Запах магнолий

– Прокладки?
– повторил он, шокированный этой просьбой. Никогда еще девушки не просили его купить им такие интимные женские вещи, да еще и при первом знакомстве.

Это была шутка. Зоя сказала первое, что пришло в голову. И подумала: "Ну, вот и посмотрим, проглотит ли он такую просьбу".

– А, что они теперь в киосках продаются?
– не удержавшись, сострил он, а девушки рассмеялись.

– Нет. В аптеке, - ответила Зоя.

– А где ты видишь аптеку?
– спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Через дорогу, - ответила Зоя, показывая в сторону пешеходного перехода.

– Ну, уж нет. Покупать прокладки я не пойду.

– Я сама их куплю. Мне нужны только деньги, - сказала Зоя, и как бы объясняя нелепую просьбу, добавила: - Я просто сейчас не поеду домой. Мне срочно они нужны, а денег я не взяла с собой.

– Хорошо, - согласился Константин, удовлетворенный ее объяснением. Он подумал о том, что, скорее всего, деньги ей нужны на что-то другое, и дал небольшую сумму.

Когда они с Евой остались вдвоем, он предложил снова поехать в съемную квартиру, объяснив, что нужно отдать ключи хозяйке. Они подошли к остановке, чтобы сесть в одно из припаркованных там такси. Константин галантно открыл дверцу и пропустил Еву вперед. Всю дорогу он держал ее за руку и задавал вопросы, вроде таких - "не испортил ли он ее планы на вечер", "почему ее руки такие холодные, когда на улице жарко", "а какие они тогда зимой", "а всегда ли она так броско одевается и ярко красится"... Впрочем, на некоторые вопросы он сам же и отвечал своими предположениями. Ева не пыталась особо вдумываться, не потому что не хотела, а потому что она робела перед ним. Даже в молчании он казался слишком опытным, слишком умным, "слишком" - по сравнению с ней. Его подтянутое тело и ухоженное лицо не выдавали его истинного возраста. Но его спокойная уверенность, и самое главное - его пронзительный взгляд, вобравший в себя весь его немалый жизненный опыт, одновременно и манил и выдавал его возраст.

– У нас есть пару часиков. Потом придет хозяйка. Дождемся ее, чтобы отдать ключи?
– уже в квартире спросил он.

Ева согласилась, прекрасно понимая, что они здесь не будут просто сидеть и ждать...

– Какие изящные тонкие ручки, - уже не в первый раз это отметил Константин, нежно их поглаживая.

Он поднес ее руки к губам и начал целовать пальчики, ладошки, запястье. Он покрывал поцелуями ее плечи, шею и затем, опустив бретельки кофточки, стал ласкать грудь. Эти нежные прикосновения вызвали приятный трепет в ней. Как и когда они начали целоваться, она не успела понять, потому что поцелуй с ним заставлял ее обо всем забыть и сосредоточиться только на этих ощущениях.

Константин старался сдерживать свое дикое влечение, имея при этом безумное желание сорвать с нее всю одежду и обладать ею до полного исступления. Но в этот, их первый раз, он должен быть нежным и чутким. Медленно раздевая, он созерцал ее со всех сторон с придирчивым вниманием знатока, по достоинству ее оценивая. Его взгляд словно пытался все запечатлеть и сохранить в памяти. Он задержался взглядом на бедрах, и, не удержавшись, нежно дотронулся до них. Его руки слегка сжались, а потом заскользили, вновь сжимаясь и разжимаясь по ее бесподобно гладким изгибам и формам.

Когда на ней осталась только одна небольшая часть одежды, он взял ее за руку и лег, увлекая за собой. Он хотел изучить ее тело, прежде чем им обладать. Его рука остановилась на одной груди, а ко второй груди он прильнул губами и стал играть языком с ее нежным соском, облизывая его, заставляя трепетать под своим нажимом. Ева, почувствовав нарастающую страсть от его искусных, изумительных ласк, протяжно застонала. Ее руки тоже исследовали его мужественное тело, несмело и плавно двигаясь по мощным рельефным изгибам. Ева провела рукой вверх по его крепкой шее, и, нарочно запутавшись пальцами в его волосах, в порыве страсти их сжала и слегка потянула.

Константин опускался все ниже и ниже, щедро покрывая ее поцелуями. Пропустив влекущее его местечко, он стал целовать ее статные ноги. Потом провел рукой между ними и, задержавшись, стал поглаживать пальцами и страстно сжимать мягкие, податливые лепестки ее лона, норовившие даже через ткань белья обхватить его пальцы, как обхватывают и прикрывают самое сокровенное.

Константин безумно ее желал, но не мог не задать ей вопроса:

– Ты же уже была с мужчиной?

