Записки из Города Призраков

«Тук-тук-тук», – стучит в голове молоток.

* * *

Восемь дней. Сердце стучит, когда я еду по обсаженной лилиями подъездной дорожке к Городу призраков; мой ранец впитывает в себя маленькие озерца пота со спины, в тех местах, где касается ее. Я встаю на педали, когда склон прибавляет крутизны, пот течет по рукам, лбу, шее. Восемь дней. Я задаюсь вопросом, что она делает целый день в своей камере? Гадаю, злится ли она из-за того, что мы не нашли миллион долларов наличными, чтобы вызволить ее из тюрьмы, куда ей предстояло вернуться после вынесения приговора. С другой стороны, как она могла ожидать, что мы соберем миллион, если для залога у нас не нашлось бы и ста тысяч?

Я приковываю велосипед к фонарному столбу, достаю из ранца папку-гармошку, полную квитанций, контрактов, счетов – я перестала в них заглядывать, как только поняла, что каждый документ интересует меня не больше теоремы Пифагора, – прижимаю к груди и иду к сверкающему входу. Достаю ключи из бокового кармана моей плетеной сумочки, отпираю замок, открываю дверь, захожу.

– Папа? – зову я: рассчитывала увидеть его здесь, тоже с папками, помочь подготовить кабинет к совещанию, которое должно начаться через час, поставить стаканы, бутылки. Кондиционер работает, и моя кожа покрывается мурашками, пока я добираюсь до середины вестибюля. Пахнет только что законченным строительством. Такой запах надолго остается в подвалах, но вестибюль, конечно, выглядит лучше подвала, прежде всего благодаря этим огромным квадратным окнам, через которые вливается свет. Я прибавляю шагу, поворачиваю налево, в короткий коридор, который ведет к административной зоне кондоминиума, где находится и кабинет папы и Теда Оукли, гадаю, найду ли я там кого-то из них, погруженного в работу. Негромко стучу, а в ответ – тишина.

У меня нет ключа от кабинета, поэтому я кладу папку-гармошку на пол у двери.

Мобильник жужжит в кармане, эсэмэска от папы: «Все еще на совещании в кейтер-компании. Скоро подъеду, и займемся делом».

Само собой. Отец весь в приготовлениях к свадьбе на пару с будущей женой, а его плоть и кровь ждет в доме, который, как ему известно, ненавидит. Но на первом месте у него сейчас Хитер – не я.

Я возвращаюсь в вестибюль. Если уж приходится ждать, то здесь, по крайней мере, работает кондиционер. По мне, это единственное, ради чего стоит сюда приходить.

Я замечаю лежащий у двери сложенный лист. Поднимаю его – хрустящий, легкий – и разворачиваю, как только мой зад устраивается на холодном полу, а спина прижимается к стене слева от двери. Это компьютерная распечатка, какой-то архитектурный чертеж, выполненный системой автоматического проектирования. Я разглаживаю его ладонью, пробегаю пальцами по прямым линиям, углам, изгибам, понимаю, что из таких вот чертежей родилось это отвратительное сооружение из кирпича, бетона и стекла, в котором я сейчас нахожусь. Я вижу только пол, стены, потолок, а на чертеже еще и сложная система труб, которые пронизывают всю структуру, змеятся в стенах, тянутся над потолками, встречаются и разбегаются вновь.

Змеятся в стенах. Змеи в стенах.

Горло сжимает. Импульсивно я достаю карандаш и начинаю рисовать, стремясь превратить трубы во что-то еще. Окружаю их кольцами, вьюнами, цветами, крыльями птиц, заостренными перышками.

Мое тело исчезает. Боль в голове уходит вместе со всеми спутанными мыслями. Я снова дышу полной грудью. Моя рука порхает, мчится, танцует словно сама по себе.

Свобода. Один лишь миг, но все же. Я ощущаю мамину версию моря, чувствую призрачных богов, о которых она всегда рассказывала истории, спускающихся с небес и покачивающих меня на своих руках. И тут в мою голову откуда-то прокрадывается Штерн. Я вижу улыбку на его лице, океан за нашими спинами. Как мы плавали вместе поздними вечерами. Его тело рядом с моим. Как я всегда знала, что он идет, еще не увидев. «…Не плачь ты обо мне. Из Алабамы еду я, и банджо на спине».

