Записки империалиста
Шрифт:
— А почему, Алексей Петрович, вам не быть в армии? — сделал на заход на то, чтоб воплотить идею в действие. Ермолов посмотрел в ответ на меня.
— После Крымской войны надо будет как можно быстрее заканчивать с Кавказом. Он и так уже много крови и всего остального забрал. Хочу сразу с Шамилем и черкесами покончить. И тебя, Алексей Петрович, зову в советники и помощники. Помочь завершить начатое. Те, кто постарше вас там не сомневаюсь помнят. Прибытие и нахождение Ермолова в Кавказской армии, уверен подтолкнёт многих сложить оружие и покориться силе и воле России», — говорил я и видел, как старый генерал приосанился, глаза ещё больше оживились, дыхание участилось. Наверно сейчас вспомнил старый генерал то многое, что было у него там на Кавказе. Молодость, успех, слава, уважение, страх врагов.
— Коль зовешь, Александр Николаевич. То для Кавказа я найду силы, тряхну костями. Дай Бог коновалы — врачи подлечат меня старого и я смогут помочь. Пусть и в роли пугала, — сказал смеясь Ермолов.
Мой
Согласился он и с планом будущей войны. Достижение подавляющего превосходства в силах и средствах над противником, одновременные наступательные действия со всех направлений, полная его блокада на суше и с моря. Про информационную составляющую войны я с Ермоловым не стал говорить, хотя он и его прибытие на Кавказ и была одна из операций в этом направлении.
Когда начали говорить о войне в Крыму, старый генерал, посмотрев на меня с хитринкой в глазах спросил: «Барятинский теперь Балаклавой займётся?» Я только кивнул в ответ.
— Правильно! Как я знаю, англичане по жиже будут французов, про остальных и говорить не будут. Видел я этих вояк из Италии в войну с настоящим Наполеоном.
— А козырь, то у него есть? Без него трудно будет, — спросил Ермолов.
— Есть, Алексей Петрович, козыри. Как без них на войне, — был мой ответ. И я рассказал ему о горных частях, которые в данное время практикуются в горах Крыма в вопросе войны в горах и там, где по мнению противника нельзя пройти. То есть опять в горах. О нитровзрывчатке, ракетах, сосредоточении тяжелой артиллерии, штурмовой пехоте. Ермолову такие новости были явно по душе.
— Да, под Бородино бы всё это. Другое было бы сражение и Москву бы точно не отдали, — с грустью сказал Ермолов. Хотел я у него спросить, почему не собрали для Бородино осадные орудия, большие и средние единороги, мортиры новые, старые. Ведь же знали уже, что, Наполеон любитель собирать десятки, сотни орудий воедино и сосредотачивать артиллерийский огонь на одном участке сражения. Из моряков Балтийского, Черноморского флота, с каждого можно было точно сформировать пару, а то и больше полков морпехов. В Финляндии были войска. Они точно бы пригодились в сражении. Но, свой интерес как историка я решил пока подавить, хотя всех ещё живых участников войны 1812 года, других войн и событий мне надо бы усадить за мемуары. Будущие историки будут говорить большое спасибо за это.
Под конец встречи Ермолов напрямую мне сказал так: «Мне, государь, Александр Николаевич, по душе как ты начал. Давно России нужно было поддать вожжей! А то зажирели, обленились, дух потеряли… туркам начали проигрывать!!! Но, скажу тебе прямо. Опасайся, государь! Не простят тебе комитеты да комиссии. Бахчисарай тем более!!! Сейчас им страшно. Война. В раз в изменники попадёшь! Затаились они. Так, что жди, что-то вроде Сенатской площади или как против деда твоего, Павла. Будь готов к этому. Не простят тебе они свой страх и решения твои самодержавные. Говорил я с такими, не такого царя они ждали. Растерялись они пока, так, что надо их продолжать бить, пока они в раздрае и страхе. Тем более, что придётся тебе мужикам волю давать. Опасайся, но, не бойся, Александр Николаевич! Россия за тебя есть и будет! Ты, главное иди верным путём. От успеха к успеху, от победы к победе. Не давай слабину не себе, не другим. Народ, он силу любит. Только такую, чтоб, не только его гнула, но, и других. Он, правды от тебя ждёт. Верь мне в этом. Ты, сейчас свою силу показываешь, всех призвал к себе в помощь, на сторону правды встал. Так и иди дальше. И Россия за тебя будет!!! А с ней ты будешь непобедим, а она с тобой. Мы, старики, пока силы есть за тебя будем. Нам сам чёрт ни почём. Поможем тебе и Отечеству. В нас не сомневайся». Что я мог на это сказать? Только благодарность. Её я и высказал Ермолову, когда мы с ним расставались. На крыльце мы со старым генералом обнялись как внук с дедом. А не как царь с подданным, хоть и крайне заслуженным.
Кот Абрек, обнюхав кресло где сидел чужак, пофыркал и умостился наконец-то на нём. И с удивлением смотрел как его хозяин долго и горячо, стоя на коленях, иногда делая движения правой рукой, что-то говорил в то место в комнате, где стояли какие-то доски с изображением странных людей с большими глазами, которые его иногда пугали и часто горел огонь. И откуда его нещадно гнали всякий раз, когда он решал узнать, что там такого важно для людей и доказать, что он не трус.
Но, это была не последняя встреча в этот день у меня. Меня ждали ещё одни могучие мужи. Два из них уже были относительными властителями умов, другому предстояло им стать. И всё трио были моими коллегами — историками. Николай Герасимович Устрялов, Михаил Петрович Погодин и Сергей Михайлович Соловьёв.