Услышав утвердительный ответ, он снял с нее последнюю часть одежды. Теперь Ева была полностью обнажена. Больше не было преград. Их телам, охваченным страстью, требовалось последнее наслаждение. Выпятив во всем своем могуществе и красоте своего сластолюбца, так патетично напряженного от ожидания, что, казалось, вот-вот лопнет натянутая его кожа и брызнет кровью вздувшаяся вена, придержав его рукой, он указал ему путь к предмету вожделения, и медленно погрузил его в углубление ее лона.

Константин старался быть чутким и осторожным. Теперь изучая ее изнутри, он не отрывал глаз и от ее лица, на котором читалось, как ей нравится больше. Уверенный, что не сделает ей больно, он стал двигаться быстрее, проникая в нее глубже и резче. Через некоторое время замедлялся, останавливался, и снова резко в нее входил. Ева стонала громче и чаще, когда он двигался быстрее, и чуть тише, когда он замедлялся.

Он видел, что она закрыла глаза. Ее щеки пылали румянцем, а рот чувственно приоткрывался, выпуская возбуждающие его томные стоны. Он развернул ее на живот и заботливо подложил снизу подушку. Теперь, в таком положении, под его поцелуи и легкие укусы попали ее мочки ушей, длинная шея, хрупкие плечи и соблазнительно прогнутая справная спина. Она отвечала на каждое его прикосновение своим трепетом. Ее тело будто было специально создано для услаждений и сладострастий.

Он не был ее первым мужчиной. Но он был первым, кто показал ей, какие невероятно глубокие наслаждения она может испытывать. Этот мужчина как-то умело находил на ее теле такие чувствительные участки, что она удивлялась вообще наличию у себя некоторых таких мест и тем эмоциям, которые испытывала...

В какой-то момент его движения стали еще более резкими, он сильно сжал руки на ее бедрах, и застонал, испытав фееричный оргазм. Он лег рядом, облокотившись на локоть, и посмотрел ей в глаза, еще окутанные пеленой наслаждения. Он знал, что ей понравилось. Об этом говорило ее тело, об этом говорили ее стоны, об этом говорили ее глаза. Его еще интересовало, испытала ли она оргазм. Он этого не ощутил.

– Как ты?
– спросил Константин.

– Хорошо!
– чуть хрипловатым голосом, ответила Ева.

– Я не сделал тебе больно?
– продолжал расспрашивать он.

– Нет. Наоборот, ничего подобного я еще не испытывала!
– призналась она.

Он видел ее неопытность, судя по отсутствию с ее стороны какой-либо инициативности. И ему это нравилось. Он хотел быть для нее первым. Первым, кто покажет ей этот увлекательный и интересный мир страсти и блаженства.

Девушка, о которой он думал целый год и всю прошедшую сознательную жизнь, сейчас, изящно вытянувшись, лежала рядом с ним и улыбалась своими темными глазами. Они уже не были с поволокой, как буквально мгновение назад, и в них проглядывало снова ненасытное желание близости. Он разглядывал ее, замечая каждую мелочь - бледные веснушки, родинку над верхней губой, маленький шрамик, выпирающие костяшки на локтях, острые коленки, по-детски тонкие запястья и щиколотки, аккуратные девичьи груди, помещавшиеся в его ладонях, с дразнящими игривыми сосками...

Розовые соски ее грудей с небольшой ареолой вокруг, мягкие и пружинистые, были эпицентром сосредоточения чувственности. Даже осторожное прикосновение к ним тут же вызывало отклики во всем ее теле. Он дотронулся до них, и они сжались, превратив округлые груди в идеально круглые мячики. Играя с ними, он понял, что они обладают не только яркой чувствительностью, а еще и завидной выносливостью.

– Тебе не больно?
– во время близости спрашивал он, продолжая вытягивать и закручивать между пальцами сосок. Хотя он и так видел и чувствовал, что ей не больно. И сильнее сжимал и тянул сосок, измеряя ее терпеливость, границу между приятной болью и неприятной.

Позже Константин снова покрывал своими поцелуями и ласкал руками ее тело, останавливаясь и заостряя свое внимание на некоторых его округлостях и ложбинках. Он исследовал каждую клеточку ее тела, а каждая клеточка отвечала ему взаимностью.

Устроившись в ее ногах, он проник в нее языком и почувствовал, со смакованием вкушая, какая она сладкая и влажная. Его резвый, проворный язык очерчивал линии неповторимых изгибов ее срединно расположенного бутона, раскрывая его лепестки, опоясывая и проникая в его рубиновую полость. Она почувствовала, что уже входят его пальцы, вначале один, а потом два, или даже больше - сколько именно она не знала. Она извивалась, выгибала спину, приподнимала и опускала бедра, упираясь ногами и протяжно стонала.