Замок Шамбла
Шрифт:
– Глядя на эту голову, страшное выражение которой так хорошо передано художником, я однажды заметил в ней удивительное сходство с графиней ла Рош-Негли, и в тот же самый день пришло известие об убийстве в Шамбла. Какое странное совпадение, вы не находи…
Появление графини помешало ему договорить. Однако все это очень встревожило госпожу Негли, которая со свойственной аристократам спесью пребывала в полной уверенности, что может беспрепятственно и безнаказанно диктовать свою волю общественному мнению и даже правосудию.
В тот день, когда жадность Арзака
– Нет, — ответила Мари на этот безмолвный и полный тоски вопрос. — Новостей никаких.
– Арзак не приходил?
– Нет еще.
– Ты не боишься?..
– Напротив, очень его опасаюсь, но я приняла меры…
– Какие же?
– За ним следит человек, преданный мне и вам, мой земляк из Лозера. От него-то я все и узнаю.
– Послушай, Мари, — сказала вдруг графиня, — я должна признаться, что меня терзают мрачные предчувствия. Мне повсюду мерещится опасность, и мне кажется, что всех нас скоро постигнет беда.
– О да, — вскрикнула Теодора, — поедемте, матушка, поедемте отсюда поскорее!
– Что ты скажешь на это, Мари? — обратилась графиня к служанке.
– Я скажу, — ответила служанка глухим голосом, — что это, очевидно, предостережение свыше.
Она вдруг остановилась, немного смутившись, а потом продолжила резким и решительным тоном:
– Откуда бы это предостережение ни исходило, к нему надо прислушаться, поскольку его ощущаете и вы, и госпожа Теодора, и Жак, и я.
– Ах, вот как! — произнесла графиня, которую поразила слабость такой женщины, как Мари Будон. — И ты тоже?
– Да, я чувствую…
Чьи-то шаги на лестнице не дали ей договорить.
– Кто это может быть? — спросила графиня.
Мари Будон побежала открывать, и вскоре в комнату вошел человек.
– Это мой земляк, о котором я вам говорила, — пояснила Мари Будон, указывая на пришедшего, который был не кто иной, как Жан Морен, прозванный Будулем.
Она повернулась к нему и спросила:
– Ты, наверно, хочешь что-нибудь сказать?
– Да-да, хочу, — ответил Жан Морен запыхавшись. — Я бежал, как видите, сломя голову, потому что нельзя терять ни минуты.
– Разве случилось что-нибудь серьезное?
– Да, теперь уж не до шуток.
Три женщины быстро переглянулись, потом Мари Будон продолжала, наклонившись к Жану Морену:
– Ну что? Говори!
– Во-первых, — отвечал тот, — если Арзак и не рассказал всего судье час тому назад, то это не его вина. Сам-то он был бы рад.
– Негодяй! — закричала Мари Будон дрожавшим от гнева голосом.
– Что же помешало этому негодяю? — спросила графиня.
– Ему не захотели платить.
– Что ты сказал?!
– Судья отказался торговаться, а то бы Арзак рассказал все, что знает.
Графиня затрепетала при одной мысли об этом.
– Я должен был убить Арзака, а не Юпитера, — прошептал вошедший Жак.
– Ты хочешь
еще что-то сказать, Будуль? — спросила служанка своего земляка.– К сожалению, да.
– Что же еще? — прошептала графиня.
– Еще… слова Клода Рейно, ваше сиятельство.
– С кем он говорил?
– С судебным следователем, ваше сиятельство.
– Когда?
– Двадцать минут назад.
Жак Бессон, который, вернувшись в гостиную, стоял, прислонившись к окну, по-видимому, испытывал сильное волнение, поскольку его лицо сделалось бледным словно полотно. Взглянув на него, графиня не на шутку перепугалась.
– Боже мой! — в ужасе вскрикнула она. — Что с вами?
Жак сумел совладать с собой, однако его нетвердый голос выдавал бушевавшие в нем чувства.
– Ничего особенного, ваше сиятельство.
Графиня поверила ему и снова повернулась к Жану Морену:
– Так ты говоришь, что Клод Рейно разговаривал с судебным следователем двадцать минут назад?
– Около того, ваше сиятельство.
– Что же он сказал?
– Он не хотел давать показания.
– И что же дальше?
– Когда судебный следователь стал уговаривать его, Рейно заявил: «Мы не станем говорить, пока вы не прикажете арестовать Жака Бессона и Мари Будон, иначе с нами сделают то же, что с господином Марселанжем».
Все были поражены — графиня, ее дочь, даже Мари Будон. Только Жак Бессон сохранял странное, почти величественное спокойствие.
– Мари, — вдруг закричала графиня, преодолев оцепенение, в которое она впала, — нечего ждать, надо бежать даже не сегодня, а сию же минуту!
Теодора поддержала свою мать.
– Ты слышишь, Мари? — сказала она наконец с лихорадочной поспешностью. — Мы едем сию минуту. Беги поскорее и найми почтовый экипаж.
– Да-да, бегу! — отвечала Мари Будон.
Жак Бессон не шевелился. Прислонившись к окну, он, по-видимому, прилагал все усилия, чтобы не упасть.
– Ну, Жак, а почему вы не готовитесь к отъезду? — спросила его графиня.
– Я никуда не поеду, ваше сиятельство, — ответил Жак.
– Не поедете? — изумилась графиня. — Это почему же?
– Потому что… это бесполезно, ваше сиятельство.
– Бесполезно? Разве вы себя так плохо чувствуете?
– Не поэтому.
– Тогда почему же?
– Прислушайтесь, и вы все поймете, ваше сиятельство.
Графиня внимательно прислушалась, и ей вдруг смутно показалось, что она слышит шум голосов и приближающиеся шаги.
– Что это такое? — прошептала она.
Она прислушалась снова. Шум раздавался с улицы. Графиня подбежала к окну, у которого Жак стоял последние десять минут. На улице собралась огромная толпа.
– Что это? — пришла в ужас графиня.
– А вы не понимаете, ваше сиятельство?
– Нет, я не могу объяснить себе…
– Обернитесь, и вы сразу все поймете.
Графиня обернулась и хотела вскрикнуть, но крик застрял у нее в горле. Она побледнела, как мраморная статуя, увидев полицейского комиссара в сопровождении двух жандармов. Комиссар подошел и, положив руку на плечо Жака, сказал: