Записки Замухрышки (сборник)

Сейчас уже не помню, кому досталась целая юбка, скорее всего Нине, потому что, она всегда скандалила с ревом и в результате отбирала себе всегда самое лучшее. Кто-то из нас двоих оказался бабочкой-девочкой в красивой юбке, кто-то – бабочкой-мальчиком в черных сатиновых трусах. Тот карнавал запомнился мне на всю жизнь.

НИНА ТИНИНА

Нину Тинину я очень любила. У нее было много замечательных качеств. Во-первых, она была подругой моей старшей сестры. Во-вторых, у нее дома жила красивая кошка Маркиза с длинной шерстью. Маркиза пела, сидя на валике дивана. В-третьих, Нина Тинина сама замечательно пела. У нас в школе давали концерт по случаю какого-то праздника. Нина выступала со сцены и без музыки пела песню со словами: «Молодая пряха у окна сидит…». Зал ревел от восторга.

Нина жила на нашей Кочновке. Лариса не всегда брала меня с собой. У нее был прекрасный способ от меня избавляться. Она просила меня принести что-нибудь. И пока я копалась, сестра очень ловко пролезала в открытое окно через прутья решетки. Внизу не хватало одной перемычки. В эту дырку Ларкино тело свободно проходило. Угнаться за ней я не могла. Пока я выходила через дверь и обходила дом, ее след уж простывал.

Одно время Лариса с Ниной увлекались фантиками. У Ларисы был крошечный детский чемоданчик, полностью набитый фантиками, свернутыми для игры. Она брала еще цветастый коврик, из остатков ткани сшитый мамой на «Зингере». Лохматый коврик девчонки стелили на траву, садились на него и «дулись» на чемоданчике в фантики: кто кого переиграет. Я для них была слишком маленькой и «третьей лишней».

А вот когда у Маркизы появлялись детки, Лариса брала меня с собой к Нине в гости. Котят всегда было много. Сначала они сидели в большой коробке на кухне, а потом бегали по всей комнате. Кошка была сибирской, и дети у нее были всегда прехорошенькие.

Мне тоже хотелось котеночка, но родители не позволяли. Мама говорила, что кошки вонючие. Когда я гладила Маркизу, то специально нюхала ее шерсть. Кошка совсем не пахла, разве что иногда, когда Нина душила ее своими духами.

Нина сразу после окончания школы вышла замуж и переехала к своему мужу. Лариса стала с ней видеться редко. Фамилия у Нины изменилась. Она стала Патутиной. Лариса рассказывала, что Нина никак не могла запомнить свою новую фамилию. И только после того, как муж произнес такую фразу: «Утя-утя, я патутя», все встало на свое место. Ее новую фамилию запомнила даже я.

Почему-то из всех Ларисиных подруг я чаще всего вспоминаю Нину и ее Маркизу.

АЛЛЕРГИЯ

Аллергия – это слово, с которым я познакомилась в процессе внезапного заболевания моей сестры. Дело было так. Мне было лет шесть, Лариса в это время училась в седьмом классе женской школы. Только на следующий год, когда я пошла в первый класс, школы были объединены.

Лариса была довольно симпатичной девушкой с кудрявыми волосами нормальной густоты и громадными серыми глазами. О фигурах тогда не говорили. Все были почти одинаковыми послевоенными детьми. Толстых особо не наблюдалось, если уж только больные, и то редко. Возможно, сестра чем-то выделялась среди одноклассниц с лучшей стороны. Не мне судить, я об этом и не думала.

Высмотрел ее учитель рисования, который внезапно заявился к нам домой в очень неподходящий момент: мы сидели с распущенными волосами и вычесывали гнид после керосиновой обработки голов, сами понимаете от кого или чего. Это дело происходило под материным контролем.

Когда раздался стук в дверь, мы всполошились, но дверь была отворена, и гость вошел в комнату. Учитель пришел, собственно, к матери с очень оригинальным предложением. Он рассмотрел в нашей Ларке необыкновенную модель для создания художественного полотна, а посему просил ее позировать в лесу на пеньке с разрешения родителей. Мать немного помялась, но разрешила: все-таки, учитель, а не какой-то проходимец. Но в этот раз она ошиблась.

