Записки сержанта
Шрифт:
– Она сама кого хочешь научит… – был Плотников большой любитель всякого рода неприличных разговоров.
– Старый черт! Через два года на пенсию, а все о женщинах думает. – И Зойка длинно рассмеялась. Холодно блеснули ее сплошь стальные зубы.
– А я и забыл, ты же у нас девочка.
– Да, девочка.
– Девственница.
– Ладно, хватит! Прекрати! – прикрикнул Бобров на Плотникова. – Она тебе в дочери годится. Жизнь прожил, а ума не нажил.
– Жизнь прожил, а ума не нажил, – и опять длинно рассмеялась Зойка.
– У тебя, Алексей, хищный нос, – разглядывал Олег Плотникова.
– Орлиный! – не без гордости отозвался Плотников, представляясь.
– А морщин-то! –
Сидорчук последний раз глубоко затянулся, мастерски щелчком отправил сигарету в урну, сплюнул и пошел к станку. Плотников стукнул по столу кулаком, как бы пробуя пластик на прочность, и тоже встал. Перекур закончился.
Бобров работал в цехе шестой год, сразу после армии устроился. Расточник четвертого разряда, передовик производства, коммунист, пропагандист основ марксизма-ленинизма, член цехкома, самбист. «На таких людях, как Бобров с Лаптевым, вся общественная работа в цехе держится», –как-то однажды на собрании заметил Валентин Петрович.
Лаптев работал сварщиком, в цеховом комитете отвечал за спортивную работу, имел средне-техническое образование. В спортивных мероприятиях принимали участие все одни и те же –Бобров, Сапегин, Лаптев, Чебыкин. Остальные, большинство, отсиживались дома. Лаптев каждый раз с большим трудом набирал команду на заводские соревнования: просил, упрашивал, надоедал…
Вот уж неделю Лаптев с Плотниковым меняли брони на «Корзине» на дробилку. Плотников суетился. Было много ошибок. Не продумали работу. «Корзина» тянулась на шесть метров в длину, на три в ширину. Слесарное отделение было намного меньше токарного; и освещение хуже; и загазованность большая. Примерно половину слесарного отделения занимали станки – гильотинные ножницы, пресс, вальцы, радиально-сверлильный станок, комбинированные ножницы, разметочный стол. Сварочные аппараты. Свободного места оставалось немного. Бум! Бум! Забивал, запрессовывал Клюев двадцатикилограммовой кувалдой болты в промвал.
– Эй, ухнем! Эй, ухнем! – находил он еще силы шутить.
Раньше Плотников с Клюевым работали вместе, на пару. Клюев был лидер. Он легко ориентировался в работе, хорошо читал чертежи. Плотников с Клюевым до сих пор бы, наверно, работали вместе, если бы Клюев не запил, не уволился с предприятия. На новом месте Клюев проработал недолго, опять потянуло на завод, в ремонтный цех. Там всегда было много работы, Клюев любил поработать. На износ, не жалея живота своего.
Получка. Опять деньги не все. Лысенко Галина Афанасьевна, нормировщик, в первую очередь выдавала зарплату остронуждающимся: матери-одиночки, многодетные, пенсионеры; а что останется – остальным. Вот уже третий месяц так. Не было в банке денег. Зарплата выдавалась по частям, задерживалась.
4
Как-то неуютно, пусто было в цехе. Половина станков простаивала, не хватало токарей. Специалистов можно было по пальцам перечесть. Раз как-то Вершинин Андрей Павлович, фрезеровщик, заболел, а тут срочно потребовалась шестерня на редуктор, нарезать зуб. На зубодолбежном станке в цехе никто не работал. Больной Вершинин тогда встал за станок.
Андрей Павлович работал в цехе вот уж тридцать семь лет: сначала слесарем, потом выучился на фрезеровщика. За самоотверженный труд Андрей Павлович был награжден Орденом Ленина, грамотами. Скоро на пенсию, Андрей Павлович так и не подготовил себе смены. Не держались люди в цехе. Низкой была заработная плата. Получали хорошо лишь те, кто проработал в цехе лет пять, не меньше. Они хорошо знали работу, приноровились к ней. Клавдия обучила профессии токаря двенадцать человек, и только двое работали в цехе, остальные сменили профессию.