– Как красиво! – Голос пугает меня, и мой желудок вновь завязывается узлом.

Я не успеваю повернуться и посмотреть, кто это, потому что в следующее мгновение, я еще и не моргнула, он уже сидит рядом со мной на мраморном полу.

Штерн.

Он вернулся.

Глава 6

– Лив. Перестань меня игнорировать. Посмотри на меня. – Выдуманный призрак рядом со мной на сверкающем полу. Он в той же одежде, что и вчера: баскетбольные шорты, которые он часто носил при жизни, выбранная с таким тщанием клетчатая фланелевая рубашка.

Я не смотрю на него, потому что он не настоящий. И я это знаю, потому что не чокнутая. Я здравомыслящая личность, ожидающая своего отца, разрисовывающая чертеж этого уродливого здания.

– Эй, послушай. Тебе надо посмотреть на меня. Я не знаю, сколь долго смогу оставаться здесь. – Штерн на мгновение замолкает, потому что видит: я коротко глянула на него. Он наблюдает за мной, пристально, неотрывно. – Ливер, ты должна прислушаться ко мне. Твоя мать не убивала меня, Ливер. Я хотел сказать тебе об этом прошлым вечером, но ты убежала и…

Я начинаю напевать себе под нос, блокируя его слова. «Просто игнорируй его. – Я убеждаю себя продолжать дышать, хотя воздух опять с трудом находит путь в легкие. – Он не настоящий. Если ты будешь игнорировать его, он уйдет. Ты не чокнутая. Ты не чокнутая. Ты можешь заставить его уйти».

– Она этого не делала, понимаешь? Я это знаю. Возможно, это единственное, что я знаю наверняка. Именно это я и хотел тебе сказать.

Я вижу, что рисунки начинают расплываться, чувствую выступившие на глазах горячие слезы. «Исполнение желаний»: фрейдистская теория, подсознательные устремления выходят из снов, истерические фантазии. Я внимательно слушала в тот день на уроке психологии. Меня это интересовало. Я подношу карандаш к бумаге, рисую что-то абстрактное, ничего конкретного.

– Ты слышала, что я только что сказал? – Теперь он сидит на корточках передо мной, его руки на моих коленях, лицо в нескольких дюймах от моего. Странно, но он него пахнет костром. – Ты понимаешь? Она невиновна. Ты можешь помочь ей. Ты можешь помочь мне.

Меня начинает трясти, несбыточные надежды сжимают мои внутренности, как лианы-мутанты. «Прекрати. Просто прекрати». Я хочу встать, я хочу убежать, но не уверена, что ноги удержат меня.

Штерн садится, по-прежнему передо мной, затихает. Какое-то время молчит. Смотрит на широкие стеклянные створки двери вестибюля, на автомобильную стоянку.

– Что здесь было прежде? – Он оглядывает просторный, залитый светом вестибюль, более темный коридор, отходящий от него, шоссе, которое видно за воротами. – Пастушье поле, так? Мы играли тут в бейсбол! Ох… одно из первых воспоминаний, которое пришло ко мне после того… после того, как я оказался там, где сейчас нахожусь. До чего приятно.

– Райна и я называем это место Город призраков, – осторожно говорю я, отдавая себе отчет, что веду разговор с кем-то несуществующим. – Она говорит, что здесь плохая энергетика.

– Она права. Так и есть… я это чувствую. – Его темные кудри торчат во все стороны. Он никогда с ними не справлялся. – Ты это слышишь?

– Слышу что?

Он закрывает глаза, возможно, чтобы лучше слышать.

– Кто-то плачет… ты слышишь?

Я качаю головой: не слышу. Не слышу ничего, кроме шуршания толстых пальмовых листьев, которые иногда касаются стеклянных стен, да далекого гула автомобилей на шоссе.

Я решаю, что больше не буду дожидаться отца. Мне нужно уйти отсюда: от этого момента, этого безумного, воображаемого, истерического момента. Я складываю архитектурную схему и сую в сумочку.