Запрещенная реальность. Том 2

— Правильно, — весело проговорила Ульяна, останавливаясь напротив и расчесывая волосы. — Дао, которое можно выразить словами, не истинное Дао, как говорят китайцы-даосы. А еще о чем вы беседовали? — Она подошла совсем близко, так что у Васи закружилась голова от этой близости и от желания схватить ее в объятия и никогда не выпускать.

Они замерли, глядя друг на друга вбирающими глазами, ощущая странный трепет и гулкое синхронное биение сердец, и в памяти обоих вдруг всплыл берег реки, костер, трава, объятия и поцелуи и безумство любви… Затем Вася почувствовал прикосновение ее тела, от которого у него по жилам побежала не кровь, а электрический ток, жгучий огонь ее губ на своих губах, озоновый удар запаха чистых волос по обонянию и распахнувшуюся звездную бездну глаз…

Поцелуй длился так долго, что оба задохнулись. Потом Ульяна, все еще крепко прижимаясь к нему, медленно проговорила:

— Балуев, тебе не кажется, что мы спешим?

Василий храбро окунулся в глубокие омуты ее огромных влажных глаз и сказал одно лишь железное слово:

— Нет!

За завтраком они были так молчаливы, что Иван Терентьевич, похвалив кулинарные способности Балуева, всполошился:

— Что это вы как в воду опущенные? Аль поссорились?

Он, конечно, догадывался о чувствах Василия и Ульяны, но делал вид, что ничего не видит. Вася поймал лукавый взгляд девушки и пробормотал:

— Я кое-что никак не пойму… — Он оживился, найдя вдруг способ свернуть со скользкой дорожки объяснений и перевести разговор на другую тему. — От Соболева я слышал о Знаниях Бездн. Долго ломал голову, что это такое, пытался разыскать литературу, расспрашивать самого Соболева, с вами беседовал в Рязани, но так и не понял, с чем их едят, эти Знания. Неужели они столь опасны и секретны, что даже упоминать их всуе нельзя?

— Почему же, можно. — Иван Терентьевич промокнул губы салфеткой, еще раз похвалил повара. — Очень вкусно! Счастлива будет ваша жена, Василий Никифорович. — Взгляд, брошенный им при этом на Ульяну, ничего не выражал, кроме одобрения, но Вася понял, что Парамонов знает о чувствах девушки больше, чем она сама. — Есть несколько версий относительно смысла, вкладываемого в термин «Знания Бездн». Например, это информация о Мире, в том числе и о грядущем, то есть формула, полностью описывающая процессы и порядок вещей во Вселенной, в «розе реальностей». По другой версии, Знания Бездн — код или матрица возможностей, заложенных во Вселенную. По третьей — это Имя Бога, Творца «розы реальностей», которым закодированы все реальности, в том числе и земная, «запрещенная», и так называемая Материнская.

— Слышу второй раз — Материнская реальность, но не представляю, что это такое…

— Ну, Балуев, это вопрос вопросов, — сказала Ульяна. — Сюань, как говорят даосы, то есть самая глубокая и наиболее непонятная из тайн Мироздания.

— Немножко не так, — не согласился Иван Терентьевич. — Самой глубокой тайной Мироздания все же считается тайна Творца. Это действительно сюань! Близкая к ней по мощи и масштабу — сяньди, «Образ, предшествующий Богу». А тайна Материнской реальности из того же разряда, что и «прикладные», частные тайны эйнсофа, Великих Вещей Абсолюта, трона Мастера Мастеров, рождения Внутреннего Круга, магического звучания «слов Бога», его Имени и других.

— Песня! — сказал с неподдельным восхищением Василий. — Все это звучит как песня. Но неужели вы, Посвященные во все тайны Круга, можете чего-то не знать?

— Каждая ступень Посвящения предполагает новый уровень знаний, — сказал Парамонов задумчиво. — То, что мы знаем, ограничено, чего не знаем — бесконечно.

— И об Имени Бога ничего не знаете?

— Только легенды, увы. По одной из них стоит только произнести тетраграмматон — четырехбуквенное Имя Бога, как Вселенная свернется! Известно, что ближе всех к разгадке Имени подошли Инсекты.

