Запретная Родина
Шрифт:
…– Куда ты? Конлет!.. Я поняла, – вдруг разрыдалась она. – Ты мне мстишь! Ты хочешь отплатить той же монетой… Уйти, сказав, что это был всего лишь секс!
– Ты всегда видела в людях только плохое? – нахмурился парень. Потом вдруг усмехнулся и сел рядом с ней на матрас. – Честно говоря, ужасно есть хочется. Я хотел смотаться на кухню и что-нибудь вкусное приготовить. Веришь мне?
– Д-да…
– Хочешь здесь подождать или поможешь?
– Я с тобой, – без раздумий отозвалась девушка.
Со мной навсегда, – мысленно произнес Конлет. Фиг с ними, с сомнениями, да и сложности
Я проснулась с ощущением глубокого удовлетворения. Словно долго решалась на что-то, готовилась, размышляла – и сделала наконец-то. Сердце окутало тепло, и я потянулась к Алеарду, надеясь разбудить его как-нибудь по-особому… Предстоял долгий и прекрасный день.
Мы почти закончили с внутренней отделкой, и теперь планировали сделать баню на берегу озера. Как же хорошо было идти по берегу и выискивать красивые камни для стен! Алеард загружал валуны в тачку, а мне оставалось только идти за ним и всячески отвлекать, выманивая своими дурачествами поцелуи. Мы едва успели умыться после трудовой прогулки, как вдруг с моими чувствами произошло нечто странное. Накатила тоска, стало трудно дышать, и горло сдавило, словно я вот-вот должна была увидеть что-то невероятно печальное…
Но я увидела Ойло. Он шел к нам, опустив голову, за спиной болтался рюкзак. Против обыкновения походка его была тяжелой, медленной и странно напряженной. Парень остановился в двух шагах и протянул ко мне руку.
– Ойло? – насторожилась я, хватая и сжимая его пальцы.
– Прости, – хрипло отозвался парень. – Я не хотел портить вам день, но… с Крисом и Авой я уже попрощался. И с остальными тоже.
На крыльцо вышел Алеард. Он быстро спустился и взял парня за плечо.
– Что случилось? – шепотом выговорила я.
– Я увидел. Не могу рассказать обо всем… Это трудно.
– Но… Как же… Почему ты уходишь? Из-за видений? Куда? Надолго?
– Надолго, – отозвался он, глядя в землю. – Не знаю точно, куда. Так нужно.
– Ойло, – тихо сказал Алеард, – разве нет иного выхода?
– Не бойтесь. Так правильно. У вас все будет хорошо.
– Без тебя ничего хорошо не будет! – выговорила я. – Пожалуйста, не оставляй нас, Ойло! Это действительно так важно? Не хочу. Не отпущу тебя!
Он мягко сжал мои пальцы, склонился, и мы соприкоснулись лбами.
– Не бойся. Вам начертано долгие годы быть вместе. Я покажу.
Алеард сжал его плечо, и я увидела…
…Две голые попы. Совершенно очевидно, что они принадлежали незнакомым младенцам. А вот третья была мне хорошо знакома.
– Думаешь, им не будет холодно? – услышала я свой голос.
– Боюсь, как бы не было жарко, – ответил Алеард. – Кажется, они унаследовали мое пламя.
Вода – яркая бирюза океана, сверкающий песок как одна ровная горячая лепешка. Наш личный пляж, сокрытый скалами, уютный уголок для всяческих забав. Мне нравилось купаться голышом, и мальчишки обожали воду. Светловолосый радостно завизжал, рыжий подхватил…
…– Я бы хотел напомнить, о чем был уговор, – улыбнулся Алеард. Он лежал возле меня, и смотрел ласково, а пальцы перебирали мои волосы.
– Ну, так бараны
же! – рассмеялась я.– Вот именно, – кивнул мужчина. – И ни одной овцы пока что…
…– Аба! Аба! Аба-а-а! – повторяла малышка, ползая по двору за большим пушистым псом.
Мальчики – оба по возрасту лет пяти, но внешне совершенно разные – наблюдали за сестрой, играя с двумя пятнистыми котятами.
– Мама, Плакуша опять шерсть ест! – сказал светловолосый, и пришлось Алеарду забрать малышку в дом…
…Красивая девушка у водопада. Теперь-то я знала, кто она такая.
– Мам, ты пойдешь с нами купаться?
– Дождусь твоего папу, а вы идите.
Я успела увидеть мужчину – темные волосы, высокий… прозвучало имя, которое я не расслышала…
…Я вытерла лицо и поглядела на Ойло: он смотрел серьезно и печально.
– Чтобы это будущее сбылось, я должен уйти. Мне нужно искать, понимаете? Себя и свою собственную мечту. Я не хочу бросать вас, ребят, но иначе не могу.
– Как будущее может быть счастливым без тебя? – всхлипнула я.
– Ты все видела, сестренка. Я не показал своих троп, потому что теперь нам предстоит разойтись в стороны.
– Но необязательно навсегда! – отчаянно выговорила я.
– Не знаю, Фрэйа. Не могу обещать, что вернусь. Я был счастлив с вами, но теперь должен попасть в свое время. Не могу объяснить… этот поток манит, он словно создавался для меня и вскоре станет недоступен. Во мне шевелится пламя, и я должен сдержать или отпустить его. – Он подался вперед, и нас обоих обнял. – Люблю вас. Всем сердцем. Не забуду никогда. Вы – мое счастье.
– И мы тебя любим, – хрипло отозвался Алеард. – И будем ждать, сколько нужно.
– Дождемся, – прошептала я, касаясь его щеки. Слезы мешали запомнить милые сердцу черты. – Вернись к нам невредимым, и пусть тебя хранит мой дар.
Тотчас возник и заискрился серебряный шарик. Он уселся парню на плечо и застыл, только мягкий свет струился по темной ткани куртки.
– Прощайте, друзья.
– Прощай, друг…
Медленно, неохотно мы отпустили его, и Ойло укрыл густой туман. Он поднял руку, попытался улыбнуться… не смог. И мы не смогли. Последними пропали бирюзовые глаза, в которых стояли слезы, и я зарыдала, прижавшись к Алеарду и пряча лицо от солнца. Мне не хотелось света.
Так Ойло покинул родину, ушел, чтобы укрепить тропы свои и освободить наши. Так для него закончилась история о запретной родине, а для нас она только начиналась. И годы, что предстояли нам вдали друг от друга, мы старались переживать за троих, хотя я всегда пятнадцатого сентября подходила к посаженной у дома ёлке и плакала, вспоминая доброго и замечательного друга, с которым мы столько всего изведали вместе и стольким не успели поделиться…
...Он долго пробирался через необитаемые края. Без дороги, без выбора правильного направления. Когда твоя жизнь подчинена единой цели, ты идёшь к ней, не глядя по сторонам и не ориентируясь по звёздным картам. Он тащил с собой привычно оттягивающий плечи рюкзак. Было ли там всё необходимое? А что необходимо человеку, привыкшему к бесконечным одиноким странствиям? Маленькая палатка, нож, котелок, чтобы варить похлёбку, тёплая куртка и крепкая обувь... и лица любимых людей в памяти, ставшие такими же потёртыми и блеклыми, как старые фотографии.