Замурованные: Хроники Кремлевского централа

— Умный самый, да? Хорошо, давай сыграем! — Олег подскочил к доске.

— Сейчас я тебе покажу, кто в земле редиску красит. — Жура был настроен не менее решительно, но поглядывал в сторону Сергеича, поглощенного чтением свежих газет.

Первой жертвой беспечности Журы стал офицер, потом под раздачу угодили две пешки. Глаза Олега сверкали неумолимой кровожадностью.

— Моргнул, браток! Нам такие позарез нужны! — Сергеич, оторвавшись от газет, подошел к доске и, опираясь на Журино плечо, вникал в суть происходящего.

— На ничью согласен? — Серега распрямил грудь.

— Щаззз… Он мне хамить будет, а я ему подарки делай.

— Соглашайся, Олежа, верняк! Для тебя это выход, хоть при своих останешься, — упивался Жура.

— Короче, или ходи, или сдавайся, — уверенность Олега в неизбежности своей победы оставалась непоколебимой.

— Я так пошел. — Жура, ведомый рукой Кумарина, напал пешкой на коня.

— «Белые розы, белые розы, беззащитные шипы…», — торжество своей стратегии Олег обычно выражал песней. — Мат…, а, нет, шах.

— Паскудный у тебя репертуарчик, и шахи твои паскудные. — Жура, морщась, водил фигуры, до конца не понимая замысла Сергеича.

— Еще раз шах. — Олег наседал ферзем.

— Кончились твои шахи. — Жура спрятал короля в карэ из пешек.

— Пока вот так пойдем. — Олег подтянул к центру коня. До победы оставался один ход.

— Мат! — Серега эффектно уронил дожидавшуюся своего часа ладью на королевскую горизонталь.

— Как это? Как…

— Доигрался хрен на скрипке! — лениво протянул Жура.

— Смотри-ка, выиграл! — удивленно воскликнул Сергеич. — Как же ты, Олег, умудрился такую партию молдовану сдать?

— Как тебе? — Серега, требуя одобрения, посмотрел на Кумарина. — Три фигуры у меня выигрывал.

— Красиво, Сережа! — восхитился Сергеич, невольно асфальтируя раздолбанную психику Олега.

Для Олигарха шахматная эпопея только начиналась. Его зашибленная мания величия жаждала мести. И, надо отдать должное, к своему реваншу Олег решил готовиться основательно. На следующий день он выписал из библиотеки всю шахматную литературу, из которой отдал предпочтение толстенному фолианту в четыреста страниц. Исследовательской педантичности, проявленной Олегом при штудировании шахматного талмуда, мог позавидовать всякий начинающий ученый. Не менее трех часов в день Олигарх проводил за книжкой, конспектируя изученное и повторяя пройденное, прерываясь только на наблюдение за чужой игрой, делая какие-то мудрые пометки в отдельной тетради. Выдержка, с какой Олег огрызался на наши приглашения сыграть в шахматишки, невольно распространялась на все остальное совместное житье-бытье.

На «девятке» своя градация ценностей, свои атрибуты успеха. Шмотками здесь никого не удивишь: последний черт может ходить в тапках от «Prada» за пятьсот евро, а полы, бывает, моют шотландским кашемиром за четыреста. В закрытой системе с отсутствием денежного оборота и барского фетишизма привычка к кичливой респектабельности находит здесь весьма оригинальную интерпретацию. Потолок материального счастья на 99/1 — новый матрас. Для коммерческих рыл это как долгожданный «Майбах». Если тебе удалось правдами и неправдами поменять свою измочаленную тряпку с отсыревшими комками ваты на девственный матрас, еще пропитанный запахом складского новья, хотя бы спустя полгода после заезда на «девятку», считай, что ты совершил рывок в первую десятку «Форбс» формата 99/1. Тебе начинают завидовать соседи — бывшие генералы, министры, залимоненная комса, которая спит с проваленными в железные прорехи шконок коленями. А ты, как белый парень, закинув ногу на ногу, полистывая журнал «Власть», попыхивая сигареткой, наслаждаешься мягкой гладью, ласкающей твою спину.

