Запоздавшее возмездие или Русская сага

Мария, после ареста и ссылки мужа, неожиданно получила назначение заведующей магазином. С первых же дней работы в новой должности пустилась в загул. Кузнеца, которому, видимо, приелись слишком уж горячие и нетерпеливые ласки любовницы, сменил кривоглазый звонарь, который после двухмесячного развлечения уступил место в магазинной боковушке местному чекисту.

И — пошло-поехало! А чего, спрашивается, ограничивать себя, если жизнь походит на детскую пеленку — коротка и изгаженна? Что до магазина, то никуда он не денется, есть кому торговать, а чем именно — какая разница, сельчане все сгребают с полок. Под началом — две продавщицы: молоденькая, едва оперившаяся, и старая карга с двумя зубами и пучком волос, кокетливо перевязанным цветной ленточкой.

Младшая продавщица скрашивала жизнь Клавки, учила ее читать, потихоньку подкармливала, иногда, если позволяло время, они гуляли по дорожкам прицерковного кладбища. А вот древняя карга заполняла душу дочки заведующей несмываемой грязью незаслуженых обид. Про себя девочка крестила обидчицу древней рухлядью, прокисшим молоком, бабой-Ягой. Но внешне улыбалась, прятала за длинными ресницами действительное свое отношение.

Постепенно Настя заменила Клавке мать. Даже в школу, в первый класс, 000повела девочку не Мария — младшая продавщица, которая и платьице с передничком нагладила, и букет цветов завернула в дефицитную тогда оберточную бумагу.

Увидев на пороге школы давнюю свою жертву, мальчишки набросились было на нее, но неожиданно девчонку защитили два подростка. Один врезал главному Клавкиному обидчику по шее, второй, угрожающе выпятив массивный подбородок, свалил с ног другого.

Произошла обычная ребячья драка, с кровавыми соплями, с ссадинами и синяками, с угрозами пожаловаться отцам и старшим братьям. Сквозь слезы, застилающие глаза, Клавка со страхом следила за потасовкой. Трудно сказать, кто в ней победил, сказалось численное превосходство клавкиных противников. И все же обидчики оставили девочку в покое. Если кто-нибудь из них бросал в ее адрес обидные клички, Семка сжимал кулаки, Прошка выпячивал знаменитый подбородок. Как правило, этого оказывалось достаточным.

После окончания школы друзья разъехались: Семка — в военное училище, Прошка остался работать в колхозе, Клавка поступила в медучилище, находящееся в районном городишке. Конечно, первое время она тосковала, но окружение было далеко не деревенским, ее никто не дразнил и не обижал. Свыклась с обстановкой и сокурсниками. Только изредка по ночам мерещились встречи с надежными защитниками и покровителями, совместные прогулки, рыбалки, купания в Ушице.

К тому же, медицина захватила будущую медсестру с такой силой, что — ночь за полночь, а она читает и перечитывает учебники, копается в цветных атласах, твердит наименования суставов и костей. Мысленно фантазирует — вдруг заболеет Прошка и она спасет его от верной смерти, или в сражении ранят Семена — медсестра окажет первую помощь, перевяжет рану.

Наконец, училище закончено. Отметки — не такие уж высокие, но вполне приличные. Направление — в родной колхоз. Предусмотрительный председатель оформил в сельсовете нужные бумаги, не доверяя почте, самолично привез их в училище.

И вот — поликлиника с больничкой на десять коек…

Конечно, далеко не каждая сельскохозяйственная артель имела в те трудные времена собственную больницу, большинство обходилось редкими наездами уездных лекарей. Председатель гордился своим, как он упорно именовал обычный медпункт, лазаретом, даже прикрепил к нему транспортное средство в виде пролетки, запряженной унылым мерином. Возница, дядька Трофим в основном обслуживал сельсовет, но получил строгий наказ: по первому же требованию перейти в подчинение медицины.

