Шрифт:
Часть 1
Первая глава. Кирилл.
Я убил его. Того, кто уродливо издевался надо мной все эти годы. Того, кто, притворившись моим другом, скалил зубы в отвратительной насмешке за моей спиной. Того, кто сам пытался меня убить несколько раз. И кого я ненавидел так сильно, что решился на убийство.
…Страх рождается в каждом живом существе, он помогает выжить и избежать опасности. Последний раз я выходил из своей квартиры на улицу почти два года назад. Попрощаться с мамой. На кладбище стояли две её подруги и бывшие коллеги по работе, мама в последние годы почти ни с кем не общалась. Я тогда ничего не соображал, все мысли превратились в один густой кисель, будто слиплись в голове. Только чувствовал, что те четыре стены, в которых я существовал уже много лет, сжались ещё больше. Мой мир стал совсем маленьким.
До девяти лет я, по-моему, ничего не боялся. Носился на самокате, гоняясь за ветром, думал, что неплохо бы стать дальнобойщиком. У нас во дворе жил один такой. Крепкий дядька, очень добрый, часто рассказывал нам, мальчишкам, истории о своих рейсах. Думаю, много чего специально выдумывал, чтобы ребята слушали его, открыв рот. И я ловил каждое слово, живо рисуя в воображении наполненную романтикой жизнь. Сколько всего можно увидеть, огромный мир вокруг. А потом мы с родителями переехали в другой город. Была ранняя осень, в поезде ещё не топили, зато был сквозняк. Ночью мама кутала меня в свитера и колючее одеяло, но это не помогло. Я всё равно заболел, ангина с осложнением. Меня мутило, температура под сорок. За окном улыбалось октябрьское солнце, особенное, немного похожее на розовый грейпфрут. Я давно заметил, как оно играет бесчисленными бликами всех оттенков, в зависимости от времени года. Осенью, из-за краснеющих листьев, солнце казалось мне искристо – розовым. А весной отсвечивало зеленью. Форточка в моей комнате была чуть-чуть приоткрыта, и солнечные лучи радостно вливались сквозь небольшую щель. День тёплый. Во дворе бегали орущие мальчишки, раздражая громкими криками и смехом мою больную голову. Мне тошно, жарко, голову выламывает, а в ушах этот смех.
Когда я вышел через три недели на улицу, мальчишки так же бегали, гоняя мяч. Для меня ни у кого не нашлось ни дружеского «привет», ни одобрительной улыбки. Оно и понятно, я был новеньким, чужаком для них. Но я уверенно подключился к игре, стараясь побыстрее перехватить мяч. Помню, что бежал изо всех сил, хотя после болезни ноги были, как не свои, тяжёлые, ватные. И от свежего воздуха с непривычки кружилась голова. Я упал прямо в грязь. Когда мальчишки рассмеялись, у меня резко сжало виски, сердце заколотилось, а желудок скрутило так, будто сейчас обделаюсь. Стало жарко, и липкие противные капли пота поползли по спине. Я с трудом поднялся, чувствуя, как ноги отказываются мне подчиняться и вязнут в грязи. Слабость разлилась по всему телу, мешая сделать следующий шаг. Споткнувшись, я снова упал. А они продолжали хохотать всё громче. У меня ещё долго звучал в ушах их беспощадный смех, когда я плакал в своей комнате. Мне хотелось теперь только одного: никогда больше не выходить к ним на площадку, а сидеть в своей квартире, где хорошо и безопасно.
По-моему, с этого всё и началось. Такие панические атаки повторялись потом ещё много раз, мозг как будто настойчиво хотел мне объяснить: на улице плохо, дома прекрасно. Я стал избегать улицы и людей. Всё больше и больше проводил времени в своей комнате среди знакомых вещей, отыскивая любые предлоги, лишь бы не выходить оттуда. Интересно, слова «смех» и «страх» оказывается похожи. Начинаются и заканчиваются одинаково. До сих пор плохо реагирую на громкий смех, хотя мне уже тридцать.
Сегодня, когда разбирал старые коробки в кладовке, нашёл много маминых вещей, которые сложил туда после её смерти. В углу лежала какая-то макулатура, журналы, тетради. Давно надо их выбросить. Я стал быстро заталкивать весь этот хлам в ведро. Почему-то вспомнил, как мама много лет назад ругалась со своей подругой, как раз около кладовки, в коридоре. Та называла её эгоисткой.
– Это так удобно, сделать сына недееспособным! – косясь на мою комнату, раздражённо говорила подруга. – Чтобы он всегда был рядом! И никогда не имел своей жизни. Он болен, его надо лечить!
– Кирилл просто особенный. Умный. Я не буду его силой заставлять выходить на улицу, если дома ему лучше, – тихо, но твёрдо отвечала мама.
Они не знали, что я слышу их ругань. В кладовке у меня был тайник, я как раз тихонько забрался в неё, закапывая подальше свои вещи. Мама считала меня вполне нормальным и никогда не обращалась к психиатру. Не думаю, что она была эгоисткой. Скорее всего, просто боялась. Во времена её молодости, в Советском Союзе состоять на учёте в психдиспансере – конец всему. Клеймо. Сейчас, конечно, другое дело. Часто читаю в интернете, что это даже модно – иметь какой-нибудь невроз или отклонение, и наблюдаться у специалиста. Но по правде, мне и самому тогда было неохота, чтобы кто-то копался у меня в мозгах.
