Записки гробокопателя

Стасик открыл дверь, засмеялся, но, увидев за спиной Воробья Мишку, оборвал смех и, как всегда, лениво спросил:

– А этот здесь при чем?

– Ладно, ничего, - буркнул Воробей и полуобернулся к Мишке.
– Заходи.

Стасик разводил пары. Он достал специальное, продырявленное во многих местах корыто, поставил его на кирпичи и сейчас жег в нем чурки: готовил угли для шашлыка.

Мишка поставил возле корыта ведро с шашлыком. Разложил на столе хлеб, зелень. Пойло Воробей занес пока в домик - от соблазна.

Нагнувшись над корытом, Стасик жмурился от дыма, искоса поглядывал на Мишку.

– Алеша!.. Толкни его, Михаил. Воробей! Ну, как тебе тридцать, не жмет? Чего себе подарил?

– Телевизор цветной, - ответил Воробей.
– Еще не купил, но куплю.

– Ну и правильно, - кивнул Стасик, - водяру не пьешь, баб не слышишь... Теперь только телевизор смотреть в цветах... А я чего отмочил на свое тридцатилетие.
– Стасик нанизывал шашлык на шампуры.
– Заказал стол в "Нарве". Гостей назвал - одних баб бывших, некоторых через справочное выловил. Ребят не приглашал, с ними после гудели... Девок назвал, не соврать, штук семнадцать. Пришли парадные, в платьицах, брюк почти не носили еще. Я их знакомлю. Все солидно: они - "очень приятно", ну, трезвые все да и не врубились еще, по какому принципу я их сгреб. Выпили шампуньского по бокальчику. Одна учительница, со мной работала, речь сказала - ну, я вам доложу!.. А на столе рыбка, салатики, фрукты в вазах - по прописям, короче. Поддали еще - девки заудивлялись: а что это ты, Станислав, друзей не привел? Сколько красавиц, а кавалеров нет... Я рюмочку допил, встаю, сейчас, думаю, сообщу им...

Договорить Стасику не дали - постучали в забор.

Мишка покрутил пупырчатую головку замка, отворил.

– Ого!
– крикнул Стасик.
– Гость попер!

Компактный дворик Стасика быстро заполнялся приглашенными. Петрович, заведующий, невысокий простолицый блондин в синем пиджаке с металлическими пуговицами, подошел к Воробью и с уважительной комичностью пожал его багровую, громадную, с изгрызенными ногтями руку. Маленькая, отвыкшая от инструментов директорская лапка скрылась без остатка в мослатой клешне Воробья.

– Поздравляю тебя с днем рождения, Воробей! Здоровья тебе желаю, успехов, ну и чтоб все остальное было в норме. Подарок тебе по традиции не покупали, сам разберешься.
– Петрович достал из кармана сложенную вдвое пачечку бумажек.

Воробей, не выдержав редкой для себя торжественности, потупился:

– Спасибо.

А вчера наоборот - Воробей "поздравлял" Петровича. Много не много, а червончик в неделю будь любезен. Зажмешь раз-другой - и Петрович тебя зажмет: хорошему клиенту не порекомендует, с халтурой шугать начнет.

Продавщицы из цветочного магазина, Зинка с Малявочкой - тоже, кстати, Стасиковы приятельницы, - возились с огромным подарочным букетом, не находя под него сосуд. Стасик нырнул под навес, где держал лопаты, ведра, банки, побренчал там и вылез с голубым эмалированным ведром.

– Давай сюда - в вазу.

Ведро с цветами утвердили в центре специально для гуляний найденного стола с пузырящейся от времени фанеровкой. Привез его небрезгливый Стасик с помойки на тележке ножками вверх, катил две троллейбусных остановки под законный смех пешеходов. Стол был удобен и для долбежки - гравировки по мрамору и граниту. Это Стасик умел тоже.

Девки из "Цветов", Райка-приемщица и Петрович с Воробьем сели за прибранный стол. Остальные - кто где.

