Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века
Шрифт:
После сего наводнения определено было от Адмиралтейства давать впредь сигналы... для предостережения людей от подобных бедствий. Когда вода возвышается в большой Неве до такой высоты, что оною поемлются берега реки в Коломне, то тогда производятся там 3 пушечные выстрела... Сколь же скоро вода начинает наводнять город, то с Адмиралтейской крепости палят из 5 пушек... В наиопаснейших местах всегда в готовности имеются суда для спасения людей в случае нужды». В Летнем саду были повалены деревья, разрушены беседки и фонтаны. Фонтаны после этого разобрали, их свинцовые позолоченные фигуры и водопроводные трубы Екатерина II подарила приближенным — Остерману и Бецкому, отчего те «немалую прибыль получили».
Знаменитым украшением Летнего сада стала ограда, выполненная в 1784 году по проекту Ю. М. Фельтена. Эта ограда на набережной Невы — прекрасный образец искусства классицизма — вызывала восхищение петербуржцев. Существует анекдот
К концу XVIII века Летний сад был открыт для горожан и стал любимым местом их прогулок. И. Г. Георги писал: «В хорошую погоду собирается сюда для гуляния по воскресеньям и праздничным дням великое множество людей разного состояния, где [они] бывают иногда забавляемы императорскою роговою музыкой... Славная императорская роговая музыка изобретена обер-егермейстером Семеном Кирилловичем Нарышкиным с помощью придворного музыканта Мареша. Первые опыты оною были сделаны в 1751 году. Сия музыка есть род живых органов. Для каждого голоса есть особливый рог; длина оных различествует от одной пядени до 10 футов... Сначала было 37 рогов на 3 полные октавы... а ныне имеется 60 рогов с толиким же числом игроков; однако же кажется, что сия отменная музыка уже доведена до возможнейшего совершенства. Каждый игрок имеет токмо одну ноту, а остальные на его листе суть паузы, коих такты он считает, пока его нота придет... Точность и верность, с коею труднейшая музыка... оною исполняется, весьма удивительна».
В Летнем саду устраивались пиры и увеселения для простого народа. 25 ноября 1778 года богатый откупщик Лонгинов устроил такой праздник. Он был великолепен: с иллюминацией, каруселями, катальными горками, изобильным угощением. Праздник привлек многие тысячи горожан. Начался он весело, но вскоре большинство гостей были пьяны; в толпе вспыхивали драки.
«Многие из валявшихся на земле пьяных замерзли; немало людей погибло в драке... По поводу этого праздника написана императрицею Екатериною II записка к генерал-полицмейстеру С.-Петербурга Д. В. Волкову. 1о-сударыня упоминает в ней о 370 лицах, погибших от пьянства» (М. И. Пыляев). Трудно представить это великое безобразие в Летнем саду, так же как петровских гренадеров с огромными ушатами водки на его аллеях, осененных временем и поэзией.
Торжество Фелицы
«Голштинец» на престоле. Недовольство в столице. Странные события на Дворцовой площади. Расцвет Петербурга. Дворцовое строительство. «Медный всадник». Характер петербуржца. Дашкова — директор Академии наук. Увлечения горожан. Волнения и невзгоды. Роскошь екатерининских вельмож. «Город пышный, город бедный...»
После двадцати лет правления императрицы Елизаветы Петербург ожидали новые волнения и перемены. И снова они были связаны с Петром — на этот раз с императором Петром III, внуком основателя города. Петр Федорович (так его звали в России), сын старшей дочери Петра Великого Анны и герцога Голштейн-1бтторпского, родился в 1728 году и рано осиротел. В 1742 году Елизавета вызвала в Петербург племянника, который со временем должен был унаследовать русский престол. А два года спустя из Германии прибыла избранная для него невеста — пятнадцатилетняя принцесса Августа София Фредерика Ангальт-Цербстская. После перехода в православие она получила имя Екатерины.
Петр и Екатерина — снова на российском престоле должно было появиться сочетание этих имен. Пожалуй, его трудно назвать счастливым: последние годы жизни Петра I и Екатерины были омрачены семейным разладом; еще одной Екатерине — княжне Долгорукой, обрученной с Петром II, вместо короны выпала ссылка после смерти жениха. Что ожидало новую молодую чету?
И что ожидало Россию при императоре, воспитанном в Гэлштинии, считавшем себя немцем и открыто презиравшем все русское? Эта мысль тревожила придворных и вельмож Елизаветы, наблюдавших за великим князем, занимала иностранных дипломатов. Один из них, секретарь французского посла в Петербурге К. К. Рюльер, писал в своей книге «История и анекдоты революции в России в 1762 году»: «Беспредельная страсть к военной службе не оставляла его [Петра] во всю жизнь; любимое занятие состояло в экзерциции, и чтобы доставить ему это удовольствие, не раздражая российских полков, ему предоставили несчастных голштинских солдат, которых он был государем».
