Записки Шанхайского Врача

Он подозвал ребятишек к себе и начал резать им руки, но, поскольку был слепым, то не видел, что делал. Я живо представил себе эту сцену: слепого отца с бритвой в руках и малышей, покорно подставляющих ему руки. Если бы они сопротивлялись, у них были бы множественные порезы. Видимо, он как-то уговорил их. Может быть, сказал, что английские мальчики должны быть храбрыми. «Затем, - добавила жена, рыдая, - он подбежал к окну и выбросился из него». Это с пято го-то этажа! «Боже мой, - сказал я, - он убился». «О нет, доктор». Под окном столовой далеко вперед выходила крыша четвертого этажа, о чем слепой не знал. Пролетев всего метра полтора, он свалился на асфальт этой крыши, разбил лицо и содрал кожу с рук. «О нет, сэр, слава богу, он жив».

Психически Джон Н. был совершенно нормальным человеком. То, что японцы не признали его англичанином, оказалось для него последней каплей, переполнившей чашу терпения. Однако почему рабочие плеснули ему в лицо кислотой? Я назвал этот случай уникальным, потому что не слышал ни об одном другом подобном случае. Была ли тут месть? За что? Может быть, несчастный чересчур притеснял рабочих, желая быть хорошим англичанином, а внешностью он ничем не отличался от китайцев и говорил по-китайски. Вот и вызвал недовольство рабочих: вроде бы китаец, а ведет себя как неумный англичанин. Но все это предположения. Больше этой семьи я не видал. Может быть, японцы все-таки пошли ему навстречу и посадили в концлагерь. И тогда он, наверное, почувствовал, что счастлив.

«НАШ МИЛЫЙ МАЛЬЧИК»

Среди моих пациентов была хорошая латышская семья, которая жила в том же высотном здании, что и я. Отец семейства, высокий, худощавый старик, был лютеранским пастором. Я знал и его жену, она была тоже высокого роста, и дочь - девушку лет двадцати, которая жила с ними.

Однажды меня вызвали к старику. Я нашел его в гостиной на кушетке с параличом правой половины тела, речь была утрачена. Все говорило за кровоизлияние в мозг слева. Предупредив жену, что ему сейчас нужен покой, я прописал лекарство - больше ради нее - и пообещал заглянуть снова завтра. Когда я пришел на следующий день, то увидел ее радостно улыбающейся. Старик сидел в кресле и тоже весело меня приветствовал. Оказалось, что у него был просто спазм сосудов головного мозга слева, который за ночь прошел. Спазм сосудов может полностью симулировать кровоизлияние. Все мы были очень довольны и разговорились.

Гостиная, где мы сидели, была настоящим антикварным музеем: вдоль стен стояли стеклянные шкафы, почти сплошь забитые старинными фигурками из слоновой кости; на потолке висела большая хрустальная люстра, везде, где только возможно, стояли вазы из фарфора. Семья собиралась уехать в США и там все это продать. В разговоре мы коснулись того, что за вывоз изделий из слоновой кости китайцы взимают большую пошлину: во-первых, все эти фигурки людей и животных имеют большую художественную ценность, а во-вторых, слоновая кость сама по себе дорогая. Я рассказал историю, произошедшую с моим покойным шефом, доктором Бертоном, который в течение многих лет также собирал коллекцию вещей из слоновой кости, рассчитывая затем продать ее в Англии. Когда его супруга отправлялась в Шотландию, он послал нашего китайца-бухгалтера со всей коллекцией в налоговое бюро, чтобы узнать сколько ему придется заплатить государству. Бухгалтер очень быстро вернулся и сказал: «Доктор, вам ничего не надо будет платить. Это не слоновая кость, а подделка. Они думают, что это собачья кость».

К этому времени война уже кончилась, и в Шанхай и другие порты Китая направлялся американский флот. «На одном из этих кораблей едет наш милый мальчик, -сообхцила жена старика со счастливыми слезами на глазах, когда я уже собрался уходить, - он служит матросом на американском военном флоте, и мы все так ждем его. Я не видела его уже лет десять».

Наконец «наш милый мальчик» приехал, и я был приглашен на чашку чая, чтобы с ним познакомиться. На меня он не произвел приятного впечатления. Такой недружелюбный кретин с волосами, подстриженными по-американски. Но мать вся сияла от счастья.

Вечером прибежала его сестра вся в слезах. Оказывается, «милый мальчик» так напился, что она боялась ночевать дома. Утром девушка попросила меня зайти, чтобы посмотреть ее маму, так как та плохо себя чувствует.

