Записки диверсанта (Книга 1)

И все, что сделано нами, сделано во имя светлой Отчизны. Разве не она послала нас к испанским братьям? Разве наша любовь к Испании была не ее любовью?..

Ленинград!

Каким прекрасным предстал ты передо мной в погожий осенний день 1937 года! Я повидал Мадрид, Барселону, Париж, Антверпен, Брюссель. Спору нет, и они были красивы по-своему. Я даже изменил первоначальное мнение о Париже, увидев его на обратном пути из Испании ранним утром, когда трудовой люд спешил на работу, а крикливые гамены, шныряя в толпе, совали в руки прохожих "Юма".

Но ты, Ленинград, прекраснее всех столиц! Я шел по улицам, с трудом удерживай от искушения прижаться щекой к шершавой известке любой стены, и, не удержавшись, касался ладони то перил моста, то мокрой коры деревца, то холодного чугуна уличных фонарей.

– - Надолго?
– - спросила меня дежурная гостинице.

– - На сутки.

Я не сказал, что и эти сутки повиснуть д моей совести, что и за них придется давать объяснение. Но я не мог покинуть Ленинград, едва ступив и его землю.

Репрессии

В Ленинграде я узнал страшную весть Начальник штаба советников -полковник Иван -- как мы его знали, приехав в Ленинград бросился с мои и погиб. Как позднее я узнал, поводом послужило вступление Сталина на совещании командного состава в июле месяце.

Все началось с телефонных звонков.

Может быть, это покажется странным, но в моей памяти отлично сохранились номера многих домашних и служебных телефонов знакомых и содуживцев.

Поэтому, оставшись один, я буквально повис на телефоне.

Но вот досада! Куда бы я ни звонил отвечали совсем незнакомые люди.

Не мог же я перепутать все номера? Инчего похожего раньше не бывало...

Неуверенно набрал номер управления военного коменданта станции "Ленинград-Московскй".

– - Дежурный помощник коменданта Черюгов слушает...

Наконец-то хоть один знакомый голос! Он, правда, стал каким-то другим. В бытность Писарев Чернюгов отвечал громко, бодро, а став помошником комендан-та, вроде бы оробел. Но сейчас не до этого...

– - Здравствуйте, товарищ Чернюгов! Свринов говорит!

Трубка некоторое время молчит. Потом Чернюгов неуверенно осведомляется:

– - Какой Старинов? Товарищ военинженер третьего

ранга?

– - Ну да, он самый! Не узнали? Трубка молчит.

– - Вы слышите меня, товарищ Чернюгов?

– - Да, слышу... Вы откуда, товарищ военинженер?

– - Сейчас -- из гостиницы, -- смеюсь я, узнавая характерные нотки в чернюговском голосе и потешаясь его недоумением. Может быть, писарь считал меня погибшим? И я спешу успокоить его: -- Со мной все в порядке! Жив-здоров! А как вы там?

– - Все нормально, товарищ военинженер...

– - Послушайте, товарищ Чернюгов, я, собственно, вот зачем звоню... хочу узнать, где сейчас Борис Иванович Филиппов.

Ответа нет.

– - Слышите вы меня? 1 Да, Чернюгов слышит.

– - Он теперь... на курорте...
– - В голосе Чернюгова то ли пренебрежение, то ли снисходительность.

Я слышу, как звонит на столе дежурного другой телефон.

– - Извините, меня вызывают...

Подержав в руке замолчавшую трубку, тяжело опускаю ее на рычаг.

Конечно, Борис Иванович выбрал неподходящее время для курортных разъездов. Здравомыслящие люди в конце октября на юг не едут. Но все равно тон Чернюгова слишком неуважителен. Или у бедняги голова закружилась от повышения по службе?

Пожав плечами, звоню опять. На сей раз в Управление военно-транспортной службы Октябрьской железной дороги, своему однополчанину Коле Васильеву. Этот все растолкует!

И впервые слышу в ответ короткое страшное слово: "Взяли".

Взяли? Арестовали Бориса Ивановича? Милейшего Бориса Ивановича Филиппова, всегда трепетавшего перед начальством? Душевного, простецкого Бориса Ивановича?

Непостижимо! Значит, его дружелюбие, заботливость, простота -- все это было страшной маскировкой?..

Я вдруг стал противен самому себе. Да что же такое происходит? Или я чего-то трушу? Как посмел я усомниться в Филиппове?!

А беспощадный голос совести тут же спросил: "Но в Якире, которого ты тоже знал, все-таки усомнился? Филиппов арестован теми же органами. Почему теперь ты не веришь? Или опять думаешь, что тут ошибка? Оставь! Точно так же ты думал, услыхав первый раз об аресте Якира! "

Окончательно растерявшись, решил позвонить еще одному другу -- Н. С. Фрумкину. Он встречал меня на пристани и показался почему-то очень грустным. Фрумкин ответил, что зайдет ко мне сам, а от телефонного разговора уклонился.

Больше я не подходил к аппарату.

Теперь догадался, почему по знакомым телефонам отвечали чужие люди.

Значит, правдой оказались темные слухи о массовых арестах на моей родине. Слухи, доходившие даже до Испании!

Я вышел из гостиницы и долго бродил по городу, пытаясь осмыслить происходящее.

Мозг сверлила неотступная мысль: "Завтра надо ехать в Москву. Какие новости ожидают там? "

В номер вернулся поздно ночью: не хотелось оставаться один на один с черным телефонным аппаратом.

Земля вновь уходила у меня из-под ног...

... На следующий день, ожидая поезда, я все же не выдержал и заглянул в комендатуру Московского вокзала. Чернюгов запер за мною дверь и шепотом сообщил, что летом арестованы начальник военных сообщений Красной Армии Аппого и начальник военных сообщений Ленинградского округа комбриг Картаев.

– - Враги народа!
– - испуганно поведал Чернюгов.
– - А Филиппов был пособником Картаева.

Я видел -- Чернюгов горит желанием сообщить еще какие-то детали, но почувствовал, что с меня довольно...

В поезде не смог уснуть до самого Калинина.

Невыспавшийся, разбитый физически и нравственно, докладывал я московскому начальству о своем возвращении.

Меня поместили в гостиницу, сказали, что вызовут. Я принял пирамидон и завалился спать.

Проснулся под вечер. В гостиничных коридорах стояла гнетущая тишина. И вдруг меня осенило: надо немедленно пойти к моему бывшему киевскому начальнику, близкому другу Ивану Григорьевичу Захарову. Вот с кем можно поделиться тревогой, вот кто разрешит сомнения!