Запасной инстинкт

— Валяйте, — разрешил Шостак.

Его тонкие губы расплылись в довольной улыбке, и он закрыл глаза.

Когда в руках пары бродяг оказались пятьсот долларов, это было для них еще не так впечатляюще. Но у ближайшего ювелирного магазина они поменяли их на рубли, и у них перехватило дыхание. Сумма в пятнадцать тысяч рублей оказалась гораздо ближе к их нервным окончаниям, нежели всего пятьсот долларов. Такую уйму денег они не держали в карманах никогда в жизни.

Первая мысль, пришедшая им в головы, была о том, чтобы бросить свою лачугу, мужика, расслабляющегося в ней, на произвол судьбы и свалить. В этом случае их совесть была бы чиста. Они спасли беглеца от ментов, обогрели, перевязали, сохранили ему деньги и взяли за это самую малость, заработали эти пятьсот баксов честно и…

Вот тут бомжи одумались. Первым доводом был тот факт, что у спасенного ими человека осталось еще полторы тысячи зеленых, которые впоследствии можно было бы вымутить и присвоить.

Второй довод — келья. У бродяг вся городская территория разбита на зоны влияния, где можно спокойно собирать металлолом, пустые бутылки, попрошайничать и подворовывать. Если они сейчас профукают свои владения и уйдут на чужие, то окажутся на положении изгоев, а место, потерянное ими, займут другие. В жизни бродяг тоже не все так просто.

Довод третий — деньги закончатся очень быстро. Так есть ли смысл мельчить? У них сейчас остается все то, что было до появления незнакомого мужика, плюс куча — в их понимании — денег.

Выпив по бутылке крепкого пива у ближайшего коммерческого киоска, повеселевшие друзья взяли курс на салон мужской одежды «Хьюго». Они зашли в зеркальные двери и вылетели оттуда ровно через восемь секунд, сопровождаемые пинками охранника в малиновом пиджаке. В этом салоне не продавалось ни одной вещи, которая стоила бы дешевле ста долларов. Наглые продавцы почему-то решили, что у друзей нет таких денег.

Неудача их не сломила. Костюм серого цвета с зеленоватым оттенком они купили на ярмарке у цирка. Как и просил седоватый мужик, пятьдесят второй размер, четвертый рост. Там же бомжи приобрели туфли и черную рубашку.

После этих непривычных для них манипуляций бродяги зашли в аптеку и протянули фармацевту записку, врученную им раненым богатеем. Просмотрев список, тот почесал подбородок и подозрительно глянул на друзей, раздумывая, звонить в полицию или нет. Судя по названиям лекарств и инструментов, профессионально написанным на латыни, кому-то требовалась операция после ножевого или, возможно, огнестрельного ранения. Но аптекарь решил не проявлять излишней придирчивости. Что, теперь наркоманам шприцы тоже не продавать?

Он отбросил прочь сомнения, выложил на стол требуемое и заявил:

— Восемьсот семьдесят пять.

— Рублей?! — опешил один из бомжей.

Второй минуту назад ушел за водкой.

— Нет, португальских эскудо, — невозмутимо ответил фармацевт. — Если конечно, они у вас есть.

Расплатившись, ошарашенный бомж вышел из заведения и залпом осушил чекушку, протянутую ему. Последний раз он покупал в аптеке аспирин лет пятнадцать назад и отдал за него восемь копеек.

— Он нас разорит.

— Сколько осталось?

— Две тысячи триста двадцать пять рублей.

— Не все так грустно. Сейчас в гастроном, и домой. Еще пивка?..

Когда товарищи из «службы спасения» прибыли в заросли кустов на берегу Заболотки, они были в стельку пьяны. Из суммы, выделенной курьерам, у них оставалось тринадцать рублей, и они громко выясняли, кто из них за батон колбасы и три бутылки водки заплатил две с лишним тысячи рублей.

Шостак некоторое время сидел на матрасе. Он дождался, пока компаньоны разопьют первую бутылку из трех и упадут там, где сидели, а потом принялся священнодействовать. Доктор наполнил один шприц ультракаином, второй — антисептиком, вынул тонкий металлический зонд и приготовил пластырь с бинтом. Он положил все это перед собой на кусок развернутой марли и некоторое время сидел, перебирая пальцами как баянист.

Шостак был слаб как волк, вышедший живым из схватки с гончими. Он знал, что может потерять сознание в любой момент, но ничто не могло остановить его в желании помочь самому себе. Врач, исцели себя сам.

Витольд Романович сжал зубами резиновый жгут, надел тонкие медицинские перчатки и опрокинул на ладони стакан, недопитый бродягами. Водка разлилась по перчаткам. Ее знакомый запах зажег огонек в глазах врача, и он не задумываясь вогнал иглу себе в плечо, рядом с раной.

Доктор, как китайский болванчик, сидел на грязном полу лачуги и смотрел мутными глазами в одну точку. Его левое плечо было туго перебинтовано, рядом с ним в беспорядке валялись окровавленный зонд, куски ваты, марли и несколько опустошенных одноразовых шприцов.

— Шейте, коллега!.. — Он криво усмехнулся несуществующему ассистенту и стал подниматься с пола.

Перед глазами доктора все плыло и двоилось, но он не переставал кривить рот в усмешке. Бывший главврач ЦПЛ больше походил на сумасшедшего, нежели на обессиленного. Он вынул из полиэтиленового пакета скальпель, купленный бродягами, фыркнул как кошка, беззвучно захохотал и стал приближаться к спящим бездомным.

— Нет, старичок, твоя печень мне не нужна, она увеличена — цирроз. Это я как врач тебе говорю. Но вот почки у тебя в порядке. Профессор, вам почки нужны?!

Внезапно он пришел в себя, понял, что стоит на коленях перед одним из бродяг со скальпелем в руке, и отшатнулся. Врач терял над собой контроль. Шостак подошел к своему месту и нашел в пакете последнее, что заказывал в аптеке, — флакон с нашатырем. Он несколько раз вдохнул пары, пронзившие мозг, и окончательно очнулся.

Еще минут пятнадцать ушло на переодевание и сбор в пакет использованных препаратов и инструментов. Все это должно исчезнуть с лица земли. Там его кровь и отпечатки. Никитин пойдет на них, как волчара на раненую овцу. Значит, пакет нужно сжечь или закопать.

В последний раз окинув спасительное жилище глазами, Шостак собрался было уходить, но что-то его остановило. Он стоял и, наморщив лоб, смотрел на хронических алкоголиков.

К вечеру, очнувшись, они не успокоятся, пока не допьют водку. Потом, уже плохо соображая, дружки выйдут на улицу и начнут расспрашивать всех прохожих, куда пошел раненый мужик. Они будут искать Витольда Романовича, точнее сказать, его деньги, до той поры, пока их не загребут в медвытрезвитель. Там они по пьяному делу сольют всю информацию, и через пару часов некто по фамилии Никитин будет владеть ею в полном объеме.

— Нет, не будет. — Лицо Шостака исказила гримаса ненависти.

Он достал из пакета шприц и десяток ампул ультракаина. Врач успокоился только тогда, когда ввел в сердце каждого бродяги по десять кубов лекарства. Те лишь слабо пикнули, когда в их грязные груди входила длинная тонкая игла. Алкоголь для них сыграл роль хлороформа.

— Спасибо этому дому, — прошептал Шостак, выходя из вонючей лачуги на свежий воздух.

На улице начинало темнеть.