Заново

Здравствуй

Он там будет. Будет точно. Его не может там не быть. Не узнает, наверное. Да нет, глупости. Не может не узнать. Не может же?..

С хвостиком пойти или распущенные оставить? Распущенные, распушенные, легкие, тонкие. Некрасивые. А у бабушки какие были – светлым водопадом из-под платка «бух!» – и до колен прямо. Обещала, что и у меня наберутся к концу школы. Три года еще осталось, может, и правда?

Бабушка, бабушка, ба-бу-шка! Больно. Почти забыла с этими сборами, зачем еду. Нет ее. Совсем нет. Раньше была хоть где-то, а теперь нет. Не будет никогда больше.

У нее лицо круглое и добродушное было, все в чудных оспинках и родинках. Говорила много, зычно, хохотала. А руки натруженные, спина болела и не гнулась, да и в глазах столько страшной жизни отпечаталось, что замирали порой, костенели. Пугали прямо. Собаку свою любила точно и меня немножечко, кажется. Когда маленькой была. Даже по голове гладила, конфеты иногда совала и денежку. Только озиралась опасливо, велела от деда прятать. Дед, наверное, потом и запретил меня к ним забирать. Но чего теперь думать, столько лет прошло. Почти десять, кажется.

А хорошо, все-таки, что мама не пойдет. Не надо ей его видеть. И ведь сама знаю, что он ужасен. Пил, бил, ругался, к другой ушел, бросил. А увидеть все равно нестерпимо хочется. Познакомиться хоть. Сказать: «Здравствуй». Глупо, наверное, «Здравствуй». Надо сразу: «Привет!». Господи, а вдруг не будет его, вдруг не придет… А вдруг придет, что же делать вообще, как вести себя, ужас, ужас… Я нескладная выросла. Слишком высокая, сутулая, кособокая. Глаза не голубые даже. А у него голубые, кажется. Почему-то это очень запомнилось. Волосы вот тоже… По их линии у всех волосы густые, кудрявые, а у меня что?.. Может, потому и не приняли? Без красивых волос не признали.

Хватит. Хватит. Хватит. Дышать надо и перестать реветь. Вон уже все глаза заплыли, на казашку стала похожа. Ой, бабушка, бабушка, бабушка! Больно. И вправду больно! Я любила, правда, и поделилась бы, если бы мне позволили. Но вы видеть меня не хотели, наверное. Ребенок от предыдущих браков словно пробный всегда. Как будто немножечко ненастоящий, несуществующий.

Ну, поехали. Господи, а народу сколько собралось. Толпа. Толпа и гроб. Страшно. Почему-то не подумала, что он обязательно будет. Зловеще и как-то по-киношному. Как будто не взаправду.

Теперь на кладбище. Все голосят, и я реву, не сдерживаясь. Бабушку жалко и его нигде не видно. Нигде. Вообще.

А потом вдруг по спине хлопок неуверенный и голос тихий, смущенный: «Ну-ну, будет тебе».

Покосилась. Не смогла посмотреть прямо. Низенький. С меня ростом или меньше еще, может быть. Куртка серая или черная, или синяя, заклепки странные, рукава засалены… Да не в куртке дело, господи! Икнула. Смешно как. Поздороваться хотела, а икнула. Ну что скажешь тут? Ну, спроси меня о чем-нибудь, остановись, поверни к себе, обними, наконец! Нет. Идет рядом. Тоже ссутулившись. Тоже руки в карманах. Со спины, наверное, кажется, что мы прямо одинаковые. Это хорошо. Это почему-то очень приятно.

«Ну, давай». Отошел. Нырнул в толпу, будто и не было. А мне не плачется больше, не идется, не думается. Муторно. Голова болит. И домой хочу.

Хорошо, что все быстро кончилось. Дома мама встретила. С грибным супом и очень печальными глазами. Видно, что хочет спросить, хочет, чтобы поговорила с ней, но чего тут расскажешь? Вроде бы не случилось ничего, а вроде бы – все на свете. Увидела. Живого. Настоящего. Моего. Только так еще тяжелее, почему-то. Ощущать, что я ему, всему такому существующему, по правде не нужна.

Спать пошла рано. Хотелось полежать подольше, повспоминать. Постараться четко представить, да вот жалко, что толком не успела и рассмотреть. Какие губы, какой подбородок, нос картошкой или нет. Да глаза-то, глаза голубые прямо или так, серые?.. Как у бабушки… Бабушка! Больно. Бабушка. Больно.

Неужели все так и кончится? И снова не увидеть. Никогда. Никогда совсем, никогда.

Продрыхла всю ночь, а все равно не выспалась. Так голова гудит, трескается. Ресницы слиплись все. Плакала во сне, значит. Опять. Дурочка.

На уроках все бубнят, пугают экзаменами, наставляют. Неужели после такого возможно думать о логарифмах, литосфере и фагоцитозе?.. Неужели они не видят, что перед ними человек. Ему тяжело. Он едва не сломался. А они все… Хотя это правильно, наверное. В жизни должно быть что-то такое занудно-постоянное, работающее даже в случае апокалипсиса, не меняющееся совершенно годами или даже столетиями. Как бетонная стена. Большое, серое, шершавое, тяжеленное, несмещаемое. Чтобы бы как фундамент. Чтобы не сойти с ума.

За уроки села поздно – после школы вырубилась. Только тетрадь открыла, зазвонил телефон. Домашний. Нам на него уже три тыщи лет никто не звонил. Мама зашла, пытается улыбнуться, а у самой глаза огромные. Испуганные. «Тебя к телефону» – говорит, а сама дрожит, как будто собрана из лего и вот-вот рассыпется.

– Привет, – как ни в чем ни бывало. – Как дела?

Молчу. Трубку мну, она как будто пластелиновая, размягчается, пытается выскользнуть.

– Хочешь, – говорит, – в гости ко мне на выходных?

– Хочу! – Кричу. – Хочу!

А потом смущаюсь. Мамин взгляд ловлю. Стыдно.

– Хочу, – бормочу. – Очень хочу.

– Запиши мой номер. Записала? Ну, хорошо. С автобуса я тебя встречу.

Трубку кладу, на всякий случай себя по грудине раза три хлопаю. А то чего-то не дышится. Мама растерянная стоит, несчастная, как промокшая собачка.

– Можно? – Теперь спрашиваю только, хоть уже и поздно.

– Конечно. – Мама старается, но улыбка ее ужасна. Обвислая вся, как сдувшийся шарик. – Хочешь, подарок ему купим? У него день рождения скоро. И там ведь дети еще… Нужно сладости…

Еду. Еду. Еду. Господи, так ведь двадцать минут всего на автобусе. Двадцать минут. И пешком можно, если хочешь. Но он не хотел почему-то все эти годы. Дергает где-то слева, в груди, в носу щекотно. Совсем не хотел.

Выскочу, наверное, на шею кинусь. Обниму, наконец-то, как все детство мечтала. Обниму, по-настоящему прямо. Крепко. Обниму!

«Привет» – скажу. Или нет. «Привет, п…п…». Какое слово трудное. Даже мысленно непроизносимое. Но обниму точно. Прямо с подножки прыгну. Прыгну и точка.