Всё же я оказался у психиатра. Мне было уже девятнадцать. Ходил на сеансы, пил таблетки, от которых
становишься овощем, и мне не стало лучше. В голове поселилась пустота, а таблетки мешали сосредоточиться, мерзкое состояние. Мама всегда провожала меня до поликлиники, потому что один идти я не мог. Наверное, странно видеть здоровенного парня постоянно в сопровождении мамы, но мне было плевать. На улице всё вокруг резко становилось чужим и огромным, а сам я уменьшался до размеров лилипута, казалось, что схожу с ума. Хотелось заорать от страха и поскорее вернуться в свою комнату, где спокойно и комфортно. Но я упорно мечтал вылечиться. Из-за девушки. Мы познакомились в сети, переписывались, потом часами болтали по мобильному. Я долго не решался ей признаться, что хм… отличаюсь от обычных парней.Мы прогуливались неподалёку от моего дома, когда я ещё выходил из квартиры. Солнце играло в прятки с грибным дождём. Тёплые капли стекали прямо по ресницам Лены.
– Кайф. Ты тоже любишь дождь? – Лена с удовольствием растрепала влажные волосы.
Я кивнул. А ещё люблю аромат травы после дождя, такой острый, что даже ноздри щекочет. Надо решиться, рискнуть, вот прямо сейчас всё ей рассказать. Если она любит дождь, то, может, поймёт.
– Что за прикол? Ты серьёзно сутками высиживаешь дома? – Лена недоверчиво смотрела на меня. – А метро? Кино, торговые центры? Тоже боишься?
Мы остановились. Вдруг стихли все шумы вокруг. Я напрягся, еле сдерживая противную дрожь. Ненавижу такие паузы, слышишь, как колотится твоё сердце. Всё, сейчас она меня бросит.
– Но я хочу вылечиться. К врачу пойду. Мне просто нужно время, – выдавил я из себя, не слишком уверенно.
Лена вдруг улыбнулась.
– Ладно, так даже интереснее. У меня никогда не было раньше парня с тараканами.
Она быстро скользнула своей маленькой ладошкой в мою руку, и мы пошли дальше.
…Психиатр, в который раз, заставлял меня прокручивать в голове отрывки из детства. Терапия такая. Причины моей агорафобии там. Девять, десять, двенадцать лет. Всё ему нужно знать. Не понимает, что мне неприятно вспоминать о своём страхе и, тем более, болтать о нём. Говорил с важным видом умные вещи, что надо было давно лечиться, а панические атаки со временем переросли в агорафобию. Поинтересовался, есть ли у меня друзья. Сказал, что хорошо бы заручиться поддержкой лучшего друга, чтобы каждый день, шаг за шагом, выходить на улицу, гулять, постепенно отвоёвывая у страха новое пространство. Сначала дойти до ближайшего магазина, потом до остановки и так далее.
– И главное. У вас должна быть чёткая мотивация, чтобы вылечиться. Поставьте себе цель.
Голос психиатра уплывал всё дальше и дальше от меня. Нет у меня лучшего друга. Откуда у меня друзья? С тех пор, как мы переехали в другой город, я мало с кем общался. После приступов походы в школу превратились в сплошную пытку. И мама перевела меня на дистанционное обучение. Я ведь не дебил, мне так было даже проще учиться. Закончил школу почти отличником, потом поступил в Ин. яз., заочно. Хочу быть переводчиком. Буду работать с технической литературой, переводить статьи, и много ещё чего можно делать. Смогу спокойно работать из дома.
– Так значит, договорились? – вынырнул из глубины голос психиатра.
– О чём?
– Молодой человек, вы совсем меня не слушали? Вам надо вести дневник, где будете записывать, как проходит ваше лечение. Ваши ощущения, эмоции и успехи. И обязательно пишите от руки, а не на планшете. Так полезнее. Уровень стресса падает.
«Пятница.
Сегодня хочу выйти один из дома, пройти по двору, обойти вокруг детскую площадку и вернуться. Настраиваю себя, как учил психиатр. Закрываю глаза и представляю весь путь, который нужно пройти, мысленно. Как одеваюсь, выхожу из квартиры, запираю дверь. Чёрт, а если опять станет плохо? В голове смех и крики детей на площадке. Какого лешего меня вообще на эту площадку понесло?! Открываю глаза, вскакиваю, меряю шагами комнату. В голове бьёт молотком только одна навязчивая мысль: на улице никто не поможет, если грохнусь в обморок, так и останусь лежать. Никуда не пошёл. Ну его…Попробую завтра.»
«Понедельник.
За две недели выработал свою систему ритуалов, чтобы снизить тревогу перед выходом из дома. Сначала послушать любимую песню, чтобы расслабиться, потом сделать шесть глубоких вдохов и выдохов. Затем надеть вот именно эти кроссовки, в них ноги чувствуют себя явно увереннее. И главное, спуститься пешком, а не на лифте. Четвёртый этаж, ровно шестьдесят ступенек. Всё, выхожу во двор…»
«Четверг.