Запасной инстинкт

Словно искра, отлетевшая после взрыва от шаровой молнии, тонкое чувство опасности пронзило его тело. Он бросил взгляд на Черникова. Тот тоже стоял на ногах, но смотрел не в спину мамы, уходящей уже с ребенком на руках, а на то место, от которого она отошла.

Лавочка была пуста.

Пока Никитин вертел головой, пытаясь понять причину своего беспокойства, Черников уверенно смотрел на асфальтовую дорожку парка. Среди всех, кто на ней находился, он мгновенно вычислил искомый силуэт. Мужчина быстрым шагом уходил прочь. Он был в парке единственным, кто торопился в это субботнее утро.

Черников ждал. Человек, обходя встречных прохожих, удалялся. Черников упрямо продолжал ждать.

Под вычурной аркой сталинского стиля, обозначающей вход в парк, человек резко остановился. Он оглянулся, и их взгляды встретились.

Миллионная доля секунды, показавшаяся Черникову вечностью. Он видел глаза, в которых захлебнулся разумом.

— Догони женщину, — коротко сказал Черников Никитину, отводя взгляд от уже пустой арки.

Человек уходил от лавочки, чувствуя жжение на затылке. Он знал, что на него смотрят, и не сомневался в том, кто именно это делает. Чувство было настолько сильно, что в голове опять поплыл туман. По спине текли ручьи пота, но их не было видно из-за цвета рубашки. Он шел, лавируя между встречными, ничего не подозревающими людьми, и чувствовал на себе этот взгляд!.. Он прожигал насквозь его голову и разжижал чувство реальности. Его черная рубашка прилипла между лопатками, но человек не ощущал дискомфорта, естественного в этом случае. Его убивал этот внимательный, пронзительный взгляд.

Уже почти выйдя из парка, он не выдержал, остановился и резко повернулся. Человек не блуждал взглядом по десяткам людей. Он точно знал, куда надо смотреть, встретился с Черниковым глазами и заторопился.

Боль породила исступление.

Боль породила исступление. Человек быстро перешел улицу, стараясь не смотреть на людей, идущих мимо. Еще час назад ему было это необходимо, чтобы разжечь в себе ярость и погасить страх. Человек чувствовал, что жить ему осталось недолго. Болезнь старательно убивала в нем то, что раньше сопротивлялось безумию. Сейчас сумасшествие почти полностью вытеснило из него чувство реальности и здравого смысла. Он все меньше и меньше принадлежал к роду человеческому, не мог контролировать течение своей болезни, не понимал, что болен, лишь чувствовал на себе давление несправедливости. Человек хотел остаток дней прожить без страха и ощущения вынужденного одиночества.

Черников ждал результата разговора Никитина с перепуганной женщиной. Малыш уже не плакал. Вытянув губы трубочкой, ребенок старательно выворачивал воротник рубашки начальника убойного отдела. Ему не давал покоя блестящий золотой крестик, висящий на тонкой цепочке.

А по асфальтовой дорожке, периодически наклоняясь, шел уборщик. Он поднимал обертки от мороженого, пустые сигаретные пачки, фантики и отправлял их в стоящие у лавочек урны. Потом борец за чистоту брал из-под мышки затасканный куцый веник и сметал с лавочки опавшую листву и хвою. Настала очередь той, что стояла напротив Черникова. Уборщик обреченно поднял пару окурков и направился к урне.

Черников еще раз посмотрел на Никитина. Тот напряженно слушал женщину, которая ему что-то говорила и показывала рукой в сторону выхода из парка.

Уборщик бросил окурки в урну и стал наклоняться за чем-то еще.

Черников поднял руку, попытался привлечь к себе внимание Саши и закричал:

— Мячик! Под лавкой мячик!..

Рука уборщика зависла в сантиметре над резиновыми лохмотьями.

— Не трогать это!.. — Пугая окружающих, Черников бросился к лавочке.