Я же смотрела на этого учителя с некоторым подозрением. Во-первых, он мне не понравился внешне: был маленького роста, какой-то скрюченный и потертый. На полулысой голове торчали клочья серого цвета. Во-вторых, он был старый, и от него пахло чем-то непонятным. Для матери это были не доводы. Не замуж же он ее зовет, а позировать.

В назначенный день Ларка принарядилась и отправилась в Тимирязевский парк в условленное место. Она отсутствовала часа три. Мы уже мечтали увидеть ее на картине в какой-нибудь приличной галерее или, на худой конец, в актовом зале школы. Наконец она влетела в дом, как сумасшедшая: растрепанная и вся в слезах. Мало того. На щеке у нее красовалось багровое пятно. Мы с возмущением и интересом слушали, что же произошло в лесу.

Оказалось, что сначала все было чинно и пристойно. На красивом пне среди кущ сестра сидела в виде пастушки и грелась в лучах солнца. Учитель рисовал неотрывно, изредка бросая взгляд на Ларку. Так прошло часа три. Наконец сердце старого прохвоста не выдержало, он подошел к сестре и поцеловал ее в щеку. Ларка от неожиданности с размаху хватила соблазнителя кулаком по уху. Рука у сестры крепкая: она всегда любила колоть дрова на зиму. Несчастный заморыш рухнул в траву.

Через пять минут бега, мы уже слушали ее рассказ. Мать была возмущена, я – рада, что мои предчувствия оправдались, Ларка же боялась, что она убила учителя.

Как я говорила, на том месте, где был запечатлен поцелуй, красовалось багровое пятно. Мы сначала думали, что учитель заразный, но врач объяснил, что у Ларисы на нервной почве появилось пятно аллергического характера. Какая там «нервная почва», думала я. Обыкновенная щека. А вот слово «аллергия» мне очень понравилось.

Пятно долго не сходило, несмотря на лечение. Видно, поцелуй был очень горячим. Так мне показалось тогда.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА БАЛ

К концу первого класса я уже хорошо писала. С двоюродной сестрой Ниной мы не состояли в переписке, еще не додумались. Вот я и решила открыть для себя новое, «взрослое», занятие – писать письма. Нина была для этого самым подходящим объектом.

Мы довольно часто виделись с ней и говорили по телефону. Поэтому письмо, да к тому же первое, должно было, по моим понятиям, нести какую-то необычную информацию. Я решила пофантазировать и как бы пригласить свою двоюродную сестру на волшебный бал в королевский дворец.

Я начала с витиеватого приглашения от имени принца. Потом меня просто понесло. Я начала расписывать, где и как будет проводиться бал, но мне этого показалось мало, или просто еще не хватало слов. Тогда я лихорадочно начала рисовать всяческие костюмы для самого принца и принцессы, кавалеров и их дам, а также для гостей. По рисованию у меня были всегда одни «пятерки».

Мало того, я решила, что письмо попадет только в руки того, кому оно адресовано. Вот тут я и развернулась. Что уж мне ударило в голову, я и сама не знаю, но, помня наши с Ниной летние проделки в Холщевиках, связанные с познаванием строения тел наших малолетних приятелей, я решила, что «глупости» могут показывать друг другу не только дети, но и взрослые, тем более не по-настоящему, а на рисунках в письме.

Правда, до самих «глупостей» дело не дошло. Я не очень представляла себе, как там все устроено, тем более изобразить на бумаге я бы просто не посмела, даже если бы и смогла. Все выглядело, с моей точки зрения, почти невинно. Я нарисовала костюмы, у которых предполагались специальные вырезы на некоторых местах. Например, декольте на платье принцессы доходило почти до пупка, но в тоже время слегка прикрывало грудь, юбка на платье имела несколько разрезов, отороченных воланами и при ходьбе заголяющих не только ноги выше колен, но и попку. Мужские костюмы тоже предполагали некоторые дизайнерские находки.