Я был просто поражен, когда вошел в гостиную. Создавалось впечатление, что тут только что произошла гибель Помпеи: весь пол был усеян осколками стекол от разбитых стеклянных шкафов и черепками от фарфоровых ваз, везде валялись фигурки из слоновой кости, а посередине комнаты лежали остатки хрустальной люстры. «Наш милый мальчик» храпел на кушетке. Отец сидел в кресле и был спокоен, а мать лежала на диване с холодным компрессом на голове и тихо плакала. Да, дорого им обошелся «наш милый мальчик».

Американские психологи объясняют такое поведение психологической реакцией на нервное напряжение, вызванное войной. У человека накапливается в организме много агрессивности, которая ищет выход. «Наш милый мальчик» нашел выход в битье хрустальной люстры и стеклянных шкафов.

Больше я их не видел. Они уехали в США.

СТУДЕНЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Валентин Лубков был веселым и легкомысленным молодым человеком и, пока его папа был в состоянии платить за его образование, ничего не делал, учась на каком-то факультете американского университета св. Иоанна. Однажды в хорошее апрельское утро он сидел в своей комнате у открытого окна и читал спортивные новости. В дверь постучали, и вошел его приятель, китаец.

«Лубков, - сказал он, - хотите заработать сто долларов?» - «Хочу, - ответил тот.
– Будут ли еще глупые вопросы?» - «У меня дядя умирает от рака желудка, и после того, как врачи сказали, что больше ничего не могут сделать, семья обратилась к религии. Сначала пригласили буддийских монахов, потом даоистских, затем католиков и, наконец, протестантского пастора. А вчера тетка попросила меня достать русского священника. Не согласились бы вы сыграть его роль, а деньги разделим пополам».
– «Чудесная мысль!» - воскликнул Лубков. Он позвонил своему другу - такому же лоботрясу, - который пел басом в хоре русского православного собора, и заручился его помощью. На другой день Лубков надел темный костюм, пристегнул крахмальный воротничок задом наперед, как носят протестантские пасторы, его напарник взял с собой Евангелие, и трое авантюристов отправились к умирающему.

Многочисленные члены семьи, встретив их у главных ворот с поклонами и улыбками, провели в дом, в комнату больного, где уже было много народа.

Лубков не стал терять времени даром. Он открыл наугад Евангелие и прочел первую попавшуюся главу. Потом они с приятелем дуэтом спели «Жили двенадцать разбойничков». Это очень красивая старая русская песня, и звучит она церковно-торжественно, хотя и повествует о том, как бесчинствовал в свое время Кудеяр-атаман. Затем Лубков прочел еще что-то из Евангелия, после чего последовала песня «Эй, ухнем!». Здесь они, по-моему, сильно рисковали, потому что китайцы уже слышали эту песню. Правда, они могли не знать, церковная это песня или нет, а в исполнении Лубкова она могла быть и вообще неузнаваемой.

Все сошло, однако, хорошо. Лубков подошел к больному, похлопал его по голове Евангелием и дал поцеловать свой перстень: большую серебряную лягушку с выпученными зелеными глазами. На этом церемония окончилась. Лубков раскланялся со всеми и, почтительно поддерживаемый под руки своими приятелями-хулиганами, торжественно вышел из дома. Все поехали в ресторан.

О ВЫСШЕЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ

У меня был русский пациент, лет за шестьдесят, с легочным свищом после ранения в легкое, полученного во время Первой мировой войны. Очень милый, спокойный человек. Он служил сторожем на какой-то фабрике и снимал с женой маленькую комнату в двухэтажном домике в районе, где ютилась русская беднота. Когда ему становилось худо, я приезжал, чтобы облегчить его страдания. В то время легочные свищи хирургическим путем не лечили, да и с момента ранения прошло около сорока лет. Но не в этом дело. Все дело было в его супруге. Я никогда не видел такой сварливой бабы: она его ругала день и ночь, а он только отмалчивался. Вот уж если кто и заслуживал иметь свищ, так это она, только не в легком, а на языке.

Как-то их район бомбила эскадрилья американских самолетов. Недалеко от дома была разрушена еврейская школа, а у них в комнате от детонации обвалилась вся штукатурка с потолка и стен. Большой кусок штукатурки попал этой бабе в рот, из чего я заключил, что она в тот момент, как всегда, ругалась. Кусок был настолько велик, что залепил рот до отказа. После извлечения штукатурки женщина с перепугу легла в постель и полдня молчала. По-моему, этот случай является доказательством того, что высшая справедливость существует.