменяется.
— Я сам тебя убью, если сейчас же не сядешь в такси!
Да какая разница.
Я вышел на улицу.
— Хорошо, — сказал я.
— Вот так! Давай! В багажнике сумка и виолончель. Удачи, брат! Береги себя.
— Виолончель? А как ты ее туда?.. Спасибо, бро.
Шоно отключился.
Ч2, Глава 10
В багажнике джипа и вправду лежала виолончель. Я улыбнулся и провел рукой по кожаному футляру. Шоно вечно прикалывался над моим выбором музыкального инструмента. «Хуже только баян» — говорил он презрительно. Рядом втиснулась пухлая спортивная сумка.
Я сел в машину, повернул ключ зажигания. Мотор глухо загудел.
И зачем куда-то ехать? Без нее нет никакого смысла.
Почему она сбежала? Надя не могла сбежать от меня...
Ее голос зовет и молит о помощи. Но каждый раз, как пытаюсь помочь, просыпаюсь, будто что-то выталкивает назад в реальность.
Я должен понять. Должен еще раз уснуть и найти ее с другой стороны. Главное, не проснуться.
Я заглушил мотор. Достал сотовый.
— Здорово, Алик.
— Какие люди! Давненько не слышались. Думал, ты того… Завязал что ли?
— Угу. Развязать хочу.
В трубке послышалось довольное хрюканье.
— Ну смотри. Тебе как обычно?
— Нет. У меня спецзаказ. Нужны снотворные. Так, чтобы не менее суток, как под наркозом.
— Ну, могу кетиш подогнать.
— Надо так, чтоб без глюков. Просто спать.
— А че так?
— А тебе не все равно?
— Ну, ладно. Тогда кетамин плюс дроперидол.
— Когда?
— Да хоть сейчас. Подъезжай.
— Нет. Мне на вокзале лучше не светится.
— Я не гордый, могу подъехать, куда скажешь. Только сам знаешь…
— Сочтемся.
— Шли адрес.
……
Я снял номер в Глобусе. Алик приехал к ночи.
— Вот этих сразу три, а этих одной хватит, — он протянул
два зипа с колесами. — Только нахера тебе эта вата? У меня с собой ширка, сыпуха, все как ты любишь...— В следующий раз.
Сунул ему деньги и вежливо захлопнул дверь.
Я налил воды и вернулся в комнату.
Положил на кровать черный футляр. Достал смычок, проверил натяжение. Волос немного провис. Я подкрутил, натер канифолью. Гриф привычно лег в руку. Я расположился в центре комнаты. Зажал на струнах ми-минор, сыграл арпеджио. Виолончель сдавленно засипела.
— Прости, детка. Забыл о тебе совсем.
Подкрутил колки. Попробовал еще раз.
— Так-то лучше.
Я достал из кармана два пакетика. Из первого — пять пилюлек, из второго — две. Детские дозы давно не торкают. Заглотил таблетки одну за одной, запивая отдающей хлором водой. Теперь можно и сыграть.
Я закрыл глаза, а когда открыл, абсолютно ничего не увидел. Сплошная темень. Только жужжание чьих-то голосов со всех сторон.
— Надя! Ты здесь? — я не узнал своего голоса. Он прозвучал совсем низко, и звук шел, будто не от меня, а от кого-то рядом.
Я прислушался.
«Что значит от кого? Это что за вопросы такие!?»
«Ступакова, да тут всего-то метра полтора. Прыгай давай!»
«Надька, если ты написала эти поганые слова в своей тетрадке, зачем ходишь за мной? Зачем в глаза заглядываешь? Хочешь извиниться, так извинись. А не хочешь, так и скажи прямо.»
«Наденька, ты только папе не говори. Дядя Сережа к нам больше заходить не будет.»
«Ступакова, а ты себе резиночки для волос из трусов выдергиваешь?»
«Это ты сделала?! А кто тогда? Миронова?»
«Че зыришь? Тоже хочешь в сортир башкой с Рамазановым за компанию?»
«Ты прости. Я бы сам перетерпел, но у меня там баба, ей совсем хреново. Полтинник? А больше че, нет? Родители бедные? Смотри, если свернешь не туда, догоню.»
«У вашего ребенка больная фантазия. Она потенциально опасна. Нормальный человек такого не придумает, а уж тем белее не изобразит. Вы только посмотрите на детали! Это сущий кошмар! Если хотите допуск к занятиям, принесите справку от психиатра.»
«Ты дальше своих формул ничего не видишь! А если видишь, тогда зачем я тебе такая? Чего молчишь?!»
«Раздавленных голубей хоронили? Это как? Что за игра такая?»
«Эй, ну ты не расстраивайся. Я не виноват, что ты в меня...»
Это же мой голос!
— Надя! Ты где?! Надя!
Голоса зажужжали с удвоенной силой.
«Вы с ней построже. А то тихая, тихая, а как выкинет дикость.»
«Все рисуешь! Да лучше бы посуду за собой помыла. Вон Гуля и обед родителям приготовит, и полы вымоет.»
«Да наркоманка она, вот и пасут.»
«Сказала же, не приходи больше! Раньше надо было звать! У меня муж есть и ребенок… от мужа.»
Откуда все это? Что за место такое?
Растопырив руки, я медленно продвигался во мраке. Между пальцев застревали тонкие нити. Паутина?
«Ты мне не очень нравишься...» — услышал я опять свой голос и вздрогнул.
— Надя! — заорал я. — Где ты?!
— Прости меня! — сказала Надя совсем близко.
— Надя?
— Слышишь, прости!
— Да в чем ты виновата? Где ты?