Запретное желание

— Да, пап, это я, — бросаю ему лёгкий кивок и ловлю такой же в свою сторону.

— Я буду у себя, — растерянно обращается он к сидящим напротив меня и выходит.

Мне становится не по себе. Весь вечер, проведённый с матерью и сестрой, мигом улетучивается из моих мыслей, оставляя только осадок из-за мимолетной встречи с отцом.

Мать с сестрой переглядываются между собой, но ничего не говорят. Они понимают всё и, возможно, уже были готовы к этому.

— Мне пора, — говорю я, когда чувствую все сильнее нарастающую тишину и встаю с места.

— Может, все же останешься ещё ненадолго?

— Нет, думаю, на сегодня хватит, — снова смотрю я на дверь, где стоял отец. Мне определенно пора домой.

Мама поджимает губы, и разочарованно кивает. Знаю, что и ей тяжело видеть эту непростую ситуацию.

— Аманда, — обращаюсь я к сестре, и она мне машет. — Мам… — подхожу к маме и прижимаю её к себе. Она тянется ко мне и мягко целует в щеку.

— Надеюсь, она радует тебя больше, чем мы… — шепчет она мне на ушко, и я вопросительно оглядываюсь на неё. — Я о той девушке, о которой ты думал весь вечер. Меня не проведёшь, Адам, я вижу, как светятся твои глаза.

Ничего не говорю в ответ. Ей бессмысленно что-то говорить. Иногда у меня чувство, что в моем доме расставлены камеры, и она за мной следит. Иначе как объяснить, что она остаётся при своём мнении и уверенно раскладывает мои мысли по полочкам, успевая при этом сделать выводы?

Имела ли она в виду Луизу? Конечно же, нет.

То, что происходит между нами — игра. Небольшая и запретная игра, с нотками озорства.

Она — мое запретное желание.

Или влечение…

Я сам не определился.

Раскрываю дверь в мастерскую и щелчком включаю прожекторы на потолке. Я не вхожу внутрь, а просто остаюсь стоять на пороге. Глаза не отрываются от портрета на мольберте в центре комнаты. На нем девушка в серебристом платье с милой улыбкой смотрит на меня.

Так все же что это? Игра или влечение?

Луиза

На часах два сорок ночи. В комнате темно, лишь уличные фонари освещают небольшие части моей маленькой комнаты. Рассматриваю светильник на тумбе, фоторамку, на которой обнимаю родителей. Папа прижимает меня и Кайла, мама счастливая и весёлая.

Чувствую внутри невыносимое угрызение. Я возвращаюсь домой, улыбаюсь, говорю, что день прошёл как обычно, скучно и неинтересно. На деле всё наоборот.

Сегодня я занималась сексом со своим начальником.

И когда я стала такой искусной вруньей?

Мама и не подозревает, что у меня происходит. И это, думаю, хорошо. Ей незачем знать, что все её опасения на счёт Адама были не ложными. Да и признаваться уже поздно.

Не знаю, что делать дальше. Как быть? Я в тупике, и понятия не имею, как искать выход.

Не хочу увольняться.

Теперь это связано не только с отсутствием другой хорошо оплачиваемой работы.

В последнюю неделю я замечаю за собой что-то непривычное для себя. Я словно вживаюсь в новый мир, в котором живет Адам. Все наши короткие беседы, переглядывания и недосказанность связывают нас. И сегодня эта связь стала ещё теснее.

Все что я увидела в закрытой комнате, было той самой догадкой, что мучала меня последние пару недель.

Что вообще происходит? Зачем он рисует меня, да еще в таких позах?

Закрываю глаза, ощущая ужасную досаду и разочарование. Понимание того, что я теперь в списке охмурённых им женщин, сводит с ума.

Не хочу, чтобы он пользовался этим. Если Адам думает, что с этого дня я буду заниматься этим при любом удобном случае, то он наивный болван. Кровь на полотенце, думаю, должна была ему напомнить, что я не из таких.

Не знаю, чему я больше обрадовалась, тому, что Адам разрешил мне уйти, или тому, что не увольняет меня.

Боже! Какая же я жалкая. Какая я глупая.

Нам с ним надо поговорить, и серьезно. Необходимо разобраться во всем, что происходит. Желательно до того, как я снова окажусь соблазнённой.

Я снова вспоминаю момент сегодняшнего дня. Мой первый сексуальный опыт был не таким и ужасным, как я ожидала. Боль, которую я почувствовала в начале, притупилась, и я стала получать от неё удовольствие. Думаю, Адам знал, что делает. Он был очень нежен.

Хуже стало после, когда он принёс мокрое полотенце. Моя кровь на ней сразу напомнила мне то, что я наделала. Она в очередной раз дала мне понять, что я сдалась.

После того, как ушла из дома Адама, я провела на холодной скамье центрального парка почти два часа. Обдумывала все в голове, размышляла, что делать, как быть, но тщетно. Мне это не удалось. И даже теперь, лёжа в своей кровати в два пятьдесят, я понимаю, что ничего не предприняла.

***

Утром я, снова стою на кухне 88 этажа в квартире Бейтмана. Не знаю, как теперь его называть, и как обращаться. Понятия не имею, что между нами происходит и как он отреагирует на все это сегодня. Со вчерашней ночи ничего не изменилось, и я не понимаю, что мне делать. Единственное, к чему я пришла — попытка отработать хоть какое-то время.

Часам к десяти в коридоре раздаётся шум, и моя нервозность начинает зашкаливать до пика своих сил, как в первый рабочий день. Я суетливо приступаю к своим обязанностям, когда пороге появляется Адам, накидывая чёрную кожаную куртку на свои плечи.

— Доброе утро! — слышу я за спиной его голос и разворачиваюсь лицом, держа в руках чашку кофе.

— Доброе…

Адам следит за мной, пока я дохожу до стола. Он не отрывает глаз, когда я раскладываю приборы для завтрака и ставлю сбоку от тарелки чашку горячего кофе.

— Я не буду завтракать. У меня важная встреча, поэтому я спешу.

А как же разговор? Он что, снова собирается сбежать? Нет уж! Мы поговорим! Достаточно он избегал серьёзных тем.

— Нет аппетита? — поднимаю я на него глаза, пытаясь показаться увереннее. Ну и смелее. Быть той, кто не боится серьёзных разговоров.

— Представь себе. Я и так уже достаточно проспал, — не отрывает он своих смоляных глаз. — И почему-то меня никто не разбудил.

— Не знала, что и это входит в мои обязанности.