Заповедник "Неандерталь". Снабженец

Двуколку вообще выбирал я сам, так как Тарабрин сказал, что она для меня лично, чтобы я у него бензин зря не тратил. Вот не понимаю я его логики. На одну машину топлива натаскать – день работы, зато кататься можно зимой в тепле. А не в открытых всем ветрам и метелям санях.

Но выбрал.

Во-первых, на эллипсовидных бронзовых рессорах, чтоб не так трясло – сидишь-то практически на оси.

Во-вторых, на высоких облегченных колесах на железном ходу.

В-третьих, с легким кузовом плетёным из тростника на железном каркасе. С небольшой площадкой для чемоданов за сиденьем, на которую стационарно встал как родной широкий и глубокий американский дорожный кофр – типа багажник. Всего два сидячих места. Править конём должен один из пассажиров. Так что учиться мне придётся и этому искусству.

В оглобли двуколки сторговали у казака-хитрована трехлетнюю кобылу донской породы. Светло-рыжую, аж золотистую на солнце, красавицу. С белыми ««чулками»» на трех ногах и белой ««звездой»» во лбу. Ну и всё, что положено к упряжи у него же взяли.

– Она и под седло приучена, - крикнул мне вдогонку казак, когда кобылу уводили из его загона.

Видно он ещё и седло хотел мне втюхать. Но мне казачьи седла не нравятся. Я английское седло куплю. То, что потом спортивным стало по всему миру.

Соль продавалась в лыковых рогожных кулях. С Баскунчака – хорошая соль. По утверждению продавца, такая рогожа под дождем не промокает.

Я не поверил, смотался из амбара на нашем складе в свое ««осевое время»» и прикупил в ««Спортмастере»» пару прорезиненных тентов для шестиместных палаток. Теперь точно ничего не промокнет.

Самое смешное, на мой наряд начала века в Москве ««осевого времени»» никто и внимания особого не обратил. Ходит человек по торговому залу в хорошо сшитой тройке при бабочке и в шляпе-канотье, ну и фиг с ним.

Оказалось - зря мотался, потому как купил Тарабрин под соль два крытых пароконных фургона с поворотным дышлом. Почти как у американских пионеров. Так что дождь не страшен для груза.

И к фургонам по паре русских тяжеловозов соловой масти. Двух кобыл и двух жеребцов. Они нам обошлись вдвое дороже распространенных битюгов, на которых тут биндюжники рассекают, но как сказал наш знаток коней – порода эта добрая. Ее в артиллерию в ремонт казна закупает. Там они шестеркой три тонны гаубицы с зарядным ящиком тягают. Да и красивее они нескладных битюгов. Вот и сохранилась эта порода, и в СССР, и в современной России, а битюгов не осталось.

Взяли бы мы этих тяжеловозов и больше, но больше в продаже не было.

Брабансоны были, першероны были, фризы были, даже английские шайры – огромные красавцы, и те наличествовали. Народ вокруг ходит, восторженно языком цокает. Но не покупает. Во-первых, они были намного дороже отечественного тяжеловоза - они и крупнее, и выше в холке. В России такую импортную нарядную коняку в кареты шестеркой цугом запрягают. Понты. Отсюда и цена. Во-вторых – привередливые они к кормам. Не для наших спартанских условий. Вот и разобрали русских коников практически всех до нашего приезда. Всех, что артиллерийские ремонтёры раньше них не выкупили – у тех было право первой руки. Но, как говориться, остатки сладки.

– Шайры хоть и не так привередливы к корму, как фризы, но зато жрут как не в себя, - дал наш лошадиный знаток консультацию. – Мы их не прокормим. У нас на Тамани трава сухая и жесткая, а эти к сочной и мягкой травке привычные. Ты, Иван Степаныч, лучше на арденов посмотри. Хорошая тягловая порода. В жратве непривередлива. У Бонапартия еще они пушки тягали. Не обращай внимания на то, что ноги кажутся коротковатыми. Зато характер спокойный, послушный и умницы большие.

Походили мы вокруг расхваленных арденов, пощупали их, зубы и мохнатые копыта осмотрели. Да и купил Тарабрин этих бельгийских тяжеловозов по паре на остатние фуры. Четыре мерина и восемь кобыл. Жеребцов арденских в продаже совсем не было. Все пятилетки. Все гнедые с черными мохнатыми ногами.

Сделал нам конский барышник, что торговал арденами, две скидки – за опт, и за то, что заплатили золотом, а не бумажными деньгами. Но все равно кони не дешевыми оказались. Импорт! За морем телушка – полушка, да рупь перевоз.

– Мы этих кобыл нашими, русскими, тяжеловозами покроем. Неплохие полукровки должны выйти, - ездил нам по ушам тарабринский знаток.

– Никак ты, Ваньша, восхотел собственный конный завод завести? – подколол его Тарабрин.

– А ежели и так, то кому от сего будет худо? – вскинул головой лошадник.

– Ну, а если на чужом заводе? Управляющим пойдёшь? – это уже я влез. Из любопытства и вредности.

– А пойду. Все с лошадками в обнимку.

– Вот к нему, - кивнул на меня Тарабрин, - и пойдёшь конный завод ладить. В Крым. Хороших тяговых коней разводить, соль возить, много ее надо будет.

Удивляет меня проводник. Хотя, что тут удивительного? Привязывает он меня к своей общине как может и чем может. Василисой, солью, племенным конным заводом. От своего хозяйства особо не побегаешь.

Для своего будущего хозяйства обзавелся я незаменимой вещью – самоваром. Даже двумя. И оба из Тулы. Один емкостью на ведро воды, другой - на пять ведер. Кипяток нужен дома не только чай пить.

Продавались здесь и посеребренные самовары варшавской работы, но это, по-моему, уже лишние понты.

А вот серебряные подстаканники, тоже варшавской фабрикации, я взял. Вместе со стаканами гранеными. Пригодятся. Как и ложки-вилки серебряные на 12 персон. Молочники там, сахарницы, чайницы и прочую мелочь для дома. Отечественные, недорогие, хлебниковской работы. Фаберже тоже в продаже был, но заметно дороже. Сервиз отечественный гарднеровского фарфора обеденный также на 12 персон – 96 предметов. Два больших рогожных короба вышло, упакованных по всем правилам для дальней дороги.

Главное, турку купил – кофе варить, настоящую, медную, турецкую! Кофемолку ручную. И фунт йеменского мокко в зелёных зёрнах. Посмотрим, как он тут от нашего кофе отличается.

Потом подумал, вернулся и взял еще фунт кофейных зёрен. И заодно чая в запас фабрики Высоцкого в жестянках по четверть фунта – он тут лучше качеством, чем тот, что в России ««осевого времени»» продают. Это я уже на постоялом дворе распробовал.

И что значит хорошая одежда в это время от правильного портного… Везде ко мне с поклоном, все предупредительны, величают не иначе как ««вашим степенством»». Не знают, чем ещё угодить, лишь бы я купил чего-нибудь у них.

Тарабрин растолковал.

– Для мещанина, даже богатого, ты слишком свободно себя ведешь, Митрий, а от дворян отличаешься отсутствием презрительного взгляда и пренебрежительных жестов. Не снисходителен, как интеллигент. Значит – купец. Купец, глядя на твои манеры, ты провинциальный. Но с деньгами, судя по одёжке. И куришь ты дорогие толстые папиросы. Да бороду модно стрижёшь. Вот отсюда и почёт. Глаз у приказчиков наметанный, кого степенством величать, кого благородием, а кого и взашей сразу гнать. Тебе только золотой часовой цепи через пузо для полноты образа не хватает.