При сдельной оплате труда
надо работать, крутиться. Сколько заработал – столько получил. Но были и всякого рода хозяйственные работы, не по специальности. Оплата уже по тарифу. Быстрей! Быстрей! Подгонял Дмитрий себя в работе. И так – лучших семнадцать лет. Не работа, а рвачество. Пародия. Дмитрий закурил. Пошел пятый час, «наше время», как говорил Плотников. Еще одна смена прошла. Ничего примечательного. Пустая, надутая смена. Низкая производительность труда. Никакого удовлетворения. Появился Чебыкин с проверкой.– Рано, Дмитрий, закончил работу. Боишься домой опоздать? – «Вот я тебя поймал», – говорили глаза мастера.
– Как «рано»? Перекур у меня, – был готов ответ.
– Много времени у тебя уходит на перекуры.
– Почему «много»? Я же не машина.
– Если ты, Дмитрий, пришел на работу, значит, надо работать и нечего свои порядки устанавливать! Пошли ко мне, поговорим, – кивнул Чебыкин в сторону конторки.
– Пошли.
В конторке никого не было. Чебыкин занял свое место за столом. Дмитрий взял стул, сел напротив.
– Ты, Дмитрий, зла на меня не держи, – в доверительном тоне начал Чебыкин разговор. – У каждого из нас свои обязанности: у меня свои, у тебя – свои. Устраиваясь на работу, ты брал обязательство не нарушать трудовой дисциплины. Так?
– Так, так…
– Дмитрий, скажи мне честно, ты свои обязанности выполняешь?
– А ты свои?! – не сдерживался Дмитрий, ругался.
– А что ты имеешь в виду, – насторожился Чебыкин.
– Ты, как мастер, проводишь воспитательную работу в коллективе? Почему на сменном собрании никто не выступил, когда обсуждали Сидорчука за прогул? Потому что нет коллектива, каждый – за себя. Мастер сам все решит. …или выборы профгруппорга. Выборов как таковых не было. Ты сам все единолично решил, предложил профгруппоргом Боброва. Лишил людей инициативы. Конечно, Олег достойная кандидатура. Но, может, была и другая кандидатура. Мастер – воспитатель.
– Без меня есть кому воспитывать. На это есть комсомольская, профсоюзная, партийная организации. Я тебе, Дмитрий, на первый раз делаю замечание за раннее окончание работы, но если еще раз это повториться – буду принимать меры.
– Наказывай! Или ты боишься, что в смене будет нарушение трудовой дисциплины?
– Нет!
– Похвально! А я хочу нормально работать. У нас как делается: не закончил одну работу, а тебя уже – другая. Всякого рода незапланированная работа дробит настроение, лишает инициативы. Я хочу быть хозяином своей работы, своего заработка!
Это была не прихоть, а вполне законные требования специалиста, кадрового рабочего, каковым Дмитрий являлся.
– Работа бывает разная: по специальности, не по специальности, интересная, неинтересная… Работа есть работа. Без хозяйственных работ нам не обойтись. Хозяйственные работы были, есть и будут. Всякая работа оплачивается. У нас не конвейерное производство. Все хотели бы нормально работать, чтобы не было хозработ… Но без разных работ нельзя.
– Надо создать условия для нормальной работы. А…! – в сердцах махнул Дмитрий рукой и вышел из конторки.
«Наговорил бог знает что! – ругал себя Дмитрий. – Черт меня дернул! Надо было промолчать! Что мне, всех больше надо, что ли! И этот месяц так же будет без премии за “Лучшего по профессии.” Чебыкин не пропустит. Связался! Собственно, из-за двадцати рублей трепать себе нервы… Двадцать рублей… Не велик стимул». В подавленном настроении Дмитрий вышел из цеха.
5
– Я отстраняю тебя от работы! Ты в нетрезвом состоянии! – объяснялся Чебыкин с Клюевым.
– Я не пьяный, – нагло отказывался Клюев.