— Неужели так просто? — Василий недоверчиво посмотрел на Парамонова. — Произнесешь Имя — и Вселенной капут?!

— Далеко не так все просто, — засмеялась Ульяна, и у Василия внезапно возникло ощущение, что он уже беседовал с Посвященными обо всех этих высоких материях — в том будущем, которое для Матвея Соболева стало, по его словам, прошлым. Впрочем, только ли для Соболева? Отчего все чаще в голову приходят воспоминания о событиях, которые не происходили в жизни? Может быть, все-таки происходили?!

— Имя Бога человеческое горло и язык не в состоянии выговорить, — добавил Иван Терентьевич. — Инсекты — не говорящие существа в отличие от нас, поэтому они обошли проблему с другой стороны: создали псевдоживые организмы, очень и очень сложные, включающие в себя целые системы разнородных объектов, даже таких, как живые существа. Эти организмы способны были синтезировать сложнейшие звуки. Помните в Библии — «трубный глас»? Еще не Имя Бога, но уже сила, вполне могущая влиять на Вселенную. Вот за попытки Инсектов присвоить себе функции Творца Аморфы и наказали их — трансформировали, уменьшили — с помощью их же «волшебных» систем — в сто раз. Каким образом Аморфу Конкере удалось уговорить собратьев сохранить хищный род Блаттоптера, тараканов разумных, а потом превратить их в перволюдей — есть еще одна загадка истории. Но факт остается фактом: «отец» человечества не Бог, а дьявол! Если, конечно, суть Монарха Тьмы можно трактовать столь упрощенно.

— Но если он создал людей…

— Изменил Инсектов изоморфно, ускорил эволюционный процесс превращения насекомых в людей.

— Ну, все равно. Если он создал людей, значит, он на нашей стороне?

Иван Терентьевич покачал головой.

— Он на своей стороне.

— А он знает… Имя Бога?

Парамонов и Ульяна переглянулись.

— С одной стороны, Аморфы — дети Безусловно Первого и должны знать имя Деда. С другой, если бы Монарх знал, он давно изменил бы нашу реальность ради еще какого-нибудь эксперимента, да и всю «розу» тоже. Экспериментаторские аппетиты у него колоссальны.

— И все же он… — Вася не договорил, в прихожей зазвонил телефон. В трубке раздался голос Горшина:

— Соболев не приехал?

— Доброе утро, Граф. Не приехал. К обеду будет. Я тоже сейчас уеду и появлюсь здесь часа в два.

— Не советовал бы я тебе шататься по Москве, ганфайтер. Рыков вельми зол на тебя за выбитый глаз, не простит.

— Зато он теперь похож на Кутузова. Пусть радуется, что жив остался.

— Он вырастил себе новый, но все равно припомнит. Кардинал Союза — птица очень высокого полета, а ты в него — стрелкой. Нехорошо! Посиди дома, подожди остальных, нехорошее у меня предчувствие.

— Мне надо уладить кое-какие дела с начальством, машину достать, забрать из квартиры вещи и… кое-что еще. Я мигом.

— На твоем месте я бы не рисковал. Дай Парамонова.

Вася передал трубку Ивану Терентьевичу. Тот выслушал Горшина, сказал: «Хорошо», — и положил трубку.

— Ну что, закончили завтрак?

— Последний вопрос и убегаю, — заторопился Василий. — Вы сказали, что Инсекты — неговорящие существа…

— Конечно, нет, язык — изобретение Монарха, «встроенное» в наши гены. Если сознание человека базируется на информационной триаде: слух — речь — мышление, то Инсекты имели другую триаду: зрение — телепатия — медитация.

— Значит, они были телепатами? Выходит, человеческая речь, изобретенная Монархом, вытеснила телепатию и медитацию? Вот гад, лишил нас таких способностей! А вы, люди Круга, на чем «базируетесь»?

— Мы — еще люди, хотя и с расширенным спектром возможностей, а вот иерархи — это уже не люди. Их база уже не триада, а пентада: зрение — слух — речь — трансперсональное восприятие — меоз… или, если хотите, просветление.

— Ну, вы беседуйте, — сказала Ульяна с милой гримаской, — а я пойду отдохну, надоели умные речи. Спасибо за вкусный завтрак, Балуев. — Она ушла в гостиную.