Запоздавшее возмездие или Русская сага

— конюшни, парк для артиллерийской техники, мастерские, склады.

Три командира постояли на краю плаца, на котором сержант проводил занятия по строевой подготовке. Судя по неуклюжести красноармейцев и излишней строгости сержанта шло обучение новобранцев. В стороне покуривают два взводных — младщие лейтенанты. И это вместо того, чтобы самолично готовить из новобранцев солдат, про себя возмутился Видов. Ну, уж нет, такого в «своем» взводе он не допустит, в нитку вытянется, есть-спать не будет, а сделает будущее подразделение самым передовым…

Новое пополнение командного состава принимали, как говорится, на высшем уровне: командир полка, полный одышливый подполковник с припухшими глазами, комиссар, розовощекий, подтянутый, и начальник Особого отдела, сухопарый с узкими, недоверчивыми глазами.

— Семейные есть? — перебирая на столе личные дела командиров, спросил комполка. Будто семейное положение лейтенантов — главное их качество.

Двое отрицательно помотали головами. Семен промолчал.

Подполковник перелистал личные дела.

— Почему не признаешься, Видов? Стесняешься? Ну, ладно, — обреченно вздохнул он. — Твоя благоверная пока поживет у папы с мамой, освободится место в семейном общежитии — вызовешь… Так говорю, комиссар, или не согласен?

— Все правильно. Пусть лейтенант покажет себя, а мы поглядим: дать ему отдельную комнату или повременить.

Видов еще выше задрал голову, самолюбиво проговорил.

— Разрешите доложить, жена кончает институт, раньше, чем через год не образуется.

Подполковник облегченно вздохнул. Комиссар рассмеялся. Особист достал из кармана крохотный блокнотик и что-то черкнул в нем таким же маленьким карандашиком. Взял на заметку? Почему, что заинтересовло его в коротком докладе лейтенанта?

Со времени конфликта с комиссаром училища осталась у Видова этакая настороженность, ожидание продолжения училищных неприятостей. Нет, он ни о чем не жалел, вопросы комиссару тогда задавал не по простоте душевной — осознанно. Но как бы эта самая идиотская «осознанность» не аукнулась для него в полку?

— Ну, и слава Богу. А то не успеют принять подразделения — рапорт на стол: прощу разрешения вызвать горячо любимую женушку… Итак, молодежь, пойдете взводными. Чтобы никого не обидеть по одному в батальон… Другие мнения имеются?

Комиссар одобрил, особист равнодушно пожал плечами. И снова что-то черкнул в дамском блокнотике.

Вот и все знакомство. Если, конечно, не считать пространной лекции, прочитанной комиссаром и инструктажа в комнате Особого отдела. По поводу всепроникающей вражеской агентуры и, в связи с этим, необходимости постоянного контроля за разговорами среди личного состава.

— Это как понимать? — не выдержал Семен. — Стукачами обзаводиться?

Особист смерил дерзкого лейтенанта предупреждающим взглядом.

— Люди, помогающие органам в борьбе с вражескими разведками, именуются не «стукачами», а сексотами. Расшифровывается — секретный сотрудник.

Все равно стукач, подумал Видов, но высказать свое мнение вслух не решился. В памяти еще жил бывший ученик родителей, следователь НКВД. Не зря он угрожающе покачивал перед лицом навиного курсанта толстым указательным пальцем. Дескать, еще раз попадешься — не помилуем…

Потекла однообразная гарнизонная жизнь. Однообразная и поэтому скучная для других командиров. Видов вписался в службу с первых же дней после приема подразделения. С удовольствием проводил занятия по строевой, боевой и политической подготовке. Сержанты вслух роптали, но в душе были радехоньки — новый взводный освободил их от необходимости возиться с красноармейцами. Радость поуменьшилась, когда дотошный лейтенант их тоже поставил в строй обучающихся.

«Хороший командир», «неплохой мужик», «так себе — ни рыба, ни мясо», «хуже не бывает» — красноармейская масса оценивала своих командиров по многоступенчатой шкале. В большинстве случаев безошибочно. Видов «прошагал» по всем ступеням, начиная от «хуже не бывает» и кончая «хороший мужик». Не чурался играть с подчиненными в волейбол, на занятиях по физической подготовке самолично крутил на турнике «солнышко», прыгал через «коня». Во время учебных стрельб гонял подчиненных до седьмого пота, заставляя не просто стрелять по мишеням — делать это лежа, с колена, стоя, после утомительного марш-броска.

Командир батальона несколько раз побывал на взводных занятиях. Удовлетворенно качал головой. Точно так же был удовлетворен проверкой занятий по политподготовке и дотошный комиссар полка.

Больше проверок не было — командование, похоже, уверилось в способностях нового взводного.

Видов не просто командовал взводом — он с под"ема до отбоя жил в казарме, питался из солдатского котла. В общежитии только спал или изредка заглядывал за письмами.

— И зачем ты так выкладываешься? — недоуменно пожимал узкими плечами сосед по комнате, интеллигентный очкарик. — Думаешь досрочно еще один кубарь подвесят? Зря надеешься, сколько служу — такого не упомню. Лучше после обеда пойдем к одной моей знакомой. Библиотекаршей работает, видная девка. Она спроворит подружку — отлично время проведем.

— Пригласи кого другого, — хмуро советовал Видов, вскрывая конверт с очередным супружеским посланием. — Хочу ночью устроить во взводе свою учебную тревогу. Незапланированную. Погляжу, как хлопцы уложатся в норматив.

Сказал — будто отрезал. Обиженный сосед натянул начищенные кирзачи и отправился искать другого партнера. А Семен углубился в чтение письма. Хмурился и улыбался, но чаще — хмурился.

Письма от Светланы приходили через день. Она подробно описывала студенческие будни, чем занимается по вечерам, какую кинокартину смотрела. В каждом письме — самый главный для нее вопрос: дадут ли мужу отпуск и, если дадут, то когда?

Семен отвечал значительно реже — один раз в неделю. Для более частой переписки не хватало времени — все оно было отдано взводу. От под"ема и до отбоя. Без праздников и выходных дней.

Через месяц взводного вызвали к командиру батальона.

— Вот что, Видов, принимай роту… Понимаешь какое дело, бывший ротный оказался продажной сукой, агентом японской разведки. Но наши органы не проведешь — ночью его арестовали.

Своего ротного, старшего лейтенанта, Видов не то, чтобы любил — уважал. За немногословие, за справедливость по отношению к красноармейцам и младшим командирам. Он просто не мог представить его в роли предателя, врага народа.

— Может быть, ошибка вышла, товарищ майор? Не похож мой ротный на предателя, никак не похож.

— Ты что же считаешь, что у врагов народа на лбу написано, кто они такие? Наивный ты человек, лейтенант…

— И все же не верю! Давайте, товарищ майор, напишем хорошую характеристику, а? Вдруг чекисты прочитают и поймут…

— Все ясно без характеристик и аттестований. Твой ротный оказался предателем, понял?… Все, прения закончены — вечером принесешь рапорт о приемке роты! Свободен!

Памятуя накачку, которую он получил от следователя НКВД во время пребывания в училище, Видов больше не стал упрямиться — пошел в канцелярию роты. По поведению батальонного, по тому, как тот стыдливо отводит взгляд, он чувствовал, что никакой ошибки не произошло, старшего лейтенанта просто оклеветали.