Кроме того, великий князь не скрывал преклонения перед Фридрихом II, королем Пруссии, с которым Россия в союзе с Австрией и Францией вела Семилетнюю войну. К 1761 году положение Пруссии было тяжелым. Фридрих терпел одно поражение за другим. «...В то время как Россия, союзница сильнейших держав,
вела с ним (Фридрихом II. — Е. И.) кровопролитную и упорную войну, Петр, исполненный глупой страсти к героизму, тайно принял чин полковника в его службе и изменял для него союзным планам. Как скоро сделался он императором, то явно называл его: „Король мой государь!“» — продолжал Рюльер.Великая княгиня Екатерина Алексеевна, которой муж открыто пренебрегал, вызывала общее сочувствие и втайне собирала сторонников. «25 декабря, в день Рождества Христова, мы имели несчастье потерять императрицу Елизавету. Я могу засвидетельствовать как очевидец, что гвардейские полки (из них Семеновский и Измайловский прошли мимо наших окон), идя во дворец присягать новому императору, были печальны, подавлены и не имели радостного вида...
Все придворные и знатные городские дамы, соответственно чинам своих мужей, должны были поочередно дежурить в той комнате, где стоял катафалк; согласно нашим обрядам, в продолжение шести недель священники читали Евангелие; комната вся была обтянута черной материей, кругом катафалка светилось множество свечей... Императрица (Екатерина. — Е. И.) приходила каждый день и орошала слезами драгоценные останки своей тетки и благодетельницы. Ее горе привлекало к ней всех присутствующих. Петр III являлся крайне редко, и то только для того, чтобы шутить с дежурными дамами, подымать на смех духовных лиц и придираться к офицерам и унтер-офицерам по поводу их пряжек, галстуков или мундиров», — вспоминала в своих «Записках» Е. Р. Дашкова.
Странная история у нашего города. Возможно, потому, что он был создан по замыслу одного человека — пусть великого, но вызвавшего своими деяниями не только благие, но и дурные последствия. Они, как затухающее эхо, отозвались в последующей истории России, их пришлось преодолевать не одному поколению.
В правление Петра III, как в кривом зеркале, повторялось в карикатурном виде многое из того, что происходило при его деде. В начале существования Петербург пережил пору «маскарада» — переряживания жителей в немецкое платье вместо русского и т. и. Петр III сразу после воцарения приказал заменить русскую военную форму на новую — по образцу прусской. Петр I, реформируя государственную систему, взял за образец европейские монархии. Его внук действовал еще решительнее: он, по выражению К. К. Рюльера, «...усугубляя беспрестанно... неудовольствия, прислал в Сенат новые свои законы, известные под именем Кодекса Фридерикова, кои король прусский сочинял для своего государства. Был приказ руководствоваться ими во всей России».
Придворные праздники Петра III во многом напоминали ассамблеи Петра I: главенствовал на них полупьяный император, окруженный голштинцами; он и его бравые голштинцы непрерывно курили, так что гости едва не задыхались от дыма.
«...Полугодичное царствование сие было беспрерывным празднеством. Прелестные женщины разоряли себя английским пивом и, сидя в табачном чаду, не имели позволения отлучаться к себе ни на одну минуту в сутки. Истощив свои силы от движения и бодрствования, они кидались на софы и засыпали среди сих шумных радостей... В шуму праздников и даже в самом коротком обхождении с русскими он (Петр III. — Е. И.) явно обнаруживал свое презрение к ним беспрестанными насмешками», — повествует Рюльер. Все это вызывало ропот в столице. В Петербург стали возвращаться люди, сосланные Елизаветой, — спустя двадцать лет вновь возникли тени прошлого. Среди них был Бирон.
«Он возвратился... под старость лет, не потеряв ни прежней красоты, ни силы, ни черт лица, которые были грубы и суровы. В летние ночи уединенно прогуливался он по улицам города, где он царствовал и где все, что ни встречалось, вопило к нему за кровь брата или друга. Он мечтал еще возвратиться обладателем в свое отечество, и, когда Петр III свержен был с престола, Бирон говорил, что снисходительность была важнейшею ошибкою сего государя и что русскими должно повелевать не иначе, как кнутом или топором» (К. К. Рюльер).
Наконец, новый император объявил, что начинает военную кампанию против Дании — старинного врага его родной Голштинии. Гвардии приказано готовиться в поход. «Негодование скоро овладело гвардейскими полками, истинными располагателями престола... Император вел их в Голштинию, желая воспользоваться могуществом, отмстить обиды, нанесенные предкам его Даниею, и возвратить прежнему своему участку все отнятые у него земли и независимость. Самая лестная цель сего похода долженствовала быть — свидание на пути с королем прусским; место было назначено», — вспоминал Рюльер. Эти военные приготовления и решили судьбу «голштинца». Заговор против него был готов, его главными деятелями стали 1ригорий Орлов, любовник императрицы, и его братья; в числе заговорщиков была восемнадцатилетняя подруга императрицы княгиня Е. Р. Дашкова. Арест одного из участников заговора, капитана Пассека, ускорил события.