С матрасом Олегу фартануло, как с теми лохами, которые в середине девяностых так и не дождались от него проплаченных на несколько миллионов долларов нефтепродуктов. Втихушку от нас заряженное им заявление на замену матраса вдруг стрельнуло, и как-то днем Олигарху просунули в кормушку драгоценную мебель. Олег торжественно водрузил матрас на шконку, обернул простыней и аккуратно заправил одеялом. Сел.

— Как, Олежек? — торжественным полушепотом вопросил Серега.

— Класс! — с придыханием простонал Олигарх.

— Дашь полежать?

— Полежи. — Олег нехотя уступил шконку.

— Здорово! Прям как у меня в спальне. — Жура потянулся на нарах. — Жены только под боком не хватает. Олежка, ложись рядом, я хоть о доме поностальгирую.

— Иди на дальняке ностальгируй, — проскрипел Олигарх, спроваживая Журу со своей шконки.

Но именно в этот день Олег сам зачастил на дальняк, что, естественно, не осталось без комментариев Сереги.

— Завелся наш турбодизель. Слушай, Олежек. — Серега пытался перекричать орущий телевизор и журчащую воду. — Я целый день сегодня не могу в сортир прорваться.

Олигарх стойко молчал, предпочитал не баловать Журу лишним поводом к злословию. Вечерок решили скоротать доминишками на новом матрасе. Через полчаса проигравший Олег вновь удалился на дальняк. Пока шумела вода, мы с Серегой сделали сменку матрасов. Место олигархова сокровища заняла потрепанная подстилка спортсмена, как ни в чем ни бывало застеленная модным бельем.

Олег вышел, хата прятала улыбки. Списав наш с трудом сдерживаемый смех на невоспитанность, Олигарх присел на свою шконку.

— Классный все-таки у тебя матрас. Олежек, может, поменяемся? — Жура не отходил от Олигарха.

Чтобы не разрыдаться смехом раньше времени, я залез на Серегину «пальму». О! То был не матрас — перина!

— И белье у тебя классное, будто шелк, — продолжал изгаляться Серега.

— Итальянское, — процедил Олег.

— Колор, рисунок — супер! Красивое. У меня бабушка на таком умерла.

Хата захлебнулась истерикой. Хохот прервал лишь злобный стук вертухая. Однако спустя минуту брошенное как бы нечаянно: «Олежек, тебе мягко?» — вызвало очередной коллективный приступ смеха.

Нерв порвался. Олигарх подпрыгнул, пара скачков, и он уже стоял в боевой стойке, прижавшись спиной к двери.

— Я знаю, почему вы ржете! — завизжал он. — Знаю, почему я с толчка целый день не слажу! Вы мне… вы мне… слабительное в чай насыпали!

— С толчка ты не слазишь, потому что засранец, — пояснил я. — А вот все, о чем ты сейчас наговорил, придется обосновать…

— Или, Олега, из хаты сломиться. Тут уж без вариантов, — мрачно заключил Жура. Олигарх шарахнулся от тормозов, бледное, придурковатое лицо его, ища спасения, метнулось в сторону Сергеича.

— Олег, как знать, может, и в тюрьме, может, еще на зоне придется посидеть, — после взятой паузы начал Сергеич. — Если будешь так же себя вести, враз под раздачу попадешь. Сломают, и ничто не спасет…

— Тебе, Лысый, матрас поменяли ради смеха, а ты, как Матросов, на амбразуру прешь, — с укором подхватил наставление Серега.

— Вы это… того… Съел я что-то не то, ну и это… подумал… Слабит целый день… Извините. — Олег потупил взгляд. — Не знал, что и думать… Здесь был не прав, извиняюсь…