Первый наряду с С.С. Уваровым создатель «официальной народности»: «православие — самодержавие — народность». Второй один из создателей
и лоббистов панславизма в России, активный издатель. Третий будущий крупнейший историк России, спокойный умеренный либеральный-консерватор и одновременно объективный государственник и монархист. Не западник и не славянофил. Уваров и Погодин были кстати из крепостных. И сумели взойти очень высоко на русский Олимп власти.Они должны были начать создавать новую идеологию для той России, другой, которой она должна была стать в этой истории идущей уже немного иным маршрутом. Написать новые учебники по истории, для уровня ликбеза и академические для вузов. Планомерно через свои труды, преподавательскую деятельность, новую идеологию увести тысячи и тысячи молодых умов от западничества, либерализма, анархизма и прочих «измов». С марксизмом мне придётся решать проблему. Может просто не дать ему появиться, нет тела нет учения, и не дать бурно взойти росткам «Земли и воли», народовольства и всяким европейским «измам». Они оттуда все в Россию и пришли, и часть русской интеллигенции готовая зад вылизывать Западу брала их себе в головы и пыталась на Россию натянуть хоть либерализм, хоть марксизм. И жря русский хлеб, сало, икру, сетовали, мол, страна не та, да народ тёмный, быдловатый. Ну, не цивилизованные европейцы с расовой теорией и человеческими зоопарками и всё тут! И в итоге получили… сталинИЗМ. Который этой же интеллигенции давал 58-ю статью, вплоть до вышки за это самое вариативное преклонение перед Западом. Но, Запад его «измами», созвучно кстати с миазмами, никуда не денется, «железный занавес» не поставишь. Поэтому надо предлагать России и тем, кто с ней будут двигаться по магистрали истории своё в противовес западным «измам»-миазмам. То, что будет всегда в тренде у подавляющей массы людей. Равноправие и благосостояние. Хотя бы относительное. Социальный монархизм! Монархический социализм! Чем он хуже вариантов европейской социализма? Его на практике ещё к 1855-му году не воплощал. Поэтому говорить о том, что монархия и социализм не совместимы можно смело относить к трепотне. Так же как все европейские «измы». От Кампанеллы до Маркса. «Критерием истины является практика». Это из Маркса же. То есть «нет тела, нет дела». Ха-ха!!
Но, Россия не Бельгия, ей одной сытости мало. Ей нужна великая идея, да такая, чтоб на поколения вперёд. Путеводной звездой. И даже не одна идея и звезда нужны. Вот Устрялов, Погодин и начнут их формировать исходя из своих великих идей. «Православие — самодержавие — народность» и панславизм. Только мною переформатированные. А как могут быть великие идеи без великой истории? Никак. Ну, тут легче. Особо выдумывать великую историю не надо, она уже есть и ещё будет. Вот Соловьёв её и напишет. Покажет, как под влиянием социальных, природных, политических, экономических, культурных факторов создавалась, выковывалась в горнилах истории — Россия. Со всеми плюсами и минусами. Плюсов, конечно должно быть больше. Но, и о минусах умалчивать глупо. Без излишней монархической предвзятости и воли Всевышнего, которая опять же проявляется в монархизме, если брать официального Карамзина. И через историзм, Соловьёв, Ключевский их ученики и учебники будут приводить умы к пониманию, что для России историческая закономерность и судьба — это быть великой. А раз так, то от судьбы не уйдёшь. Великой, значит великой. Судьба такая. Чем хуже движения к Граду Божьему Августина, всемирному халифату, светлому будущему или победы демократии во всём мире? И прочих вариантов градов на холме.
Об этом и многом другом говорил я с этой триадой. Не всём им нравилось. Сначала Устрялов, потом Погодин начали со мной спорить. Что за манеры, не выслушав, спорить? Интеллигенция блин. Но, после того как я холодно и вежливо просил Погодина меня не перебивать стали слушать хмурясь, но, спокойно. Соловьёв так вообще слушал, попивая чай. Устрялов и Погодин это титаны, он, уже конечно далеко не рядовой профессор МГУ и все-же пока уровень ниже.
Итак, я предложил «Православие — самодержавие — народность» заменить на «вера — империя — соборность». Устрялов даже встал, услышав такое. На это я строго сказал: «Сядьте, Николай Герасимович, и слушайте дальше». Устрялов покраснел, Погодин и Соловьёв смотрели на нас. Я молча давил взглядом и он сел. — Спасибо, продолжим разговор в рабочей обстановке… без эмоций». Про барышень не стал говорить, всё-таки люди уважаемые и нужные для дела.
И я стал излагать, так как думал. «Православие — самодержавие — народность» это хорошо, но, уже было узко для России на момент принятие этой триады как идеологемы. Она из неё уже вышла после принятия в себя Казани и Астрахани, вобрав в себя миллионы мусульман. Далее появились буддисты, протестанты, католики, армяне, иудеи… и их всех в России на данный момент… миллионы! И в ближайшее время неправославных народов станет ещё больше. Поэтому только православие для России как империи уже мало, узко и непродуктивно. Вера, как вера в Бога в любой его ипостаси это больше, понятней и лучше воспринимается не православными. Вера в Бога, она везде вера. Православие как было, так и останется государственной религией, поскольку она есть историческая вера государствообразующего народа. Взятая им для создание этого самого государства. И это нормально. Но, веротерпимость в России тоже нужна. Рим тоже был вынужден признать и принять христианство, как бы он не был могуч и велик.