Замужняя невеста

Известие о том, что у нее будет ребенок, заставляло Софью торопиться. Теперь ей побыстрее захотелось вернуться в Дежансон, чтобы обеспечить себе спокойное существование до того момента, как у нее родится ребенок. А потом уже подумать о Пруссии.

Увы, ее первоначальные планы придется по срокам отодвинуть, зато теперь княжна могла больше не терзать себя мыслями о своем предполагаемом бесплодии. У нее будет ребенок!

Да и оказалось, что ничего в том страшного – кровати рядом. Теперь, если Соне не спалось, она с интересом слушала истории про приютскую жизнь Мари и поражалась, как живучи женщины из народа и как непросто их извести со свету.

– Когда мне было шесть лет, – однажды, уже без просьбы со стороны Сони, стала рассказывать ей Мари, – в нашем приюте случилось неприятное событие. Уж не знаю, как это обнаружили, кто проверял, но приехали жандармы во главе с каким-то важным священником и увезли мать-надзирательницу, а также и остальных трех монахинь, которые воспитывали девочек-сироток. А еще увезли пятерых самых красивых девочек из старшей группы...

– У вас был монастырский приют? – спросила Соня.

– Да, нас воспитывали монахини ордена смирения. Я потом думала, что, видимо, случился какой-то громкий скандал, настоятельница вместе с сестрами занималась чем-то предосудительным... Как бы то ни было, но о нас забыли.

– То есть как это – забыли?

– Так. Монахинь увезли, и вместо них с нами никого не оставили. Сестра-хозяйка дня три еще готовила нам еду, пока продукты оставались, а потом сбежала. Девочки говорили, что к приюту подъезжала наемная повозка, в которую погрузили несколько весьма внушительных узлов.

– И сколько вас в приюте осталось?

– Шестнадцать девочек. Самой старшей восемь лет. Но она была такая слабая, такая пугливая, что после всего случившегося улеглась на кровать, накрылась с головой одеялом и ничего не хотела слушать.

– Ужас! – проговорила Соня, невольно вглядываясь в лицо лежащей на соседней кушетке Мари – в полумраке ее глаза сверкали, как у кошки, – и попыталась догадаться: – И вы... стали голодать?

– Сначала голодали, – глухо промолвила Мари, – а потом я придумала, что надо сделать. Одна девочка у нас хорошо пела. Я отправила ее с другой, постарше, чтобы рядом с ней стояла и собирала деньги за пение. Пятерых пограмотнее переодели мальчишками, и те стали продавать газеты...

– А ты? – не выдержала Соня.

– А я пошла в цирк.

– В цирк? – изумилась княжна. – Но что там было делать маленькой девочке?

– Это был особенный цирк: в нем показывали всяких уродцев: мужчина-череп, женщина-паук... А меня показывали как ребенка, который родился от совокупления женщины с собакой. Меня заставляли рычать и показывать зубы.

– Боже мой! – прошептала потрясенная Соня. – Прошу тебя, не продолжай... Нет, погоди, долго ты работала в этом цирке?

– Дней десять, – проговорила со вздохом Мари, – а потом за мною пришли. Кто-то спохватился и стал опять собирать нас в приют.

Некоторое время они молчали, а потом Соня услышала, как ее служанка вновь заговорила:

– Я зарабатывала в день даже больше девочки, которая пела. Как ангел.

Глава двадцать первая

Пабло Риччи закончил ее портрет, и теперь Соня с удивлением вглядывалась в лицо женщины, которое казалось ей невероятно красивым. Не могла она быть такой красавицей.

– Пабло, вы мне польстили. Потомки, пожалуй, сочтут меня красавицей, – говорила она, расплачиваясь с художником.

– Конечно же, красавицей! – от волнения всплеснул руками Пабло. – Такой, как и в жизни. Кто посмеет вас ею не счесть? Настоящий художник не станет просто льстить своим друзьям, он лишь постарается не погрешить против правды.

Надо сказать, что Пабло пытался не взять у нее денег, но Соня не хотела оставаться в долгу у художника и собиралась взять портрет с собой во Францию, чтобы повесить у себя в замке.

Вообще надо навести наконец в нем порядок. Хотя бы в парадном зале. Портреты предков Антуана де Барраса повесить на одной стене, потомки княжны Астаховой станут занимать другую стену. И первым на ней как раз и будет портрет Сони...

Почему она все время думает о будущем? Туда направлены все устремления Сони. Именно там она видит свой род процветающим. Значит, жизнь самой Софьи Астаховой ничем особенным не отличится? Ее-то жизнь пока не кончилась!

– Я все хотел спросить вас, ваше сиятельство, – заговорил между тем Риччи. – Вы привезли бревна из самой Франции. Неужели это выгоднее и у вас настолько дешевле лес?

– Выгоднее, – честно сказала Соня.

Она и в самом деле не покривила душой. Перевозка бревен обошлась не слишком дорого по сравнению со стоимостью спрятанного в них содержимого.

– Тогда, может, и мне заняться тем, что возить из Франции лес? – задумчиво сказал Пабло, и Соня едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Вам делать этого не стоит, – впрочем, серьезно сказала она, – мне удалось... купить эту партию совсем дешево, потому я и повезла бревна... Если точнее, древесину вообще отдали мне за долги, вот я и подумала, что уж лучше так, чем ничего...

Словом, в конце концов она совсем завралась, так что ее спас приход Жана, благодаря чему Соне удалось перевести разговор на другое. А именно: она стала интересоваться у Пабло, где ей найти хорошего управляющего, на которого можно было бы оставить дом. Надолго. И который мог бы следить за его состоянием и тратить деньги, что Соня оставит именно на его содержание.

– Пожалуй, лучше моего управляющего Бенито вам никого не найти, – сказал Пабло.

Соне тоже нравился расторопный смышленый слуга, можно сказать, правая рука Риччи.

– А как же вы будете обходиться без него? – все же сказала она.

– А я его и не отпущу насовсем, – сердясь, наверное, на самого себя, проговорил художник. – Пусть на два дома работает. Но главное, он сможет жить здесь с Долорес и наконец, как положено, жениться на ней, чтобы родной сын не рос как подкидыш!.. Наверное, я жестоко с нею обошелся, отправил с глаз долой, но и она вела себя как... – Он неразборчиво выругался и, взглянув на Соню, спохватился: – Не как порядочная девушка. Вся в свою матушку. Та служила в доме какого-то идальго и от него забеременела.

– Значит, в Долорес течет благородная кровь?

– Лучше бы она в ней не текла! Ничего в этом хорошего нет.

– Интересно, почему? – приготовилась обидеться Соня.

Пабло взглянул на нее и улыбнулся:

– Я ни в коем случае не хотел обидеть аристократов вообще. Как бы это получше объяснить... Один мой друг разводит гончих собак. Ну и случается, псари его недоглядят и родится какой-нибудь метис. Друг – Сандро – говорит: ублюдок. Ни то ни се. Ибо благородная порода без примеси обладает всем, чем и положено обладать: гордостью, достоинством, утонченной красотой, а когда у тебя нос от аристократа, а лоб от крестьянина... Часто такие люди вырастают злыми и подлыми...