Стасик ворошил угли в корыте. Охапыч с Кутей покуривали на бревне у забора. Кутя, как всегда по торжественным случаям, прицепил орден. Борька-йог тихо, ни к кому не обращаясь, нес неинтересную ахинею: цитировал каких-то тибетских попов и старых китайцев. Поди проверь. Рядом с ними сидел Финн. Имени у него и то путем не было, все Финном звали. Вроде живал он там. Трудился в командировке - электромонтером, что ли. Клеклый он был какой-то, мокроватенький. И глаза бутылочные.

Может, Финн трепал про Финляндию, а может, и нет, во всяком случае в выходной иногда зайдет на кладбище подпить легонько - одет под иностранца: пальто замшевое, джинсовый костюм, часы на руке с тремя головками, на другой браслетик, как у хиппаря натурального, кепочка кожаная.

У Мишки на его жизнь был свой взгляд. Приблизительно такой. В Финляндии он был. Только не монтером. А оттуда его попросили за пьянку. Специальности никакой, учиться поздно да и нечем: потная лысинка, а под ней пусто - все пропито. Прослышал от кого-нибудь, что на кладбище кормушка хорошая, подмазал кого надо, часики пообещал или рубашечку и пристал к покойничкам. А тут не тут-то было. Ни силенки, ни хватки, ни умения - ничего нет. В компанию не берут, механикой кладбищенской не делятся. А из ничего ничего и получается: оградку за пятерку покрасить да скамейку сколотить - вот и вся его халтура.

А он особо и не рвется. Ходит мутный да волосики на лысине поперек гладит. И потеет нехорошо от слабости и похмелья постоянного. Мордочка худенькая, подбородка мало, и с того капельки падают.

Кент Непутевый тоже под стать Финну: семенил слабыми, размагниченными ногами по дворику, мусолил свой бесконечный огарок... настреляет сигарет, курнет раз-другой, поплюет, пригасит - и в карман: опять захочет покурить дернет пару раз, снова поплюет... Вечно с оплевышами таскается.

А сейчас все ждал, томился: кто б скомандовал выпить. Кроме как на халяву и не пил вовсе. Редко когда подхалтурить ему удавалось. Никто его из кладбищенских не гонял - потому что не опасен: клиенты от него шарахались. Сам дохленький, а морда круглая, водянистая, почти без глаз. Одно слово - Кент Непутевый.

– Еще пару минут - и порядок, - торжественно заявил Стасик.

Охапыч, сидя на бревне, похлопал себя по плечам:

– Зябко. Наколки не греют. Принять бы. У вас далеко?

– Во-во, - с трудом провернул непослушным языком Кент.

– Тащи, - скомандовал Воробей.

И Мишка принес из сарая ошеломительную "Посольскую".

Охапыч даже с бревна привстал от удивления.

– Это где ж такую красулю надыбали?

– Места надо знать, Витек, - победителем проговорил колдующий над корытом Стасик.

– Кого ждем?
– забеспокоился Охапыч и подался к столу.
– Раевский с Кисляковым позже подойдут. К ним клиент прибыл.

Наливали по-кладбищенски: каждый себе. Испокон веков так - на кладбище сивуха рекой течет, особенно в сезон, всем под самый жвак хватает.

– Вы как хотите, а я себе целёй налью, не ровен час, помру завтрева по утряку - так хоть отпробую.
– Охапыч налил себе полный стакан и махом выпил. Ласковая, сука!.. Извиняюсь, девки.
– Охапыч выдохнул.
– Из чего ее гонят, Стась?

– Тебе, Витек, не понять.

– От ней и башка небось не трещит, сколь ни пей?

Кутя обреченно махнул рукой:

– От любой трещит!

Воробей пододвинулся к заведующему.

– Петрович, ты меня на пару недель не отпустишь? Хочу на озеро съездить с Валькой. Палатку поставить, рыбку поудить. Мишка без меня повертится. Знаю, что сезон, не хмурься, не попросил бы... Из-за суда все. Как дело повернется, хрен его знает... На всякий случай...

– А участок у тебя как?

– Ты что, Воробья не знаешь? Все чисто.