Записки диверсанта (Книга 1)

Но в доме друга застал горе. Жена его встретила меня заплаканная и в трауре. Страшную историю рассказала она. Последние недели Иван Георгиевич жил в бесконечной тревоге, ожидая самого дурного. Арестовали двух его прямых начальников, с которыми он и жена были дружны семьями. Захаров пугался каждого шороха, стал замкнутым и раздражительным.

Однажды под утро раздался торопливый и настойчивый стук в дверь. Иван Георгиевич привстал, но тут же, охнув, потерял сознание. Умер он от разрыва сердца. А как оказалось, приходил всего-навсего дежурный по части со срочной служебной телефонограммой...

Не помню, сколько часов бесцельно бродил я по городу. Очнулся, увидев, что стою перед домом еще одного давнишнего товарища, с которым мы прослужили в одном полку восемь лет.

С трудом поднимался на пятый этаж старого дома, опасаясь, что и здесь застану слезы, страстно желая, чтобы мой друг оказался жив и здоров.

– - Позвонил. В квартире послышались тихие шаги. Они замерли у двери/Минуту спустя донесся приглушенный голос:

– - Кто там?

– - Свои!
– - радостно крикнул я.

– - Кто свои?

– - Да это я, Старинов!

– - Старинов? Вы! Подожди, Илья, сейчас открою. Залязгали замки. Один. Другой. Третий. Дверь наконец приотворилась.

– - Входи, -- сказал товарищ, опасливо заглядывая за мою спину.

Закрыв дверь, он облегченно вздохнул, протянул руку, улыбнулся. Но лицо его тут же вытянулось.

– - Ты?.. Ты откуда?

– - Из спецкомандировки.

– - А почему во всем заграничном?

– - Да ведь я за границей и был. Еще не успел переодеться.

– - Вот оно что!.. За границей?! Мы топтались в передней. Мне не предлагали раздеться.

– - Я что -- не вовремя?

Мой товарищ внимательно разглядывал кончики своих комнатных туфель.

– - Ты извини, Илья... Но знаешь, время такое... Между прочим, недавно арестовали наших однополчан. Ювко взяли, Лермонтова. А они в оппозициях не состояли... Всегда генеральную линию партии признавали...

Он опустил голову так, что почти уперся в грудь подбородком.

– - Ясно, -- сказал я.
– - В оппозиции не состояли, никуда не ездили... Извини!

Меня не удерживали. Дверь затворилась без стука.

Спускаясь по лестнице, я чувствовал, что задыхаюсь.

Вышел на тротуар.

– - Илья! Подожди!

Застегивая на ходу шинель, товарищ догонял меня. У него было виноватое, несчастное лицо.

– - Илья!
– - он судорожно схватил меня за руку.
– - Не сердись! Пойми!.. Если бы ты приехал с Дальнего Востока... А то бог знает откуда... Ведь я работаю с секретными документами... У меня во всех анкетах написано, что из близких никто за границей не был и не живет!.. Ты пойми!..

– - Иди домой. Могут заметить, что мы разговариваем..
– - Ты понимаешь?

– - Иди!..

S-942

К ночи сильно похолодало. Улицы быстро пустели. Только в центре, возле кино и ресторанов, еще продолжалась обычная толчея. С рекламы, приложив руку к капитанской фуражке, весело улыбалась Любовь Орлова: в "Метрополе" шла "Волга-Волга".

Погиб Иван Георгиевич Захаров.

Лучший друг не пустил меня к себе...

Надо мной сгущаются тучи

Через три дня я был принят Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым. Пришел на прием вместе со старшим майором госбезопасности С. Г. Гендиным. Выслушав рассказ о своих делах в Испании, Ворошилов поблагодарил меня.

– - Вы достойны высокой награды, -- сказал маршал.
– - Я считаю, товарищ комдив (так он называл Гендина), что Старинов заслужил и повышения в звании. Надо дать ему соответствующую большую работу по специальности.

Выйдя из-за стола, Ворошилов твердо пожал мне руку:

– - Ждите назначения, товарищ Старинов!...

Прием у Народного комиссара обороны на первых порах успокоил и ободрил меня. Ведь вот нет за мной никаких грехов, никто мне их и не приписывает, даже благодарят за службу!

Однако получалось, что, успокаивая себя подобным образом, я как бы отрекался от старых товарищей, предавал память погибших, которые, возможно, не совершали приписываемых им чудовищных злодеяний.

И опять приходила тоска. Опять росло душевное смятение. Время шло. Меня никто и никуда не вызывал и никакой "большой работы" не предлагал.

Зато каждый новый день приносил нерадостные для меня известия. Вскоре арестовали Гендина.

Я навестил семью Константина Шинкаренко, бывшего командира полка легендарной бригады Котовского. Шинкаренко -- один из моих друзей по партизанской школе в Киеве -- в числе первых в республике был удостоен ордена Боевого Красного Знаме ни и награжден Почетным оружием. Оказалось, и Шинкаренко взяли.

От жены его узнал, что арестовано много друзей Кости -- известных мне партизанских командиров, с которыми мы вместе закладывали скрытые базы на случай войны.

– - Костя -- честный человек. Ни с какими врагами народа он не был связан. Я написала товарищу Сталину. Добьюсь приема у товарища Ворошилова, -- всхлипывая твердила жена Шинкаренко.

Она ничего не добилась. Константина Шинкаренко освободили и полностью реабилитировали только после смерти Сталина. Он вышел из лагерей в тяжелом состоянии. Сил хватило лишь на то, чтобы добраться до родной Молдавии. Здесь он скоропостижно скончался...

Между тем надо мной тоже сгущались тучи. Я получил наконец вызов. Но не к Наркому обороны. Меня вызывали в НКВД.

В НКВД

Свет, как положено, бьет мне в глаза, а лицо следователя остается в тени.

– - Не волнуйтесь, -- слышу я.
– - Мы вызвали вас в качестве свидетеля. От вас требуется одно -- дать чистосердечные показания. Это в интересах государства и в ваших собственных.

– - Но что я должен показывать?

– - Не догадываетесь?

– - Нет,

– - Хорошо. Мы вам поможем...

Я не помню точной последовательности допроса, "Мы" все время выпытывал, где я служил, насколько был близок с тем или иным человеком, часто ли встречался с М. П. Железняковым, А. И. Бааром.

Отвечал я без обиняков. Да, названных людей знал. Да, задания их выполнял. Как же иначе? Это были приказы прямых начальников.

– - Так. А для чего вы закладывали тайные партизанские базы в тридцати -- ста километрах от границы? Для чего готовили вдали от границы диверсантов -- так называемые партизанские отряды?