Заметки на полях пиджака

В конце концов, Шагинян была очень плохим человеком. Она сыграла немалую роль в травле неугодных во время Большого террора. Вся её литературная деятельность была настоящим вредительством. На протяжении многих лет она прививала советским читателям мещанские, антисоциалистические ценности.

Шагинян – типичное воплощение пролезшей в культуру посредственности.

И это страшно. Страшно то, что такие люди в Советском Союзе были. Потому что именно они его и разрушили.

Казалось бы, тут надо метать громы и молнии.

Но Лифшиц этого не делает. Он не разоблачает Шагинян как литературную шарлатанку. Вместо этого он подшучивает.

Что бы там ни говорили, «Дневник Мариэтты Шагинян» – это не обличительный памфлет, а очень осторожная дружеская критика. Лифшиц иронизирует. Не более того. До открытого сарказма он не поднимается.

В наше время некоторые поклонники Михаила Александровича начали утверждать, что будто бы в этой статье их кумир разоблачает не только Мариэтту Шагинян, но и вообще всю сталинскую интеллигенцию.

Это, разумеется, чушь. Для того, чтобы это понять, достаточно прочитать саму статью. К счастью, она невелика.

Увы, но в этом памфлете нет ничего, кроме дружеских подколов по отношению к Шагинян.

Да, именно дружеских.

Что ни говори, но Лифшиц (равно как и его кумир Вольтер) сохранял хорошие отношения с теми, кого он вроде бы должен был критиковать. Многие годы он тесно общался с Алексеем Лосевым, и этот последний высоко отзывался о нём.

Хотя кто такой Лосев? Это ведь последний философ Серебряного века, известный русский декадент, идеалист, мракобес и церковник. Да, безусловно, очень умный мракобес и церковник, но от этого своей реакционной сущности не утративший.

А Лифшиц ведь защищал его перед лицом официозной цензуры. Когда труды Лосева не хотели публиковать, – именно Лифшиц заступался за них и брал на себя ответственность при их публикации.

Словом, направленная против Шагинян статья Михаила Александровича была совершенно ничтожна по своему содержанию. И бурная реакция советской общественности на её появление в печати свидетельствовала лишь о том, в какое же всё-таки зловонное болото превратилось советское общество, – если и такая мелочь могла вызвать в нём общественный интерес и оживление.

Да и вообще, посудите сами!

Маркузе поднял голос против общества потребления. Фанон боролся с колониализмом. Михаил Лифшиц воевал против армянской писательницы.

Кстати о Маркузе.

Лифшиц его совершенно не понимал. Пожалуй, из всех допущенных Лифшицем ошибок эта самая позорная.

В отличии от многих своих современников, он был знаком с работами великого немца не только в переводе, но и в оригинале. Прекрасно знал он также и Фромма, Адорно, Хоркхаймера и вообще всю Франкфуртскую школу.

Но знать – одно, понимать – другое. Лифшиц великих франкфуртцев не понял [3].

Не понял, вероятно, потому, что и не стремился никогда к пониманию.

Франкфуртская школа, неомарксизм вообще – для Лифшица всего-навсего разновидность вульгарной социологии, с которой он некогда так яростно боролся.

Понимание здесь было, по всей видимости, и невозможно. Ключевые проблемы, волновавшие западных левых того времени, – отчуждение, общество потребления, кооптация всего подлинно революционного капиталистической машиной, контркультура, третий мир, партизанская борьба на периферии и в метрополии, – для Лифшица просто не существовали. Там, где Маркузе или Сартр видели серьёзные противоречия века, Лифшиц не видел ничего.

Вот, к примеру, проблема отчуждения. Для новых левых она – вторая по значимости после проблемы эксплуатации. Собственно, на самой идее отчуждения и строятся все концепции новых левых. Без неё всё это движение было бы невозможно.

Но не так для Лифшица. Он отчуждение просто отрицает. Не существует по Лифшицу никакого отчуждения. Всё это, дескать, бредни и выдумки ревизионистов и путаников марксизма.

Лифшиц писал об отчуждении только в издевательски-критическом ключе. Сам этот термин он всегда окружал кавычками.

В обществе потребления Лифшиц не видит ничего плохого. Контркультура для него – это подлинное антиискусство, новое варварство, омерзительные кривляния. Третьего мира по Лифшицу тоже не существует. Капитализм во всех странах один и тот же, а все рассказы о метрополии и периферии – это выдумки мелкобуржуазных контрреволюционеров маоистов. Партизанская борьба – это терроризм, ликвидаторство, детская болезнь левизны и вообще авангард.

Лифшиц не только Франкфуртскую школу не понял. Не понял он и Сартра. Не понял, конечно, и революционного движения на Западе.

Вы можете перечитать, что Лифшиц писал в своё время о «терроризме». Конкретных людей и организаций он не называет, но из контекста сразу становится ясно, что речь идёт о городских герильях Западной Европы.

Для Лифшица герильерос – взбесившиеся обыватели, декаденты, авангардисты и психопаты.

Тут нужно сделать важную оговорку. Когда я здесь пишу про авангардистов, я не издеваюсь и не сгущаю краски.

Лифшиц трактовал модернизм очень широко. В настоящее время большинство литературоведов относит к этому направлению лишь некоторых авторов конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Но советский Вольтер имел своё мнение на этот счёт.

Все, абсолютно все явления культуры Лифшиц делил на две большие категории: классика и модернизм. Всё хорошее, светлое, доброе, гуманное по Лифшицу – это классика. Всё безобразное, тёмное, злое, антигуманное – это модернизм. Это деление распространялось не только на область искусство: оно шло дальше, поглощало политику и сильно затрагивало экономику.

Такие разнородные явления как ницшеанство, фашизм, сексуальная революция, рок-н-ролл, маньяки-убийцы, абстрактное искусство, маоистская «культурная революция», Герберт Маркузе и левый политический терроризм – Лифшиц однозначно относил к модернизму. Наоборот, классические языки, христианство, статуи Микеланджело, марксизм, романы Бальзака, советская власть и социалистический реализм Лифшиц безусловно относил к классике.

Михаил Александрович полагал, что на протяжении многих веков в искусстве господствовала классика. Но потом, примерно во второй половине девятнадцатого века, ситуация начала меняться. На арену вышли модернисты. Сначала их было мало, но численность их росла. В начале века авангард взял верх над классикой и, приняв на время облик фашизма, восторжествовал в некоторых странах. Фашисты были разгромлены, но модернистский дух уцелел и завоевал Америку и Европу. Оттуда он распространился по всему миру, повсеместно уничтожая всё классическое.