Запрещённый приём
Шрифт:
— Я знаю. Я вел себя глупо и психанул, мне жаль. Но Бобби не шевелился с тех самых пор, как вы оставили его на полу. Разве он не должен был начать двигаться, если бы все было в порядке?
— Должен. — Сказала я, и вдруг поняла, что боюсь не зверя Бобби, а того, что я могла с ним сделать. Я не была так же сильна, как полноценный оборотень или вампир, но я крепче человека. Я ударила Бобби изо всех сил. Я спасала свою шкуру, так что не могла позволить себе слабину. Я перегнула палку? Его тело не выдержало того урона, который я нанесла? Господи, это же будет пиздец, если
— Ты могла сломать ему шею? — Спросил Ньюман.
— Апперкот опаснее всего для спины, но Бобби после него вполне нормально двигался.
— Будь он человеком, я бы побеспокоился о черепно-мозговой травме. — Послышался голос Ливингстона со стороны двери.
— Вы про сотрясение? — Уточнила я.
— Оборотни вообще могут получить сотрясение? И если да, способны ли они исцелить его лучше, чем это делают люди?
— Он не мертв. — Сказал Олаф.
— Приятно это знать, но я никогда не видела, чтобы оборотень так долго исцелялся от таких повреждений. Если бы он не был серьезно ранен, он бы уже начал двигаться. — Заметила я.
— Он способен принимать биформу? — Спросил Олаф.
— Я не очень шарю во всей этой новой политкорректной терминологии. Мне казалось, что биформа — это про всех оборотней (понятие из области математики, которое говорит о наличии двух переменных у одной функции — прим. переводчика), а бипедальность — конкретно про получеловеческую форму, разве не так?
Олаф, казалось, немного поразмыслил над моим вопросом, после чего кивнул.
— «Бипедальность» подходит человеку-леопарду, но тот факт, что мы подняли эту тему, доказывает, что понятия «биформа» и «бипедальность» практически идентичны.
— Лучше уж так, чем все эти «териантропы» вместо оборотней и «элурантропы» вместо веркотов. Какие-то ребята без чувства юмора придумали это, потому что решили оскорбиться на «ликантропию» в адрес тех, кто не имеет отношения к волкам.
— У заключенного есть бипедальная форма? — Спросил Олаф.
Я покачала головой.
— Только животная, и, если честно, это был самый маленький зверь, которого я видела среди верлеопардов. Почти такого же размера, как самый обычный леопард.
— Значит, он слаб.
— Хочешь сказать, у него недостаточно сил, чтобы залечить такие повреждения?
— Я хочу сказать, что он не будет исцеляться так, как это делают сильные оборотни — только и всего. — Он даже развел руками, словно пытался успокоить меня этим жестом. Я вдруг поняла, что он старался эмоционально смягчить для меня ситуацию, чтобы мне было не слишком тяжело. Тот Олаф, которого я встретила много лет назад, не стал бы об этом париться.
Я крикнула:
— Ледук, ну где там ключи?
— Ну пущу я вас в клетку, а дальше-то вы что делать будете, Блейк? — Послышался голос шерифа со стороны двери, когда Ливингстон отодвинулся, позволив ему войти в помещение.
— Проверю, насколько серьезно он ранен.
— И что потом?
— Мы можем вызвать… — Я осеклась. — Мы ведь не можем вызвать скорую.
— Мы обязаны. — Заметил Вагнер.
— Я
согласен с Троем. — Подал голос Ньюман.— Ты же видел, что он со мной едва не сделал. — Сказала я. — Мы не можем оставить его наедине с фельдшером или парамедиком.
— Благодаря тебе он в отключке, Блейк, так что не представляет опасности.
Этот комментарий меня выбесил, и я позволила ярости пролиться в своем голосе.
— Я была уверена, что он убьет меня, Ньюман. Как и ты. — Я подарила ему соответствующий красноречивый взгляд.
Ньюман смотрел на меня какое-то время, после чего его решительность немного поугасла.
— Проклятье, Блейк. Мы ведь пытаемся спасти его.
— Я в курсе, но если то, что мы видели в клетке — это предел его самоконтроля в процессе перехода, то я в шоке, что он еще никому не навредил.
— Ты же видела снимки, на которых он в животной форме со своей семьей.
— Видела, но я тебя уверяю, что знакомые мне верживотные с хорошим контролем над собой не перекидываются так, как это делал он.
— О чем вы? — Спросила Кейтлин из-за двери. В комнате с клетками было слишком тесно, так что она осталась снаружи.
— Его трансформация по-настоящему груба и болезненна. В процессе становятся видны все части тела и то, как они перестраиваются. Гротескный переход, как на развороте медучебника — тело расчленяется и собирается заново. Если бы все оборотни так перекидывались, никто бы не захотел видеть это на сцене.
— Не примешивайте сюда неестественный бизнес своего жениха из Сент-Луиса. — Бросил Ледук.
Я развернулась и уставилась на него.
— Вы в отпуске были, когда вводили политкорректную терминологию, Дюк? Потому что называть сверхъестественных граждан неестественными — это грубо. — Слова мои были спокойными, а вот тон — немного пылким.
— Статус начальника местечкового департамента полиции имеет свои преимущества. Например, я могу не вникать в последние изменения во всяких там политкорректных словарях. Мы ведь не можем оскорбить кого-то, сказав, кто он есть на самом деле?
— Мужчин моей жизни устраивает, что их называют вампирами и оборотнями. Черт, да ни один мой знакомый вервольф не возникал на тему ликантропии.
— А как насчет бездушных демонов и неистовых чудищ? Давайте называть вещи своими именами. — Сказал Дюк.
Я покачала головой и уже даже не злилась.
— Только человек, который ни разу не сталкивался с демоном, будет разбрасываться такими словами.
— Вы же не встречали демонов. — Голос Дюка прозвучал не так уверенно, как его слова.
— Черта с два. — Я шагнула к нему и позволила себе, наконец, разозлиться. — Вы можете жить себе здесь преспокойненько, выебываясь на мужчин, которых я люблю, потому что люди вроде меня охотятся на опасных тварей, и держат их подальшей от милых маленьких городишек вроде вашего.
— Вин на таких не охотится.
— Я не могу судить о делах Ньюмана, но можете мне поверить — сама я всякого дерьма повидала, похуже в том числе. Я — Война, а Отто — Чума. Ты не зовешь Всадников, если речь не идет о блядском Апокалипсисе.