Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора
Шрифт:
На Реюньоне все наоборот: зимою – лето, а осенью – весна. Реюньон – остров вулканического происхождения. Практически это один большой спящий вулкан, который называется Снежным, а второй вулкан называется Форнес, то есть типа печки по-нашему. Этот вулкан активный, но добрый. Лава из него периодически тихо вытекает, и на это единственное в мире зрелище слетаются люди из разных точек земного шара. Они взбираются на горы и ночью смотрят на эту красоту – как медленно по своему руслу течет огненная река. Об этом спектакле известно заранее, недели за две, за три. А вот по следам вулканических извержений гулять можно вдоволь. Красота довольно странная. Черный, серый, красный, коричневый и зеленоватый гравий шуршит под ногами, и такие же каньоны, холмы, горы. И у меня даже возникла мысль заняться таким бизнесом – типа перевозить этот гравий в мешках на родину и там продавать его для того,
Надо сказать, что площадь эта, где “птицы не поют, деревья не растут”, огромна. Тишина стоит, хоть выколи глаза, то есть оторви уши. Туристы там бродят и наслаждаются покоем. Кстати, дорога к этим вулканическим местам идет через городок под названием Тампон. Городок, в общем, ничем не примечателен, но называется забавно – Тампон. “Ты где живешь?” – “В Тампоне”. Тампонцы – жители этого местечка. Растет на острове Реюньон практически все, что располагается в банках на наших московских кухнях. Ну, например, кардамон, корица, мускатный орех, ваниль. Последнее вообще как человек размножается. Там два таких стручка – мужской и женский. В женском делают дырочку (люди или пчела специальная), и из мужского стручка… дальше уж все всё хорошо знают. Еще на Реюньоне растет лимонное дерево, хлебное и колбасное. Одним словом, приличная закуска сама прет из земли.
Когда-то вся Европа снабжалась кофе именно с этого острова. А дерево кока стояло напротив дерева кола. Один доктор их когда-то давно соединил, сделав микстуру от кашля “кока-колу”, но потом проворные американцы как-то все это приватизировали.
На Реюньоне растет малоизвестный нам фруктик под названием личи. В Новый год личи после праздничного застолья высыпают на стол, килограммов этак тридцать, и длинными зимними, в смысле летними, вечерами реюньонцы едят личи, как семечки.
Есть там такое растение – шушу называется – страшный сорняк. Так в нем всё едят. Листья – как шпинат, плоды – как картошка, стебли и корни – тоже в еду. Даже десерт делают из шушу. Единственное, чего из него не гонят, так это самогон, но это, я думаю, до поры до времени, пока шушу не добрался до России. Или русские плотно не обосновались на Реюньоне. Вот счастье было бы – ничего не делать, только шушу собирать. Я ел шушу в разных видах и даже привык. Шушу – это какая-то народная еда, в шушу есть какой-то философский смысл, шушу – это как-то очень по-русски.
И вот еще что удивительно – на Реюньоне московское время, минута в минуту. Летишь, летишь, а время твое, родное.
14 Увидеть Париж и не умереть
Если бы кто-нибудь знал, как мне хотелось в юности в Париж. А кому, собственно, не хотелось? Сколько было анекдотов и баек на эту тему? Один другому говорит: “Я опять хочу в Париж”. Тот, другой: “А ты давно там был?” – “Нет, я там никогда не был, но уже хотел”. Как гипнотически звучали слова Монмартр, Монпарнас, Елисейские поля, Булонский лес… Кафе, описанные Хемингуэем. Романтическая любовь, дружба, светлая грусть. Казалось, эти чувства могли быть только в Париже. Короче – “праздник, который всегда с тобой”. Если бы кто-нибудь знал, как мне туда хотелось! В моей комнате над столом, за которым я делал уроки, висела маленькая карта Парижа, карта Парижа с ювелирно вырисованными достопримечательностями. Эту карту мне подарила моя школьная любовь Лена Петушкова, появившаяся у нас в старших классах прямо из самого Парижа. Каждый день, глядя на маленькую, но четкую, напечатанную на плотной бумаге карту, я бродил по улицам этого города, прогуливая уроки. Прошли годы. Где я только не был и чего я только не видел. Но Париж… “Ну что, мой друг, молчишь, мешает жить Париж…” – так пели под гитару у костра. Париж не то чтобы мешал жить, но манил.
