Заполняющий свет

Задачей Свана было подтвердить диагноз. Больница сделала всё, что смогла, врачи не виноваты. А так ли это?

Призрак мальчика в секционный зал не заходил, хотя бы это его радовало.

Во время работы Сван отрешался от своей личной жизни. Ему нравилось погружение с головой. На свидании с Алёной он же не вспоминал морг. Вот и здесь не думал ни об Алёне, ни о Милане, не планировал отпуск, а сосредоточенно вырезал тромб из ампутированной ноги.

Отработав пять вскрытий за двенадцать часов и смыв с себя запахи морга, Сван бежал на ужин с Алёной. Сегодня им предстояла ночная съёмка, и надо было хорошенько подкрепиться. В больнице есть не хотелось, обстановка не располагала, печенье – это максимум, что он готов был проглотить в её стенах. Возможно, работа всё-таки повлияла на его пищевые привычки: он не ел ни мясо, ни рыбу, заменяя их молочными продуктами, сыром и соей.

Стоя у ворот в ожидании такси, Сван включил телефон и тот затрепыхался как ополоумевший, принимая неслыханное количество письменных и голосовых сообщений от Миланы.

«Маша! Где ты?! Ты меня бросила? Почему не отвечаешь?!»

«Маша, ты же обещала!»

– У меня же никого нет, – плакала девушка. – Понимаешь? Папа кинул меня, и ты меня бросаешь! Что мне делать? Маша!

«Маша, ну пожалуйста, ответь! Ты мне очень нужна».

– Я знаю, ты – добрая. Я верю, что ты объявишься. Я буду ждать, очень ждать.

– С тобой что-то случилось?! Почему не доходят сообщения?

«Боже! Вот я попал! Спасибо, Вадим Вадимович. Чтоб я ещё раз поддался призраку!» – ругал себя Сван, садясь на заднее сиденье такси и набирая номер дочери Яворского. Неудобно было разговаривать в такси, но позже тем более не получится.

– Маша! Маша! – радостно закричала в трубку девушка.

– На работе мне приходится отключать телефон, Милана, – пояснил Сван женским голосом, не стесняясь таксиста. Вряд ли у того возникнут сомнения, что он везёт девушку.

– Маша, меня завтра выписывают! А ведь говорили, что неделю продержат. Как это понимать? Ольгиных рук дело?

– Да, это странно.

– Она с утра прилетела – вся такая заботливая, с коробкой моих любимых конфет. Кудахтала вокруг кровати, всё чем-то угодить пыталась. Еле от неё отделалась. К конфетам я даже не притронулась, боюсь.

– Не думаю, что в её планы входит тебя травить, ты для неё источник информации. И о выписке она договорилась, потому что не терпится поболтать с тобой о детстве. Сама понимаешь…

– Я для правдоподобности спросила у неё о письме. Как считаешь, правильно?

– Если не переиграла, то это даже хорошо. По логике, ты так и должна была поступить.

– Я в театральном кружке занимаюсь, – гордо заявила Милана. – Грубо наехала и устроила истерику, я так обычно с ней и общаюсь. Добавила, что и папу не проводила, и не узнаю, что он мне написал. И всё это из-за неё. Правдоподобно получилось.

– И что она ответила?

– Огрызнулась, что по чужим сумкам не лазит. Сама же, говорит, молнию забыла застегнуть, вот оно и выпало. Спросит у сотрудников крематория, вдруг находили.

– Это хорошо. Езжай домой спокойно, ничего не бойся.

– Маша, – загнусила девушка, – приходи на выписку. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Пусть Ольга знает, что я не одна.

– Ладно, – нехотя согласился Сван. Всё равно не отстанет, а такси подъезжало к конечной точке. – Только на выписку.

– Спасибо, спасибо, спасибочки… – Девочка явно привыкла помыкать людьми.

Сван не удивился, застав Алёну за уже сервированным на две персоны столом. Его вкусы были ей хорошо известны, а время прибытия такси рассчитано по минутам. Без лишних разговоров они набросились на еду. Девушка, как и он, целый день голодала, мотаясь по студиям.

