Заметки на полях пиджака
Шрифт:
Отчасти это, конечно, было плохо. Отчасти, наоборот, хорошо.
Талантливые молодые люди понимали, что бюрократической карьеры им не сделать, а потому смело шли в науку (как Циолковский), в литературу (как Гаршин), в революцию (как Нечаев).
Впрочем, для нас в настоящее время не то, куда именно они шли. Гораздо важнее другое. Для того, чтобы самореализоваться, – эти люди должны были отвергнуть окружавшее их общество, выйти за его рамки. Только тогда они могли состояться в личностном плане.
Если бы они подчинились логике существовавшего
Ещё раз: если бедняк хотел реализовать себя в традиционном обществе, он должен был это общество отвергнуть.
Совсем другое дело – общество потребления. Оно предоставляет человеку широкое пространство для самореализации. Даже если ты родился в не очень богатой семье, здесь ты можешь стать хоть кем. Ты можешь стать известным писателем (таким как Стивен Кинг или Джоан Роулинг). Можешь сделаться профессиональным спортсменом мирового уровня (как Дэвид Бекхэм или Криштиану Роналду). Возможно, ты станешь даже президентом (как Билл Клинтон или Барак Обама).
Главное – для того, чтобы воспользоваться всеми этими возможностями, ты должен принять логику окружающего тебя общества. Если ты хочешь реализовать себя, ты должен подчиниться общественному мнению. Тогда (если ты и вправду талантлив) ты действительно многого добьёшься.
И в этом заключается главная ложь общества потребления. Ложь эта состоит в следующем. Поскольку само это общество репрессивно, реакционно и тоталитарно, – реализовать себя в его рамках невозможно.
Подлинная самореализация всегда связана с общественно значимым делом. Если ты стал великим хирургом и спас много жизней, – ты самореализовался. Если ты написал выдающуюся книгу, которая ещё много веков будет вдохновлять людей и толкать на подвиги, – ты самореализовался.
А если ты обобрал кучу людей и стал олигархом, – ты не реализовал себя. Напротив, ты зарыл свой талант в землю. Зря прожил жизнь. От тебя ничего, кроме вреда, человечество не получило. И кому ты нужен такой?
Потребительское общество предоставляет своим членам довольно большую свободу в обмен на их лояльность.
Возьмём то же писательское ремесло. Человек пишет книгу. Несёт в издательство. Там его хвалят, предлагают ему контракт. Он соглашается, подписывает.
Выходит его первая книга. Её раскупают. Он пишет вторую. Приносит издателю. Тот смотрит и говорит: то вычеркнуть, это вычеркнуть, а затем печатать.
Выходит вторая книга.
Тогда издатель говорит автору: хватит уже писать про людей! Напиши-ка лучше про драконов, про принцесс эльфийских! И человек пишет. Одну книгу, потом вторую… Вот и пропал писатель.
Именно так погиб Стивен Кинг. Именно так погиб Пелевин.
Потребительское общество засасывает в себя всё, что только попадается ему на глаза. Засасывает, пережёвывает как следует, переваривает, а затем исторгает.
Большая литература, настоящая, подлинная, не может существовать
в рамках потребительского общества. Она может развиваться вне его пределов. И то необходимо следить, чтобы общество её не засосало. Оно ведь такое, – твоего мнения не спрашивает.Идём дальше. В потребительском обществе неизбежно расцветает то, что Маркузе назвал десублимированной сексуальностью.
Тут нужно пояснить. У нас очень многие думают, что Маркузе отождествлял сексуальность с творческим началом в человека. А следовательно, одобрял её как таковую.
Это совсем не так. Его мысль была куда глубже.
В человеке есть творческое начало (Эрос). В своём чистом виде оно непременно будет иметь и сексуальное выражение. Но в условиях репрессивного общества, когда человек вынужден подавлять свою сексуальность и потому прибегает к сублимации, – творческое начало может иметь подчёркнуто асексуальное выражение.
Прекрасным примером такого целомудренного выражения сублимированной сексуальности является классическая русская литература.
Но сексуальность далеко не всегда бывает связана с Эросом.
В любом репрессивном обществе неизбежно появляется и тёмная, некрофильская (по Фромму) сексуальность. Такая сексуальность есть проявление Танатоса.
Разница между этими двумя вилами сексуальности очевидна. Любой здравомыслящий человек сразу же заметит её.
Когда юноша и девушка по обоюдному согласию проводят вместе ночь – это светлая, животворящая сексуальность. Когда маньяк насилует, а затем убивает девушку – это сексуальность тёмная, танатическая.
Такая тёмная сексуальность существует во всех странах мира начиная со времён появления классового общества. Но только в обществе потребления она расцветает пышным цветом и приобретает невиданный доселе размах.
Разумеется, не всегда танатическая сексуальность приобретает такие дикие формы, как изнасилование. Она может носить и более мягкий характер. Однако же такая сексуальность всегда будет глубоко деструктивный характер. Она может облекаться в более или менее агрессивные мачистские формы, в садомазохистские и другие сексуальные извращения.
Маркузе считал, что распространения танатической сексуальности в современном обществе – это явление по своей сути глубоко деструктивное, реакционное и враждебное для левых.
И разумеется, разгул десублимированной сексуальности ничего общего не имеет с задачами сексуальной революции. Напротив, он враждебен ей и противостоит ей так же, как фашизм противостоит социализму.
Лифшиц всего этого не понимал. Описанный выше разгул он принял за сексуальную революцию.
Можно было бы ещё много всего сказать про Лифшица. Можно было бы упрекнуть его в том, что он совершенно не понял революционного смысла работ Фридриха Ницше. Или в том, что не заметил очевидно модернистских приёмов у русских реалистов девятнадцатого века (хотя бы у того же Гаршина). Мы могли бы поставить ему в упрёк то, что он в своих письмах Арсланову яростно защищал Шахназарова и прочих подобных ему бюрократов от науки – будущих предателей советской Родины [6].
Всё это можно было бы сделать.