И вот компанией Air France в замечательной компании близких мне друзей я полетел в Париж. Аэропорт “Шарль де Голль” встретил нас хлебом-солью, в смысле вином-сыром,
и через два часа я уже наблюдал ночной Париж из иллюминатора самолета, летящего в город Бордо. Знаток Парижа – мой друг, уже упомянутый Вова Тамторович, – показал мне огни большого города. “Вон, видишь, Андрюха, Эйфелева башня, а это…” Дальше не помню, потому что много выпил за прекрасный город Париж. Потом были Коньяк, Сен-Мишель – город-гора, замки Луары (рейс № 12).В Москву мы улетали из Парижа и на автобусе мчались в аэропорт по парижской кольцевой автодороге. Мимо мелькали трубы, склады, магазины “Ашан”, “ИКЕА”, “Метро”.
Потом практически тем же замечательным составом с уже ставшей родной компанией Air France мы вновь вылетели в Париж. И вот я вновь оказался в аэропорту “Шарль де Голль”, который уже хорошо знал, и встретил он меня опять хлебом-солью, то есть вином-сыром. (Можно вернуться на несколько абзацев назад.) По парижской кольцевой дороге, но уже по другой части ее окружности, так, чтобы круг в моем сознании замкнулся, мы мчались в аэропорт “Орли”, чтобы улететь на остров Гваделупа (рейс № 13). За окном автобуса мелькали магазины “Ашан”, “ИКЕА”, “Метро”. Потом я еще дважды ровно так же побывал в Париже.
Но Париж?.. Когда я в шестой раз мчался по окружной дороге, мимо уже известных и перечисленных выше магазинов, мне позвонил мой друг Вова Тамторович: “Здор'oво, Андрюха”. А я ему: “Вова, извини, не могу сейчас с тобой разговаривать, я смотрю достопримечательности Парижа”. В это время я в который раз проезжал над железнодорожными путями станции “Париж-сортировочная”. Вот уж воистину я шесть раз пролетал как фанера над Парижем.
А в Париже я все-таки побывал, благодаря все тому же Вове Тамторовичу.
15 Тайны Булонского леса
Итак, из предыдущих рейсов известно, как сложен и тернист был мой путь в Париж. Если представить себе, что я мог остаться вообще в городе Коньяке с сильно увеличенной печенью, то Парижа я вообще не увидел бы. Представляю себе, как радовались бы журналисты на моей родине, и в “желтой прессе” появились бы небольшие заметочки с названиями “Бильжо в Коньяке лег на дно” или “Коньяк принял Бильжо с радостью” – ну и т. д. Короче, шесть раз тыкался в Париж, а на седьмой – попал. Рассказывать о достопримечательностях и красотах Парижа бессмысленно, при том количестве имеющейся замечательной литературы об этом городе. Поэтому я в своих заметочках расскажу только о тайнах. Тайнах – для меня.
Вот иду я утром по саду Тюильри к Лувру, а навстречу мне, то есть из Лувра, бегут десятки, а то и сотни людей разного возраста, пола и рас. Я как-то напрягся – может быть, что-то в Лувре случилось? Потом понял, что это просто парижане массово занимаются бегом. Но почему они все бежали от Лувра, я так и не могу понять до сих пор. Это для меня тайна.
По Лувру бродят толпы. Вот идет семья с коляской мимо Боттичелли и Рафаэля. Вот молодой человек с рюкзаком и в майке, в коротких шортах и во вьетнамках (в Париже плюс восемь). Ощущение, что он только что встал с постели, пошел пописать и заблудился. А вот вполне поддатый товарищ. Я бы даже сказал, сильно “косой”. Он разглядывал Эль Греко. Впрочем, возможно, Эль Греко так и надо смотреть.
К Джоконде подойти нельзя. Несколько рядов людей, подняв руки вверх, фотографируют шедевр Леонардо. Я тоже сфотографировал… Их. Чтобы потом попробовать понять, зачем они все это делают. Это для меня тайна.