Заратустра: Танцующий Бог

Возможно, Заратустра — первый человек в истории, который говорит о коммунизме и анархизме. Богатых и бедных классов не должно быть; и не нужно такое мощное правительство, что оно может уничтожить все индивидуальное.

Только там, где кончается государство, начинается человек — не лишний, но необходимый: там звучит песнь того, кто нужен, — единственная и неповторимая...

Только там, где кончается государство, начинается существование необходимого человека, уникального, со своей песней, со своей мелодией. Государство всегда убивает уникальность.

Высокопоставленные люди не могут терпеть тех, у кого нет никакой власти, но которых, тем не менее, уважают миллионы людей. Они понимают лишь язык власти, силы, они не понимают язык любви, они не понимают язык творчества. Они не понимают, что песня сильнее любого ядерного оружия, что поэт сильнее любого президента, поскольку поэт созидает, а президент может только разрушать.

Поэт не заявляет о своем господстве над кем-нибудь; он просто отдает свое сердце, делится своими мелодиями, песнями. Он действительно император. Он может быть никем для правящей элиты, но он проникает в самое сердце человечества. Президентов забудут, премьер-министров забудут, но песня поэта, произведение музыканта останутся в веках. Они принадлежат вечности.

Мне вспомнился один индийский император, Акбар. Его автобиография называется Акбарнама, и там говорится, что в жизни его очень интересовали все творческие люди. При его дворе находились величайшие поэты страны, мудрейшие люди, великие певцы, музыканты, танцоры. Должно быть, его двор был самым богатым из императорских дворов.

Его придворным музыкантом был Тансен, и Тансена считали непревзойденным. Его музыка была магической, в ней была гипнотическая сила, и Акбар не мог наслушаться его, хотя и слушал каждый день.

Однажды поздно вечером, когда Тансен покидал дворец, Акбар сказал ему:

— Тансен, я никогда не говорил тебе, но мне много раз приходила в голову мысль. Я не могу представить, чтоб кто-нибудь играл лучше тебя; это просто невероятно. Но, прости меня... мне пришла мысль: если твой учитель жив, мне хотелось бы взглянуть на того, кто учил тебя музыке, у кого ты прошел школу. Как знать, может быть, твой учитель более великий музыкант — хотя я не могу представить, в чем он может превосходить тебя.

Тансен ответил:

— Мой учитель жив, и, верите вы в это или нет, но я - просто пыль под его ногами. Я не могу даже подумать о том, чтобы сравнивать себя с ним — так велика разница.

Акбар очень взволновался, он сказал:

— Пригласи его ко двору, мы примем его, мы наградим его, будет большой праздник! Тансен ответил:

— Это трудно, потому что он саньясин; он живет совсем близко от дворца, на берегу реки Ямуна, в маленькой хижине. Его зовут Харидас, и он никогда не поет, никогда не играет, если это не происходит спонтанно; никогда он не играет по заказу. Так что это очень трудно.

Если вам действительно интересно, нам придется сесть рядом с его хижиной рано утром, в три часа, потому что в это время он просыпается и купается в реке, а потом — у него есть маленькая статуя богини мудрости — он играет перед статуей. В это время там больше никого нет. Вам придется спрятаться за хижиной, в деревьях, потому что, если он заметит, что его кто-то слушает, он может не петь, не играть на своих инструментах. Он сумасшедший!

Но слышали ли вы когда-нибудь, чтобы великий творец не был сумасшедшим? В них есть определенное безумие, в глазах мира они ненормальные.

Акбар был в таком нетерпении, что сказал:

— Мы пойдем сегодня ночью. Не уходи домой. Спи здесь, и в три часа мы будем у его хижины.

Император, великий император — он правил всей Индией — шел слушать музыку как вор! И когда он услышал ее, Тансен не мог в это поверить — из глаз Акбара полились слезы, слезы радости и экстаза.

На обратном пути Акбар сказал Тансену:

— Если твоя музыка — магия, то музыка Харидаса — чудо. Но откуда такая разница? До сих пор я считал, что невозможно подумать, чтобы кто-нибудь был более великим музыкантом, чем ты. Теперь я думаю, что ты безнадежно отстал. У этого бедного саньясина, твоего учителя, есть нечто очень неуловимое — но это остановило мое мышление. Я полностью забыл о времени. Я забыл о том, что я великий император. Эти несколько мгновений были величайшими в моей жизни. В чем причина, почему ты не можешь достичь этих высот?

Ответ стоит запомнить. Тансен сказал:

— Все очень просто. Я пою и играю для того, чтобы получить от вас что-нибудь. Я нищий. Во мне есть жадность. Я продаю музыку; я пою потому, что хочу что-нибудь получить. Он поет потому, что получил нечто. Он император. Его песня рождается из полноты сердца, а не из голодной жадности.

Его музыка рождается от избытка любви; ни по какой другой причине; от чистой радости, как аромат исходит от цветка. Она не продается, и разница именно в этом.

У меня прекрасная техника. Я научился всей его технике, в моей технике нет изъянов. Но сердце мое пусто. Я не знаю этого экстаза, я не пережил этого бытия, меня не касалось божественное.

Он совершенно сумасшедший. Он опьянен божественным, и музыка льется из него без всяких усилий, спонтанно. Вот почему ее нельзя заказать.

Друг мой, беги в свое уединение: я вижу, ты искусан ядовитыми мухами. Ревность и зависть, желание власти, желание иметь имя, славу и желание господства — это яды.

Заратустра говорит: Друг мой, беги в свое уединение: я вижу, ты искусан ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый свежий ветер!

Бегите к естественному, бегите к спонтанному. Беги в свое уединение! Слишком близко ты жил к маленьким и жалким; беги от их невидимого мщения! Нет в них ничего, кроме мести.

Любой творец, создает ли он картины, статуи, музыку или танец, рождает в маленьких людях, у толпы жажду мести. И быть слишком близко к маленьким людям опасно. Их ничтожество, их мелкий ум могут заразить вас. И окружение их ненависти может разрушить ваше созидание, уничтожить ваше величие.

Не поднимай же руки на них! Ибо они бесчисленны, и не твой это жребий — бить мух...

Я вижу, устал ты от ядовитых мух и в кровь исцарапан во многих местах, а гордость твоя не хочет даже возмущаться. Я знаю маленьких людей. Всякая толпа состоит из маленьких людей, во всем мире. Хорошо, что Заратустра говорит: А гордость твоя не хочет даже возмущаться. Его прозрение так верно психологически. Гаутама Будда тоже не гневался, но никто не указывал на то, что он не гневался из-за своей гордости.