– На днях прочитала, – сказала Алёна, дожёвывая салатный лист, – что Антарктида – вовсе не континент, а огромная ледяная стена, гигантская чаша, не дающая стекать океанам. А Земля на самом деле плоская. В центре – Северный полюс. И древние народы об этом знали. Теорию круглого земного шара придумали, чтобы люди не задавались вопросом: а что там, за краем? А за краем, – заговорщически прищурилась она, – более развитая цивилизация, которая наблюдает за нами, как за подопытными крысам. У них мощные технологии, летательные аппараты, те самые тарелки. Инопланетяне совсем рядом, за ледяной стеной. Ты вот знал, что Антарктида – запретная зона для полётов и навигации? Любого, кто захочет проникнуть в её глубь, сразу же завернут обратно. А ещё туда часто летают политические лидеры. Зачем? Они же не летают на Северный полюс, и он открыт для всех желающих. Почему Антарктида под запретом, а он нет? Экспедиция «Челленджера» хотела проникнуть вглубь, но ничего не вышло. Четыре года их корабли плыли вдоль высокой ледяной стены, и вернулись к точке отправления, так и не найдя проход. Мы живём в симуляции, а Антарктида – конец текстуры, и выйти за её пределы нельзя. Австралия, кстати, это её часть. Никто не может пересечь Австралию. Запрещено продвигаться вглубь континента. Это потому что можно дойти до ледяной стены. И местные аборигены утверждают, что до прихода белых их предки ходили туда и встречали богов, которые давали им семена и лечебные травы.

Когда Алёна не думала о работе, она собирала всякую чушь в интернете. И верила всему, что бы там ни написали, к счастью, быстро забывая. Сван слушал её лепет, не перебивая и не комментируя. Просто любовался становящимся в такие моменты наивным лицом девушки.

Ужин был доеден, они запивали его лёгким вином, наслаждаясь моментом сытости и умиротворения. Сван слушал милый бред Алёны и растворялся в её прекрасных голубых глазах. Он держал ладонь подруги в своей руке и гладил нежные тонкие пальцы девушки.

– А ещё есть теория, что горы – это пеньки гигантских кремниевых деревьев…

– Эй, вы! Завязывайте свои лесбийские нежности, моей маме неприятно на это смотреть, – донёсся от соседнего столика грубый мужской голос.

Сван не повернул головы. Откинулся на спинку кресла и отпустил руку Алёны, уловив всего на миг проскользнувшее по лицу девушки презрение. Он бы сильно вырос в её глазах, если бы встал и басом спросил: «Кого это ты, мудила, назвал бабой?»

Наверное, это было бы круто. Но он знал, что будет дальше. Мужик плюнет в его сторону со словами: «Фу, петушара!» И Сван по законам жанра должен будет заехать ему по наглой роже. А вот этого он как раз сделать и не мог.

Его много раз били, и он всегда достойно принимал удар, но по своей природе Сван не был способен ударить сам. В институте он даже записался в секцию фехтования, чтобы преодолеть свой патологический пацифизм, но ничего не вышло. Его увлекали тренировки, где они отрабатывали стойки и выпады. Однако во время поединка он так и не смог уколоть противника, даже когда тот, ни капли не смущаясь, бил его в незащищённые места. Боль, обида, гнев, ненависть – всё то, что побуждает самого трусливого человека на свете на отчаянные поступки, – в его случае не работали. Сван не мог ударить. Он разочаровал бы Алёну ещё больше, если бы ответил обидчику.

Девушка права, презирая его. Никто и никогда не назовёт Свана героем, настоящим мужчиной. И он не скажет Алёне, что любит её. Она посмеётся в ответ.

– Опаздываем. Идём, – мотнула головой она.

Он кивнул и поднялся с места.

Идя мимо столика сделавшего им замечание мужчины, Алёна случайно задела рукой бокал с пивом, залив его брюки.

– О, простите! Какой конфуз!

Мужик дёрнулся, но не будет же он драться с девушкой.

– Сучка драная! – выпалил он ей вслед.