По меньшей мере два раза в неделю глава колхоза приезжал в «лазарет», задумчиво подергивая вислые усы, обходил койки в единственной палате, опасливо поглядывал на прикрытые марлей инструменты. Спрашивал, все ли в порядке, не нужно ли чего от колхоза? Доктор Горячев торопливо выкладывал очередные просьбы, которые немедленно удовлетворялись. Правда, «главврач» изрядно скромничал, ограничиваясь дополнительными литрами молока да досками для ремонта прохудившегося пола.

Одна из этих просьб — подыскать знающую и опытную медсестру с училищным образованием…

Клавдия не обманула Семена — немолодой врач, действительно, сделал ей предложение. Этот день, вернее, вечер, надолго запомнился девушке.

Тогда Фрол Петрович, или, как втихомолку прозвали его пациенты, «Укол Лекарствович», вел обычный прием больных необычно нервно. Спрашивая о симптомах того или иного заболевания, бросал на медсестру вопрошающие взгляды. Будто она обязана знать — придумывает пациент мучающие его боли или говорит чистую правду?

Толстый, мясистый нос, тонкие губы, спрятанные под небольшими усиками, две глубокие морщины, идущие от глаз к шее, манера передвигаться рывками, будто отталкиваясь от пола — короче говоря, мужчина далек от девичьего идеала. Но внешний облик врача компенсировался добротой и медицинскими познаниями, умением укрощать самых упрямых пациентов.

— У вас, дорогой, не просто простуда — воспаление легких, — шептал он, выслушивая в тот день очередного больного. — Вам так не кажется, Клавочка? Впрочем, лично мне все ясно… Как хотите, мой неоценимый друг, но придется вам погостить у нас. Поколем лекарствами, поглотаете витаминчиков — выздоровеете.

— И сколько мне лежать? — дрожащим голосом спрашивал здоровенный детина, косясь на разложенные под марлей шприцы, пинцеты, ланцеты и прочую медицинскую «утварь». — Мне работать надоть.

— Выздоровеете — наработаетесь! — укоризненно качал лысой головой Укол Лекарствович. — Все зависит от вас, милый, только от вас. Покой, тепло, никакого курения и, Боже избавь, алкоголя — вот все, что я от вас потребую, дорогой. Остальное — не ваша забота, мы с Клавочкой постараемся, хороший мой…Постараемся, Клавочка?

Скрывая насмешливую улыбку, медсестра слушала странный диалог, покорно соглашалась, кивала кудрявой головкой. Милый, хороший, дорогой, неоценимый

— обычный набор Горячева. По его мнению, хорошие слова в адрес пациента — все то же лечение.

Детина, конечно, согласился и тут же улегся на пустующую койку возле окна.

Его место напротив докторского столика заняла сопливая бабка, поминутно вытирающая то слезящиеся глаза, то текущий нос. Ее сменил колхозный конюх с жалобами на боли в спине. Потом — смешливая девица, сама не знающая, что и где у нее болит.

К трем часам поток пациентов иссяк. Последним был парторг, жалующийся на постояные головные боли. Еще бы не болеть голове, с иронией подумала медсестра, если с утра до вечера приходится читать разные лекции, отвечать на десятки каверзных вопросов.

Получив горстку таблеток, парторг вежливо поблагодарил «медицину» и ушел.

— Кажется, мы с вами пошабашили, дорогая помощница! — торжественно провозгласил доктор, вытирая потную лысину несвежим носовым платком. Поднялся с полумягкого сидения и «запрыгал» по комнате, на подобии подбитого мальчишками воробья. — Но у меня имеется еще одно деловое предложение, милая красавица.

Смущается, старается смотреть в противоположную сторону, нервные длинные пальцы перебирают полу белого халата. Сердце девушки забилось с удвоенной силой. Будто она проникла в подсознание Горячева и прочитала там все, что он сейчас скажет. В области любовных отношений женщины — талантливые провидицы, Клавдия не была исключением. Тем более, что она уже давно подметила со стороны врача далеко неравнодушное к себе отношение.

— Дело в том, — продолжал бегать по кабинету немолодой воздыхатель, — что в город из уезда приехал самодеятельный театр. Название потрясает: «Даешь коммунистическую культуру!». Представляете, дорогая медсестричка, ни много, ни мало — культуру, да к тому же — коммунистическую!