Запрет на любовь

Мать всегда говорила, мол, кудри нравятся девчонкам. Стал замечать, что это — правда только тогда, когда к ним стала прикасаться Тата. Иногда. Осторожно и как бы невзначай.

Вообще, у нас с ней с этим поначалу было туго. Имеются ввиду всякие тактильные штуки. Мне, к примеру, понадобилось время, чтобы приучить девчонку к тому, что я могу взять её за руку или приобнять.

Джугели в этом плане конкретный тест на выносливость и терпение устроила. Я же привык делать то, что хочу, а тут на тебе! Нельзя.

Тата долго не позволяла мне те мелочи, разрешения на которые я раньше у девчонок не спрашивал.

Наверное, так оно и было бы дальше. Не согласись я поиграть в изматывающую, изнурительную игру под названием «дружба».

Когда мы стали общаться без этих моих намёков на нечто большее, девчонка заметно расслабилась и начала терять бдительность, подпуская меня к себе всё ближе и ближе.

С одной стороны кажется, что это, типа, плюс, но, блин, с другой… Лично мне с каждым днём становится всё тяжелее тащить это и контролировать.

С контролем вообще большие проблемы, ведь ты вроде как и рядом с ней постоянно, но, чёрт, вообще не в той роли, на которую претендуешь.

Долбаные границы сводят с ума. Мозгами понимаешь, что одним поступком можешь разломать весь тот пазл, который кропотливо собирал. Понимаешь, да. Вот только куда деть терзающие тебя с утра до ночи чувства, если мир теперь лишь вокруг Джугели вращается?

Не спишь ночью. Потому что думаешь о Ней.

Ждёшь утра, чтобы встретить её у ворот школы.

Берёшь за руку, сжимаешь ледяные пальцы.

Видишь, как она улыбается или вдруг грустит. Просишь рассказать, в чём дело. Потому что и сам это настроение перенимаешь.

Смотришь на неё. Охреневаешь с того, что тебе тупо всё в этом человеке нравится. Запах. Голос. Смех. Жесты. Внешность и характер. (А он у неё звездец какой сложный!).

И вот вы проводите время вместе. Не столько, сколько хотелось бы и не так. Ведь вокруг постоянно окружает кто-то. Пацаны. Филатова. Вебер. Одноклассники…

Моменты, когда вы вдвоём — редкое явление. То у неё тренировка, то репетитор, то дома по настоянию деда надо быть и всё тут.

Прощаешься каждый раз с тяжёлым сердцем и по новой ждёшь «завтра».

Бесконечно, по кругу.

Ах да, забыл упомянуть, ты ведь в телефоне сидишь постоянно. Строчишь ей сообщения или кидаешь дурацкие видосы.

А ещё… Ты упорно молчишь. О важном. О том, что твои предки общаются с тем, кого она люто ненавидит.

Круто?

Короче, всё к одному.

Насколько ещё меня хватит — не знаю. Ситуация начинает серьёзно напрягать.

— Как планируешь провести праздники? — спрашивает у Таты Илона.

— Новый Год встретим здесь, а третьего летим с дедушкой и бабушкой в Москву.

Мои кайфы резко заканчиваются. Принимаю вертикальное положение и недовольно на неё смотрю.

— Ты уезжаешь?

— Да. Мне нужно навестить отца.

— Надолго? — поправляю пятернёй творческий беспорядок на башке.

— К десятому вернусь.

— Проведёшь в Москве все каникулы?

— Всего неделя, — растерянно пожимает плечом.

«Всего». Это же охренеть как много!

— Ты не говорила.

— Билеты только вчера купили.

Замечательно. А я, вообще-то, кучу всего запланировал.

— Ясно.

— Чайник закипел. Пирожки принесла. Дальше самообслуживание, — громко объявляет вернувшаяся в актовый зал Филатова.

Иду к пацанам. Они там уже вовсю дегустацию вышеупомянутых пирожков проводят.

— О, горячие!

— У охранника в микроволновке погрела.

— И чё, этот злыдень разрешил? — удивляется Петросян.

— А я ему парочку тоже дала.

— Хитрожопая.

— А эти с чем? — интересуется Дэн.

— Свободный, ей Богу! Ты уже столько филатовских пирожков сожрал, а всё никак не можешь запомнить. Эти с яйцом, вот эти с картошкой, дальние с капустой.

— Всё правильно, Максим, — кивает Полина. — Марсель, угощайся.

Аппетита нет, но один я всё же беру. Чисто для того, чтобы занять чем-то свою напряжённую челюсть.

Неделя.

«Мне нужно навестить отца».

Окей, это я понимаю, но тревожит меня другое. Тигран-который-леопардовый-пиджак тоже ведь в Москве находится.

А вдруг к нему едет?

— Осторожно.

Ошпариваю пальцы кипятком.

Матерюсь.

Губами указательный зажимаю.

— Мальчики-девочки, идём пить чай! Небольшой перерыв и приступаем к украшению зала.

— Слышь, Филь, а ты реально сама их печёшь или всё-таки покупные?

— Петров, ты покупные от домашних отличить не можешь? — усмехается Горький.

— Ну мало ли, — пожимает тот плечом.

— Сама всегда готовлю, сто раз уже говорила, — обиженно возмущается староста.

— Не, ну вот интересно, а когда ты успеваешь? У тебя ж день распланирован по часам. Подготовка к олимпиадам, кружки, продлёнка, волонтёрское движение, воскресная школа, — загибает пальцы Денис.

— Когда минутка свободная выдаётся. Эти — утречком сварганила.

— Вот брешет! Ты на уроках с восьми утра вместе с нами! — фыркает Петросян.

— Так это с восьми. А встаю-то я в пять.

— Чё?

— В пять?

— Ты щас пошутила?

— Нет.

— На фига так рано?

— Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Слышал такое?

— Только про Бога не надо заливать, лады?

— Ромасенко!

Беседа прерывается. Все взгляды устремляются в сторону двери. Там стоит наш школьный психолог и она, судя по выражению лица, чем-то крайне недовольна.

— Здрасьте.

— Максим, можно тебя на пару слов?

— При всех говори чё хотела, у меня секретов от товарищей нет.