Замуж - не напасть
Шрифт:
Одной рукой Эдик держит его за горло, а другой, с зажатой в ней какой-то бумагой, размахивает перед Володиным носом. Свидетельством о браке, догадываются женщины.
Слов сидящим в машине не слышно. Изредка, когда Эдик повышает голос, до них доносится:
– Моя жена!.. Моя жена!
Новобрачный так яростно напирает на ошеломленного Вовика, что в конце концов прижимает его к высокому белому забору, ограждающему территорию части.
Слышат женщины и последнее слово:
– Убью!
После чего Эдик отпускает летчика, переходит улицу и опять усаживается за руль.
– Конфликт
Евгения смотрит, как Володя поворачивается и бредет обратно. На мгновение ей становится его жалко, но только на мгновение.
Она смотрит на часы и не верит своим глазам: с тех пор, как они отъехали от загса, прошло всего пятнадцать минут. Сколько событий в них вместилось!
В холле фирмы собрался весь коллектив "Евростройсервиса". Лада подносит новобрачным огромный букет цветов.
– Поздравляем. Это от всех нас.
Евгения почему-то думала, что Эдика в фирме не любят. Сказывалось, видимо, то негативное впечатление, которое осталось у неё от первых дней знакомства с начальником охраны.
Мужчины плотной толпой окружили Эдуарда Тихоновича и его жену. Евгения оказалась в стороне и лишь слышит их шумные поздравления.
– Твоих рук дело?
– вдруг слышит она голос Ирины прямо у своего уха.
Она изумленно оборачивается.
– Думаешь, мне бы это удалось?
– Но ты ведь была с ними?
– Меня пригласили быть у них свидетелем. Меня и шефа.
– Представляю, как этот радовался!
– А ему-то что за корысть?
– Месть. Я его в свое время отшила, вот он и затаился до поры. Ждал момента...
Евгения не хочет поддерживать этот бессмысленный разговор с озлобленной женщиной. Та даже не пытается подняться над обстоятельствами, встретить их достойно. Только шипит от бессилия, как гадюка на болоте.
Еще немного, кажется Евгении, и она откроет универсальный секрет: почему одних женщин бросают, а на других женятся? Не всегда на более красивых, более молодых, более умных. И любят их больше тех, которые лишь вопрошают:
– И что он в ней нашел!?
– Наверное, то, чего в тебе нет!
– хочется ей ответить.
К счастью, Надя вырывается из мужского кольца, подходит к ней и берет под руку.
– Пойдем, покажешь, где тут у вас туалет? Нужно хоть немножко привести себя в порядок.
– За работу, друзья, за работу, - прерывает всеобщее веселье голос президента, - оставим слова поздравленья до вечера!
– Вечером прошу всех на праздничный ужин в кафе!
– перекрывает общий шум голос Эдика.
"Это называется у них дружеский ужин в узком кругу?
– думает Евгения.
– Если придут все, окажется, что гостей - не меньше тридцати человек!"
На деле так и происходит. За столом в основном мужчины, потому немногие женщины окружены особым вниманием. За весь вечер Евгении почти не приходится сидеть - она все время танцует.
Она думала, что у Ирины хватит ума не прийти на торжество, но главбух приходит. Ведет себя шумно, пьяно и какую цель она преследует, трудно понять. Если только возбудить у Эдика жгучую неприязнь, то своего она добивается.
С Евгенией опять творится что-то непонятное. Неужели она разучилась
веселиться? Но её вдруг начинает неистово тянуть домой, как будто её ждут там маленькие дети.В конце концов, она потихоньку удирает, по-английски, не прощаясь.
После душа, сидя в кресле и просматривая любимую "Комсомолку", Евгения вдруг вспоминает Юлию. Как там поживает Серебристая Рыбка? На часах половина десятого. Время для телефонных звонков не очень подходящее, но рука её продолжает тянуться к телефонной трубке, а внутренний голос успокаивает: "Если сразу у них не ответят, значит спят. Положи трубку, а уж завтра, в урочное время, позвонишь!"
Трубку берут сразу, и Евгения слышит голос Юлиного мужа.
– Роберт, вы меня помните? Мы недавно вместе отдыхали в "Жемчужине".
– Конечно, Женечка, разве можно вас забыть?
– Я, наверное, поздно звоню? Извините, но почему-то именно сегодня мне захотелось поговорить с Юлей.
Она немного волнуется и потому не сразу воспринимает сообщение Роберта.
– Юля в больнице. В реанимации...
Глава семнадцатая
Наверное, если бы Юлия лежала в общей палате, Евгения её ни за что бы не узнала, так изменилась Серебристая Рыбка. А называется её диагноз и просто, и сложно: попытка самоубийства путем вскрытия вен. Евгения думает, что она бы предпочла снотворное. Чтобы порезать себе вены, надо иметь или невероятное хладнокровие, или психический сдвиг.
И врачи, и её муж остановились на втором и собираются, как только Юлия придет в себя, активно заняться её лечением. Психиатрия достигла в наше время больших успехов!
Юлия лежит одна в большой, светлой палате. Роберт - человек денежный. Наверняка здесь в действии платная, вернее, высокооплачиваемая медицина.
Кровать у неё импортная, со всевозможными рычагами и колесиками. Капельница непривычной, суперсовременной формы.
И среди этого всего сервисного великолепия - Юлия, бледная, обескровленная и такая беззащитная, что у Евгении сжимается сердце. Она замирает у порога и чувствует: никакие, подходящие к случаю слова не идут ей на ум. Что можно сказать человеку, вернувшемуся с того света? Насильно.
Юлия смотрит на неё безо всякого выражения, так что Евгения не понимает: то ли она посетительницу не видит и просто смотрит перед собой, то ли она потеряла так много крови, что у неё не хватает сил на какое-нибудь движение.
– Входи, Женя, - говорит Серебристая Рыбка так тихо, будто шелестит по палате легкий ветерок.
– Я тебе рада.
– Понимаешь, вчера меня будто что-то кольнуло, - торопливо начинает объяснять Евгения, - так вдруг захотелось тебя увидеть. Смешно, да, ведь мы провели вместе всего три дня...
– Это неважно, - шепчет Юлия, - можно прожить вместе целую жизнь и не стремиться увидеть друг друга... Врачи гордятся, что меня откачали. Вот только зачем?
– И что ты решила делать дальше?
– спрашивает Евгения, присаживаясь на стул возле кровати. Сколько раз ей говорили, что деликатные разговоры надо начинать издалека, а не вот так, в лоб, но она все не учится.
– Будешь продолжать попытки свести счеты с жизнью, пока какая-нибудь не окажется удачной?.. Какое дурацкое слово - откачали! Можно подумать, что ты тонула.