Уборщик поднял лопнувшую игрушку быстрее, чем резкие крики достигли его ушей. Он машинально сжал ладонь, и на глянцевую поверхность останков мячика, поверх уже имеющихся, четко легли неповторимые, единственные в своем роде отпечатки пальцев уборщика парка.

Черников уже не торопился. Он спокойно подошел к лавочке и вынул из пачки сигарету.

— Ты глухой, что ли? — без злобы бросил опер в сторону пьяненького мужика.

— А что такое, товарищ? — спросил санитар городской природы, выдыхая неповторимый букет разведенного технического спирта, вермута и репчатого лука.

— Зачем тебе нужен был этот мячик? — недоуменно поинтересовался Никитин, прекратив разговор с женщиной.

Гнев Черникова, уже затихший было, вновь вспыхнул с новой силой.

— Если бы не этот борец с мусором, то мы бы сейчас имели пальцы того пугала!

Некоторое время Никитин смотрел на своего заместителя, потом неожиданно успокоился.

— Они не нужны, Сергей.

Наткнувшись на уверенный взгляд начальника, Черников промолчал.

Посмотрев в спину уборщика, поспешившего убраться подальше, Никитин заметил:

— Там, на лавочке, газета. Женщина сказала, что он читал ее. Наверное, это она и есть. С ума сойти, чем я сейчас занимаюсь!

— Данные мамы взял? — машинально бросил Черников, поднимая с лавки еженедельник «Из рук в руки». — Где здесь газетный киоск, Саша? Три года назад он стоял у входа в парк. Сегодня я его там не увидел.

Никитин молча наклонился и завязал шнурок на левой туфле опера шнурок.

«Данные мамы, — мысленно повторил он. — Нужно отправлять весь личный состав на отдых».

— Я знаю, где киоск. — Он щелкнул зажигалкой и махнул Черникову.

Уборщик так и остался стоять поодаль, сжимая в повлажневшей от недоумения ладони остатки маленького яркого мячика.

Если бы женщина сразу сказала, что страшный незнакомец держал в руке мячик, а Черников крикнул двумя секундами раньше… Если бы уборщик не был пьян… Если бы Никитин и Черников завладели отпечатками пальцев незнакомца…

Как много «если». Если бы произошло хотя бы одно из них, то Никитина и Черникова вскоре не разделила бы дверь.

— Газета сегодняшняя, — сказал продавец киоска. — Более того, пятьдесят экземпляров «Из рук в руки» мне привезли полтора часа назад.

— Сколько осталось?

Продавец вывалил перед собой газеты и пересчитал.

— Сорок одна.

— Значит, за полтора часа у вас приобрели девять газет. Припомните всех, кто покупал.

— Вы что, издеваетесь? — продавец вперил взор в переносицу Никитина. — Помимо «Из рук в руки», у меня покупали еще десятки газет.

— Так я напомню. — Никитин подтянул к себе журнал «Рыболов» и стал его листать. — Человек в сером плаще, ботинках на босу ногу, больной шизофренией.

Черников отклеил взгляд от куполов церкви, светящихся неподалеку, и отрешенно повернулся к начальнику. Он смотрел на него так, словно видел впервые.

— Этот покупатель был взволнован, слегка суетлив, — добавил Никитин. — Возможно, настолько, что вместо мелочи, имеющейся у него, протянул вам купюру в пятьсот рублей, после чего раздраженно ждал сдачи. То прятал руки в карманы, то складывал их на груди, то заводил за спину. Голос глухой, речь неясная.

— Черт возьми! — Продавца, казалось, раздражало каждое слово, произносимое Александром. — Не было такого.

Черников вмешался в разговор:

— Послушайте, а если так: человек лет пятидесяти, в черной рубашке, джинсах того же цвета, волосы средней длины.

— Ну, был такой, — пробормотал продавец. — Около часа назад. Крутился у киоска, потом поднял из урны какую-то газету и ушел.

Саша с удивлением разглядывал Черникова. Ему нужен был ответ. Сейчас. Здесь.

— Это связано с делом, которым мы занимаемся?